Бег по раскаленному песку - Алёна Александровна Комарова

– Мне немного льстит, что обо мне ходят легенды, но такая слава даже мне не нужна.

Из приемной послышалась возня, визг секретаря, стоны, удары, всхлипы и звуки падающего тела, или шкафа, или трех шкафов.

Царев не стал ждать пояснений, встал из-за стола и вышел из кабинета в приемную. За ним последовала Лика.

Секретарь Анна все же нажала кнопку вызова охраны, и теперь эта самая охрана лежала по углам приемной начальника, а сама девушка сидела на столе, поджав ноги к груди и прикрыв рот руками. Лика машинально заметила и отметила про себя, что на полуметровых каблуках, наверное, очень тяжело и неудобно ходить, а как девушка умудрилась заскочить на стол, вообще загадка века.

Владимир уже пытался разобраться с кофе машиной. Его кстати отвлекли именно от этого дела, он нажимал на кнопки и подставлял стакан.

– Твой? – спросил Царев через плечо у Лики.

– Да. – Тараща глаза на стонущих охранников, ответила девушка и представила – Владимир.

Царев все понял с одного взгляда: мужчина Анжелики Валерьевны раскидал по углам троих его телохранителей, когда они примчались защищать его тело.

– Молодец! – похвалил он Владимира и предложил – проходи, в моем кабинете нет малышей из детского сада ясельной группы. А Анечка нам кофе принесет. Да, Анечка?

– Да, Константин Константинович – согласилась Анечка и спустила ноги со стола.

– И пригласите ко мне Бориса. Самсонова.

– Как ты… с тремя сразу? – шепотом осведомилась Лика, мысленно гордясь силой и мужеством своего мужчины.

– Я не сразу, – так же шепотом ответил Володя – третий позже пришел.

– Разве это что-то меняет? – улыбнулась она.

Они вернулись в кабинет, и Царев спросил:

– Зачем вам срочно понадобились деньги, что вы решили продать свой бизнес?

– Нужны.

– Это я понял.

Лика подумала, решилась и ответила:

– Сестру из плена выкупить.

Константин Константинович не ожидал такого ответа. Да, он знал, что такое война в мире, но сталкивался только с коррупционным пленом, когда в плен брали подпись на документе, которую нужно было выкупить, оплатив деньгами. С таким пленом он сталкивался, начав свой бизнес еще в девяносто четвертом году прошлого века. Первое время он принципиально не давал взяток, потом пришлось. Именно пришлось, когда очередной бюрократ из кабинета администрации города не ставил свою подпись на разрешении на строительстве набережной города. Набережная раскуроченная, как после бомбежки, своим видом отпугивала приезжающих отдыхающих и вызывала негативное отношение у местного населения. После нескольких недель обхаживания бюрократа, обладателя разрешающей подписи, юридический отдел Царева не выдержал и уговорил начальника на вынужденные обстоятельства. Константин Константинович занес ему в кабинет торт, на дне коробки которого скотчем приклеили пачку стодолларовых купюр. Дальнейшая судьба торта никого не волновала, надежда, что его использовали по назначению, отпала, как только алчные глазки увидели зеленые купюры. В тот же день «золотая подпись» стояла на документе, а строительная компания Константина Константиновича приступила к работе на набережной. Тогда Царев возненавидел себя, своих юристов, свою бригаду и больше всего того бюрократа, который своей властью заставил Константина Константиновича дать взятку.

Получив заветную бумагу, он хотел порвать ее на глазах бюрократа и кинуть в морду слащаво улыбающейся кабинетной крысе, которая прятала пачку денег в свою туфлю, предварительно вытащив стельку.

Царев не порвал документ, бережно положил в папку и вышел из кабинета.

С тех пор прошло много лет, но осадок от поступка остался в душе, в сердце и пачкал руки воспоминанием о нем. Но Царев уяснил закон ведения бизнеса сразу и решил коррупцию не поддерживать. А как это сделать? Легко. Либо стать единовластным хозяином строительного бизнеса, брать все заказы на себя и не впускать конкурентов. Либо стать хозяином города. Ни тот ни другой путь ему не нравился, но он сделал все, чтобы стать человеком, к которому стали обращаться бюрократы за разрешением, бизнесмены за советом, бабушки за помощью, а детишки за конфетами.

И всему этому было одно название – авторитет. С большой буквы этого слова, с большой буквы этого смысла.

Но чтобы плен был реальным, осязаемым, человеческим и выкупать сестру из плена в мирном городке, такого он не слышал.

– Где ваша сестра, Анжелика Валерьевна?

– В плену, – повторила девушка – у пиратов.

– Африка?

– Сомали, – подтвердила Лика.

– К сожалению, здесь я вам не смогу помочь, мой авторитет заканчивается за границами этого города.

На столе хозяина кабинета заговорил аппарат голоском секретаря Анны:

– Константин Константинович, пришел Самсонов.

– Пусть заходит – разрешил Царев, меняясь в лице с сочувственного человека, на грозно настроенного начальника строительной фирмы.

В кабинет проскользнул Борис Самсонов, поздоровался и растерялся, увидев Лику.

– Смотрю, тебе представлять гостей не надо, племяшка, – жестко заметил Царев.

– Я… встречались… да… я знаком – заикаясь от страха, пытался сформировать предложение Борис.

Раньше он напоминал Лике зверька хорька, готового в любую минуту напасть на зайчонка и утащить в свою нору, теперь сам напоминал трусливого зайца, прижавшего ушки к голове, при встрече с царем зверей львом, понимающего, что спрятаться в норке не успеет.

Царев ненавидел хищных хорьков и трусливых зайцев, глядя в упор, жестко говорил, на каждом слове повышая тон:

– И при встрече с Анжеликой Валерьевной, обсуждал слияние ее фирмы в мою. За моей спиной. Без моего ведома! Оклеветал мое имя! Угрожал беззащитной девушке! Проворачивал делишки! Грязные! Подлец и негодяй! Тебе придется за все это ответить!

– Дядя, я же для семьи старался – стал оправдываться Борис.

– Для семьи?! – грозно вскричал Царев – Для семьи старался только Я! Слышишь, молокосос? Я делал все для семьи. Работал. Зарабатывал. Крутился. Выкручивался. Но… всегда… слышишь? всегда… честно… Я делал свое имя, делал авторитет имени, ненавидел коррупцию и помогал бедным. А ты? Ты решил устроить мне такую славу, что вовек не отмоюсь. Один раз в жизни дал взятку, а потом ненавидел себя и свои грязные руки. До сих пор ругаю себя за тот день. Была б моя воля, прожил бы его по-другому. А ты оклеветал меня. Плохо я тебя воспитывал. Не понял ты истину. Истина в совести и законе. В человеческом законе. Знаешь, в чем он заключается? Не знаешь, а должен был. Человеческий закон в прямом взгляде «глаза в глаза».

Владимир поднялся с дивана, потянул Лику за руку и неторопливо попрощался с хозяином кабинета:

– Думаю, ваши семейные дела нужно решать без свидетелей. Спасибо за радушный прием.

Царев крикнул, когда они уже были в дверях:

– Еще раз извините моего племянника.

Лика обернула и грустно махнула головой и посоветовала обоим мужчинам:

– Берегите