Младший вовсе был дурак - Илья Одинец

Я обернулся в последний раз на арку, и увидел Ондулайнена. Что ж, теперь ясно, кто сообщил Люциусу о похищении Грэтты. По крайней мере, один из сотен кусочков паззла встал на место.

Я открыл дверь и вышел в коридор.

Ледяной ветер витал по замку, тысячи лет назад, построенному джиннами, не знавшими, что в окна нужно вставлять стёкла. Я сунул ладони подмышки и побежал к своей комнате.

Подумать только, это моя последняя ночь в Бюро! Завтра в это же время я уже буду дома.

Глава 28.

Сладкая парочка

Последняя ночь в Бюро пролетела быстро. Вечером я думал, что заснуть не смогу, но перекусив продовольственными колобками Хомы, почувствовал себя усталым, едва добрёл до ванной, ополоснулся и рухнул в постель.

Утром меня разбудил неприятный резкий голос:

— Слышал, ты сегодня сваливаешь.

— Удивительно, — пробормотал я, не желая открывать глаза, — до чего визгливыми могут быть призраки.

— Я те дам визгливого! — возмутился Цимлянский, впрочем, в голосе духа я не услышал ни раздражения, ни злости.

— Зачем пришёл? Опять с поспорил на мой счёт?

Я зевнул, потянулся и открыл глаза. Призрак висел над кроватью, едва не касаясь меня голыми ступнями, и почёсывал тощую грудь.

— Ну что за люди! Я к ним с добром, а они подозревают самое низкое!

— В прошлый раз, когда я не подозревал…

— У-у-у, вспомнил! Кто прошлое помянет, тому сам знаешь, что бывает.

— Кстати, о частях тела, — я встал и направился к шкафу, чтобы одеться. — Кое-кто в этой комнате кое-кому кое-что должен.

— Кое-кто не понимает, о чём речь.

— Тогда я напомню.

Я вытащил из шкафа малиновую рубашку с бантом на месте галстука, бордовые бархатные брюки до колен, гольфы и чёрные боты с бантами — всё по последней моде Бюро.

— Ты проспорил Ленке зуб, — усмехнулся я, надевая гольфы.

— С чего ты взял? Если моя память мне ни с кем не изменяет, спор касался попаданца Ласа, которого твоя подружка посчитала умницей, а ваш покорный слуга полным идиотом.

— Верно. Ты проспорил.

— Недоказуемо! — призрак скрестил руки на груди. — А если вдруг и случится чудо, и ваш обожаемый Лас, когда мы вырвем его из лап вампира, покажет хоть капельку благоразумия, отваги или смекалки, чего-то, что не доступно самодовольным идиотам, я всё равно не смогу отдать Лаврентьевой зуб. Даже подштанники не смогу. Да и не захочу.

— Это мы ещё увидим, — пообещал я и тут же скис.

Ничего я не увижу. Я возвращаюсь домой.

Я закончил одеваться и посмотрел на себя в зеркало. Да уж, франт ещё тот. В нашем мире подобный прикид годится разве что для маскарада, хотя, признаться, я уже привык к подобной одежде. Хотя бы она у меня останется на память о Бюро. Запасы продовольственных колобков я уничтожил вчера, амулеты потерял в бою с вампиром, а магия исчезнет, потому что наше измерение относится к категории СНВ — самые не волшебные.

— Ну, счастливого тебе перемещения, — серьёзно произнёс Цимлянский.

В груди защемило.

— Ты и правда пришёл просто чтобы попрощаться?

— Я сейчас обижусь, — призрак демонстративно отвернулся, но через секунду повернул голову на сто восемьдесят градусов и уставился на меня огромными полупрозрачными глазами.

— Спасибо. И тебе удачи.

Я шагнул к двери, повернул ручку… и на меня обрушился целый водопад воды.

— Поверил! — завопил призрак и сделал кульбит в воздухе. — Поверил! А ты, Серёжка, мне нравишься! Доверчивый такой!

— Удружил, — буркнул я, глядя на потоки, стекающие с мокрых волос и рубахи.

— Рад стараться!

Дико захохотав, призрак вылетел в потолок.

— Последнее утро мне испортил.

Пришлось переодеваться.

Когда я вышел из комнаты, Ленка уже стояла за дверью.

— Чего так долго?

— У Цимлянского спроси, хотя он и сам растреплет о своей шуточке всему замку.

— Ясно. Пошли.

Вахтёрша Акулина Гавриловна как всегда вязала нечто длинное и полосатое. Увидев нас, она улыбнулась.

— Счастливо добраться! Надеюсь, тебе у нас понравилось?

— Спасибо. Понравилось, если не считать некоторые моменты.

— Ты уж извини за тринадцатый номер, это стандартная процедура проверки.

— Ничего. Ваш упырь хороший человек. В отличие от призрака.

— Судя по тону, Цимлянский испортил тебе пробуждение? От него этого стоило ожидать. Триста лет старику, а ведёт себя, будто мальчишка.

Я кивнул, попрощался с доброй женщиной и направился к лестнице. В голове погребальным колоколом звенели мысли: «в последний раз идёшь по этому коридору, в последний раз спускаешься по этой лестнице, в последний раз смотришь сквозь пелену»… Я сжал кулаки и сотворил небольшой файербол.

— Больше всего будешь скучать именно по магии, — словно услышав мои мысли, ответила Ленка. — Я когда домой приезжаю, прямо чувствую, как силы теряю. СНВ — самые скучные измерения. Я три дня выдерживаю, и возвращаюсь. Дома, конечно, хорошо, но тут в тысячу раз лучше, не говоря уже о том, что интереснее. Вот получу степень магистра, попрошу Люциуса разрешить забрать сюда родителей. У отца есть небольшие способности к магии, а мама… мама — это мама. У Люциуса здесь живёт дед, а у Дэниса и Энис троюродная сестра.

Я слушал трескотню Лаврентьевой и вздыхал. Я не хотел уходить из Бюро и чувствовал себя крысой, бегущей с тонущего корабля. Ведь корабль действительно тонул, и вопросов всё ещё больше, чем ответов. Лас и Грэтта похищены, Дэнис и Энис пропали, у сил Тьмы есть как минимум одна часть Камня преткновения, и возможность проникнуть в Бюро… Но главной загадкой оставалось моё перемещение к Радомиру Семнадцатому. Вдруг, всё началось не с Таэрии, а с мира Торна? Вдруг я не просто спонтанный перемещенец, а засланец?

Увы. Для Бюро интересы многих всегда выше интересов единиц, поэтому меня отправляют домой. Люциус не хочет распыляться по мелочам, Тьма объявила войну, и теперь по всем фронтам идёт масштабная подготовка. Какое кому дело до скромного студента со средними магическими способностями?

Мы спустились в подвал, прошли между рядами металлических дверей с золотыми пентаграммами, и остановились у крайней.

— Пошли? — Ленка вытянула руку, готовясь дотронуться до двери.

— Готов, — ответил я и по старинке взял девушку за руку.

Дверь растворилось, и мы шагнули в бесконечность. Нас резко дёрнуло вверх, перед глазами привычно замельтешили пространственные нити, а потом всё закончилось. Я стоял в душном тесном тёмном пространстве. Моего лица касалось что-то мягкое, пахнущее нафталином. Я закашлялся.