Дзен и исскуство ухода за мотоциклом - Роберт Пирсиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понял, в чем дело! Мы приехали на Западное Побережье! Мы снова — чужие! Толпа, я просто забыл о самой большой ловушке сметки. Похоронная процессия! Та, в которой участвуют все: этот раздутый хайпом, суперсовременный эго-стиль жизни по принципу «да идите вы все на хуй», считающий, что владеет всей этой страной. Мы выпали из него так надолго, что я совсем про него забыл.
Мы вливаемся в поток, текущий на юг, и я чувствую: эта хайповая опасность настигает нас. В зеркальце вижу, как какая-то сволочь садится мне прямо на хвост и не хочет проезжать дальше. Я выхожу на семьдесят пять, но он не отстает. Девяносто пять — и мы отрываемся. Мне это совсем не нравится.
В Бенде останавливаемся и ужинаем в модерновом ресторанчике, куда люди тоже заходят и едят, не глядя друг на друга. Обслуживание — превосходное, но безличное.
Еще дальше на юг находим чахлый лесок, разделенный на смешные участочки. Очевидно, проект какого-нибудь «разработчика недвижимости». На одном, подальше от Трассы, расстилаем спальники и обнаруживаем, что слой хвои едва прикрывает должно быть многофутовый слой мягкой, рыхлой пыли. Я никогда ничего подобного не видел. Придется быть осторожнее, чтобы не разворошить ногами хвою, а то пыль будет летать повсюду.
Мы расстилаем брезент, а на него кладем спальники. Кажется, сгодится. Немного разговариваем с Крисом о том, где мы сейчас и куда едем. В сумерках я смотрю на карту, потом зажигаю фонарик. Сегодня проехали 325 миль. Ничего себе. Крис, кажется, устал так же основательно, как и я, и, как и я, готов немедленно заснуть.
ЧАСТЬ 4
27
Почему ты не выходишь из тени? Как ты на самом деле выглядишь? Ты чего-то боишься, да? Чего ты боишься?
За фигурой в тени — стеклянная дверь. Крис — за ней, знаками показывает мне, чтобы я открыл ее. Он уже старше, но на лице — все такое же умоляющее выражение. «Что мне теперь делать?» — хочет знать он. — «Что мне делать дальше?» Он ждет, чтобы я объяснил ему.
Время действовать.
Я изучаю фигуру в тени. Она — не столь всемогуща, как казалось раньше. «Кто ты?» — спрашиваю я.
Нет ответа.
«По какому праву закрыта эта дверь?»
По-прежнему нет ответа. Фигура молчит, но вдобавок еще и ежится. Боится. Меня.
«Есть кое-что похуже, чем прятаться в тени, да? Поэтому ты молчишь?»
Она, кажется, дрожит, отступает, словно чувствуя, что я собираюсь сделать.
Я жду, а потом придвигаюсь ближе. Отвратительная, темная, злая тварь. Ближе, глядя не на нее, а на стеклянную дверь, чтобы не спугнуть. Делаю еще одну паузу, собираюсь и — бросок!
Мои руки проваливаются во что-то мягкое там, где должна быть шея. Фигура корчится, я сжимаю сильнее, как держат змею. И вот теперь, сжимая все крепче и крепче, мы выйдем на свет. Вот так! А ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИМ НА ЛИЦО!
«Папа!»
«Пап!» — я слышу голос Криса из-за двери?
Да! В первый раз! «Папа! Пап!»
— Папа! Пап! — Крис дергает меня за рубашку. — Папа! Проснись! Пап!
Он плачет, начиная уже всхлипывать:
— Папа, перестань! Проснись!
— Хорошо, Крис.
— Пап, проснись!
— Я проснулся. — Едва различаю его лицо в раннем утреннем свете. Мы — под деревьями где-то на открытом воздухе. Рядом мотоцикл. Наверное, где-то в Орегоне.
— Со мной уже все в порядке, просто кошмар приснился.
Он продолжает плакать, и я некоторое время тихонько сижу с ним.
— Все хорошо, — говорю я, но он не перестает. Очень сильно испугался.
Я тоже.
— Что тебе снилось?
— Я пытался увидеть чье-то лицо.
— Ты кричал, что убьешь меня.
— Нет, не тебя.
— Кого?
— Кого-то во сне.
— А кто это?
— Я не уверен.
Плакать Крис перестает, но его все еще трясет от холода.
— Ты увидел лицо?
— Да.
— Как оно выглядело?
— Это было мое лицо, Крис, я тогда и закричал… Просто плохой сон. — Я говорю ему, что он весь дрожит, и что он должен залезть обратно в мешок.
Он слушается.
— Так холодно, — говорит он.
— Да. — В раннем свете я вижу пар от нашего дыхания. Потом он забирается в свой мешок с головой, и я вижу только свой пар.
Я не сплю.
Тот, кому приснилось, — вовсе не я.
