Святыни и древности Турции - Евгений Викторович Старшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы меня приговорили к смерти! – скажет такой человек. – Если вы хотите отрубить мне голову сейчас же, так пойдемте, я готов. Если же вы казните меня часа через два-три, так я пока пообедаю, потому что я проголодался; а потом, в свое время, я и умру.
– И ты спокойно пойдешь на казнь? – спросят его.
– Совершенно спокойно! – ответит он. – Как подобает человеку, отдающему то, что ему не принадлежит…
Помни, что никто не может быть господином над разумом и волею твоими и что в разуме и воле человека находится добро и зло для него. Значит, нет человека, который мог бы мне сделать добро или зло, – это могу сделать только я сам, и потому мне нечего бояться ни притеснителя, ни болезни, ни бедности, ни каких-либо помех.
– Ты не нравишься, – говорят мне, – вот этому высокопоставленному человеку?
– А мне что за дело до этого? – отвечаю я. – Разум и воля мои не в его распоряжении.
– Но ведь он может наделать тебе много зла!
– Он может причинить зло только тем, кто считает его сильнее себя, и только для них он страшен. У меня же есть свой хозяин, которому одному я повинуюсь. Бог – хозяин мой, и мне нет дела до других хозяев, потому что Сам Бог приставил ко мне в начальники меня самого и сделал так, что я могу разуметь Его волю и хочу следовать Его законам…
Если я вижу, что человек без устали хлопочет, читает, пишет, или работает с утра до ночи, или даже просиживает за своей работою целые ночи напролет, то я еще не скажу, что человек этот любит трудиться или трудится ради пользы людей, если я не знаю, зачем он все это делает. Ведь никто не скажет про человека, который по целым ночам кутит с распутными женщинами, что он полезен или что он любит трудиться… Я скажу про человека, что он любит труд и полезен людям только тогда, когда узнаю, что он трудится для души своей – для Бога и людей. Но чужая душа – потемки, как же я узнаю внутренние побуждения человека, известные только ему самому? И выходит, что человек не может судить человека, то есть осуждать или оправдывать его, ни хвалить, ни порицать. Разве можно сказать, что человек плотник или музыкант, если видишь у него в руках топор или музыкальный инструмент? Точно так же нельзя назвать человека мудрым, если он говорит мудрые речи. Мудрым можно назвать человека только тогда, когда он не только разумно рассуждает, но и на деле старается поступать согласно тому, что он говорит. Мы хорошо умеем распознать ремесленника, но часто путаемся в том, кто мудрый человек, так как склонны судить об этом по его речам или по наружному виду. Не называй мудрым такого человека, который говорит, что он мудр, точно так же, как ты не назовешь кузнецом всякого, кто купит себе наковальню. Если желаешь стать праведником, то сначала убедись в том, что ты скверен. Истинно мудрый человек всегда скромен и никогда не старается прослыть мудрецом. Часто люди, поняв кое-что из слов мудрого человека, воображают и себя мудрецами. Они делают с мудростью то же самое, что делает сластолюбец с вкусным кушанием: поняв какую-нибудь истину, они сейчас же хотят получить удовольствие и похвалу и для этого начинают с жаром рассуждать и спорить со всякими встречными, даже с теми, которые не хотят и слушать их. Но ты, если хочешь быть участником в истинной мудрости, будь мудрецом про себя…
Ты не будешь негодовать на злых и безрассудных людей.
– Да ведь они воры и мошенники! – говоришь ты.
– А что такое вор и мошенник? Ведь это человек порочный и эаблудший. А такого человека жалеть надо. Если ты можешь, то убеди его в том, что для него самого нехорошо так жить, как он живет, и он перестанет делать зло. А если он еще не понимает этого, то неудивительно, что он скверно живет. Пожалей же этих несчастных и старайся, чтобы их заблуждения не обозляли тебя. Вспомни, как часто ты сам заблуждался и согрешал… Когда ты видишь, что человек заблуждается, – не гневайся на него: пойми, что нельзя нарочно заблуждаться…
Когда ты перестал быть добрым и общительным существом, каким тебя Бог создал, и вместо того стал диким зверем, который подкрадывается, раздирает и губит свою жертву, – тогда ты потерял самую дорогую свою собственность. Ты чувствуешь потерю кошелька с деньгами; почему же ты не чувствуешь своего убытка, когда ты потерял свою честность, доброту и умеренность?..
С Богом надо поступать так же, как мы поступаем с нашими глазами. Мы не просим их видеть то, что нам хочется видеть; напротив, мы очень довольны, что глаза наши показывают нам предметы такими, каковы они на самом деле. Почему же мы с Богом поступаем не так? Почему умоляем Его сжалиться над нами и дать нам то, чего нам хочется, а не то, что мы получаем от Него?.. Если ты будешь постоянно помнить, каким великим мастером ты сотворен, то ты не захочешь оскорблять Его своим порочным житьем. Помни и то, что он не только сотворил тебя, но и велел тебе самому сохранять себя. Неужели сможешь решиться повредить и изгадить то, что Он доверил тебе? Если бы Бог поручил тебе призреть сироту, ты ведь позаботился бы предохранить его от вреда? Так же точно Бог поручил тебе призреть самого себя и как бы сказал тебе: “Убереги ты этого человека в том чистом образе, в котором Я произвел его на свет. Он родился честным, верным, бесстрашным и с чистой душой. Сохрани же его в целости!..”».
Еще одним философом – уроженцем Иераполиса – был софист Антипатр, которого император Септимий Север избрал воспитателем для своих наследников – Геты и Каракаллы. Как указано в анонимном, но заслуживающем доверия историко-археологическом турецком труде «Памуккале. Гераполис. Афродисиас», «Могилы членов семьи философа находятся на севере местного некрополя, но его могила не обнаружена».
Славен город Иераполис и христианскими учеными-апологетами Папием и Аполлинарием. Апологеты защищали христианство от нападок иудаизма и язычества. Папий (ок.70 – ок. 150 гг.) слушал проповеди самого Иоанна Богослова, общался с дочерьми апостола Филиппа и был другом священномученика Поликарпа Смирнского. Известен как автор многих, почти не сохранившихся (за исключением малых фрагментов, цитированных другими древними авторами) сочинений, наиболее интересным из которых является «Толкование Господних изречений». Сочинение его, судя по сохранившемуся вступлению, должно было быть весьма авторитетным: «Я не премину изложить тебе, что хорошо узнал от старцев и хорошо запомнил, и присоединить объяснения для подтверждения истины, потому что я держался не тех, которые, подобно многим, говорят много, а тех, которые учат истине; я соображался не с теми, которые припоминают чужие заповеди, а с теми, которые держатся заповедей, преданных от Господа для веры и происходящих от самой истины. Если мне случалось встречать кого-либо, обращавшегося со старцами, то я заботливо расспрашивал об учении старцев,
