Снежные псы - Эдуард Веркин

— У меня тут к тебе тоже сюрпризик, — сказал я.

— Ого! — Перец напрягся. — Надеюсь, приятный?

— Как посмотреть. На вот, оцени.

Я достал листовку, подобранную в доме Застенкера, протянул Перцу. Тытырин тут как тут — подскочил, стал читать из-за плеча.

— Ах, это… — Перец повертел листовку. — Понятно. А чего еще ожидать? Ван Холл не дремлет. Сначала убийц наемных подсылал…

Я отвернулся. Опять на меня намекает.

— Но когда с наемными убийцами провалилось, решил вот так брать. Пятую колонну выискивал, и Застенкер с ним в преступный сговор вступил. Не зря мы, значит, Деспотат громили, не зря кровь проливали…

— Хорошие деньги предлагают, — сказал Тытырин. — На такие деньги можно собрание сочинений издать… Да что там собрание сочинений, можно свое издательство открыть…

— Да? — поинтересовался Перец с какой-то излишней сердечностью. — Издательство, говоришь, открыть?

— Я не в том смысле, — принялся оправдываться Тытырин. — Я по-другому хотел. Давайте все сделаем «как бы»? Как бы сдадим Персиваля, получим деньги, а он потом убежит. Ему же убежать ничего не стоит…

— Ты так думаешь? — поинтересовался Перец еще сердечней.

— Да нет, — Тытырин понял, что глупость сморозил, — я к тому говорю, что надо негодяев проучить, задать им… короче, это… во пса место.

— Во пса место это хорошо, — ухмыльнулся Перец. — Кстати, у меня тоже есть сюрприз… Такой сюрприз, что Ван Холл обрыдается!

Перец хрустнул кулаками.

Я уж подумал, что сейчас он по своему обыкновению что-нибудь такенное выкинет — стол разрубит или еще чего. И, в общем-то, не ошибся. Перец подумал чуть, сложил прокламацию в остроконечный самолетик и запустил в Тытырина. Хихикнул.

Тытырин неосторожно самолетик поймал. Тоже хихикнул.

— Ешь, — присказал Перец.

— Что? — не понял Тытырин.

— Аэроплан.

— Зачем? — испугался летописец.

— А вот, — капризно сказал Перец. — Хочу.

Дальше все было так, как я думал: Перец достал меч и грохнул его на стол. Тытырин поглядел на меня. Я отвернулся.

— Да ради бога… — Тытырин взял бумагу. — Мы в лито в буриме играли, кто проигрывал, тот жрал А-четыре. Я человек привычный…

Тытырин обмакнул самолетик в белый соус, откусил и стал жевать. Перец наблюдал за поеданием с хищным интересом.

— Это еще что… — усмехался я. — Видел по телику, как один человек из Дакоты сожрал целую «Сессну»[8].

Прозайка поперхнулся.

— «Сессну»? — переспросил Перец и оценивающе поглядел на Тытырина.

Тот закашлялся.

— Угу, — кивнул я. — «Сессну Стратокастер». Сожрал целиком, даже с колесами.

— Я «Сессну» не могу. — Тытырин уже хлебал морс. — Не могу.

— Почему? — с недоумением спросил Перец. — Почему не можешь? Ты же поэт, а поэт должен мочь… Да ты и не пробовал, собственно…

И снова потянулся к мечу. Тытырин быстренько дожевал бумагу, проглотил. Бедняга, ведь вполне заворот кишок можно огрести. Я подумал, что сейчас несчастный наш летописец от безвыходности подпишется на поедание «Сессны», и спросил:

— Значит, все-таки бомба?

— Какая бомба? — не понял Перец.

— Ну, бомба. Ты сказал, что устроишь Ван Холлу сюрприз. Это будет бомба?

— Бомба — детская игрушка, — надменно ответил Перец. — Пистолетик пластмассовый. Я им кое-что другое приготовил… они у меня прорыдаются все… все…

И такое вдруг у него гадкое выражение на лице образовалось! Даже не гадкое, а… Ну, вот когда ногти у человека не рвут, а медленно выкручивают, наверное, такое бывает.

И я понял, уже окончательно, что грядут у нас большие неприятности. Очень большие. Вот тогда и решил, что пора мне посмотреть, что там творится в том секретном ангаре. Завтра же, посмотреть и понять наконец, что здесь у нас происходит. Почему Перец спрятал там нового горына, и почему он явно не собирается его нам показывать.

Конечно, это опасно. Наверняка опасно. Больше чем уверен, Перец там понавтыкал всяких ловушек. Растяжки, бомбы, все как полагается. Так я подумал. А вслух сказал:

— Отличная идея. Пусть все прорыдаются. А самолет зачем есть, он нам и так может пригодиться. Кстати, о самолетах. Пойду пока схожу к птичкам, посмотрю, как у них дела… Спасибо за компанию, приятного аппетита…

Я тяжело выбрался из-за стола и направился к лежкам.

Горыны обедали — чавканье было издалека слышно. Разнузданно чавкал Кий, из дальней пещеры слышалось интеллигентное чавканье Хорива. Щек не чавкал, Щек застрял.

Славное зрелище. Здоровенная столитровая кастрюля насадилась прямо на морду горына, челюсти оказались блокированы, оранжевые глаза перепуганно вращались. Лапами до морды Щек ввиду длинности шеи дотянуться не мог и поэтому пытался снять кастрюлю по-другому — цеплялся краем посуды за выступы камней и дергал. Получалось плохо.

В восьмой раз уже. В восьмой раз она у него на морде застревает — харя слишком широкая. Я говорил уже Яшке, что кастрюлю надо растачать, но он так и не сподобился почему-то, хотя, в целом, тип трудолюбивый.

— Опять? — постучал я согнутым пальцем по кастрюле.

Щек изнутри проскулил.

— И что ты такой тупой у меня, а? — спросил я. — Почему ты такой? Вчера крыло повредил, сегодня рожей в кастрюлю… Разве так можно? Так ведь кастрюль не напасешься…

Я сел на камень. Щек проскулил снова, постучал кастрюлей в стену.

— Осторожнее ты, — посоветовал я, — кастрюлю большого размера трудно найти, а рожа у тебя ого-го. Давай-ка ко мне рылом!

Щек вздохнул и повернул ко мне морду. Я уперся ногами в пол пещеры, взялся покрепче за ручки и стал тянуть. Кастрюля сидела плотно. Стал ее сворачивать — ничего не получается. Клин. В смысле заклинило. Надо было принимать кардинальные меры.

— Надо принимать серьезные меры, — сказал я Щеку.

Горын замер, а потом задрожал, хвостом принялся долбить по камню. Трус он. Большой, а трус. Молодой еще. Вырастет, станет бесстрашным.

— Не стучи хвостом, — велел я. — А то домой пойду…

Щек замер. И хвост замер.

— Стань смирно.

Горын поднялся, как его учили. Я быстро вскарабкался по драконьей спине на драконью голову, встал на цыпочки, дотянулся до тайного места, достал банку. Спрыгнул вниз. Пояснил:

— Секретное снадобье, специальная кастрюлеснималка. Предназначена для снимания кастрюль с бестолковых горыньих голов. Ну, да ты знаешь…

Я постучал ладонью по драконьей морде. Вернее, по днищу кастрюли. Щек закрутил глазами.

— По-другому нельзя, только так… — стал я свинчивать крышку с банки. — Сам же виноват…