Федр.
Он просыпается.
Ум, разделенный против самого себя… я… Я — та зловещая фигура в тени. Я — отвратительный…
Я всегда знал, что он вернется…
Теперь дело в том, чтобы к этому подготовиться…
Небо под деревьями — такое серое и безнадежное.
Бедный Крис.
28
Отчаянье нарастает.
Будто растворяешься в одном из таких фильмов: когда знаешь, что ты — не в реальном мире, но он все равно кажется реальным.
Холодный, бесснежный ноябрьский день. Ветер заносит грязь сквозь трещины в закопченных стеклах старого автомобиля, и Крис — ему шесть — сидит рядом, закутанный в свитеры, потому что печка не работает, и в грязные окна продуваемого насквозь автомобиля они видят, что движутся вперед, к серому бесснежному небу между стен серых и серовато-коричневых зданий с кирпичными фасадами, по осколкам и мусору на улицах.
— Где мы? — спрашивает Крис, а Федр отвечает:
— Я не знаю, — и он действительно не знает, его разума почти что совсем уже нет. Он потерянно перемещается по серым улицам.
— Куда мы едем? — спрашивает Федр.
— К раскладушникам, — отвечает Крис.
— А они где? — спрашивает Федр.
— Не знаю, — отвечает Крис. — Может, если будем просто ехать, то увидим их.
И поэтому эти двое все едут и едут по бесконечным улицам в поисках раскладушников. Федру хочется остановиться, положить голову на руль и просто отдохнуть. Копоть и серость залезли в глаза и почти смазали узнавание у него в мозгу. Одна табличка с названием улицы похожа на другую. Одно серо-коричневое здание — на следующее. Все дальше и дальше едут они, ища раскладушников. Но раскладушников, знает Федр, он никогда не найдет.
Крис начинает медленно и постепенно соображать: что-то не так, человек, управляющий машиной, — на самом деле больше ею не управляет капитан мертв а машина беспилотна и он не знает этого а только чувствует и говорит остановись и Федр останавливается.
Сзади сигналит автомобиль, но Федр неподвижен. Сигналят и другие машины, потом еще и еще, и Крис в панике кричит:
— ПОЕЗЖАЙ! — и Федр медленно и мучительно давит ногой на сцепление и трогает машину с места. Медленно, как во сне, они движутся по улицам.
— Где мы живем? — спрашивает Федр испуганного Криса.
Крис помнит адрес, но не знает, как туда добраться; но размышляет, что если спросить достаточно много людей, дорогу найти можно, поэтому и говорит: «Останови машину», выходит, спрашивает, как проехать, и ведет лишившегося ума Федра меж бесконечных стен из кирпича и битого стекла.
Много часов спустя они приезжают, и мама в ярости, что они так поздно. Она никак не может понять, почему они не нашли раскладушников. Крис объясняет: «Мы искали везде», но при этом бросает на Федра быстрый взгляд, полный страха, ужаса перед чем-то неизвестным. Вот где все это началось для Криса.
Такого больше не произойдет…
Думаю, сейчас нужно спуститься в Сан-Франциско, посадить Криса на автобус домой, а самому продать мотоцикл и сдаться в больницу… нет, последнее кажется таким бесцельным… не знаю, что и делать.
Поездка же не пройдет полностью впустую. По крайней мере, у него обо мне останутся хорошие воспоминания, когда вырастет. От этого тревога спадает. За такую мысль хорошо держаться. Вот я и буду за нее держаться.
А тем временем просто продолжим нормальную поездку и будем надеяться, что все станет лучше. Ничего не отбрасывай. Никогда, никогда ничего не отбрасывай.
Ну и холодина! Как зимой! Где это мы, что вокруг так холодно? Должно быть, где-то очень высоко. Я выглядываю из спальника и на этот раз вижу изморозь на мотоцикле. В раннем свете хромовый бензобак переливается искрами. На черной раме, куда попадают лучи солнца, иней превращается в бусинки росы, которые скоро стекут на колесо. Слишком холодно разлеживаться.
Я вспоминаю про пыль под слоем хвои и ставлю ноги на землю очень осторожно, чтобы не потревожить ее. У мотоцикла я все распаковываю, вытаскиваю теплое белье и натягиваю на себя, потом — одежду, свитер, куртку. Холодно по-прежнему.
Ступая по рыхлой пыли, выхожу на грунтовку между соснами, которая нас сюда привела, и делаю стофутовый рывок по ней, потом перехожу на размеренный бег и, наконец, останавливаюсь. Вот так лучше. Нет ни звука. Иней небольшими пятнами осел и на дорогу тоже, но он уже тает, и там, куда достают лучи солнца, дорога — влажная и темная. Такие белые, кружевные и нетронутые пятна инея. И на деревьях. Я тихо возвращаюсь обратно — словно чтобы не потревожить восхода. Ощущение ранней осени.