Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская

Поднялся. Голова гудела, словно улей. Провёл ладонью по лицу и обнаружил засохшую струйку крови под носом. Видимо, разбил, когда упал. Это же надо так надраться, в прямом смысле, до чёртиков! Только кому-то мерещится много маленьких, а мне один большой…

Взял салфетку, осторожно обернул горлышко бутылки, с превеликой осторожностью отнёс её в мусоропровод. Послушал прощальный грохот, вернулся, настежь распахнул окна. Отправился в ванну под холодный освежающий душ.

На работу попал только после обеда. Приготовился к худшему, перебирая всевозможные варианты оправданий – не годилось ни одно. Либо использовались прежде, либо не подходили по причине явной надуманности. «Ты меня за идиота держишь, трам-тарарам!» – Обычно реагировал на неуклюжие объяснения Василий Самуилыч, и долго ещё его раскатистый бас разносился на все двенадцать этажей. Но, стоило подойти к двери офиса, как последние аргументы вылетели из головы прямо в приоткрытое окошко, ноги на мгновение приросли к полу, а нижняя челюсть непроизвольно отъехала вниз, и потребовалось определённое усилие, чтобы вернуть её на прежнее место.

На двери, поверх дутого дерматина, красовалась табличка: «Не курить!»

– Бросил, – конфиденциальным шёпотом поведала Марина. – Теперь карамельки сосёт. А ты что-то неважно выглядишь. Голова болит?

Далась им моя голова. Мне так надоело слыть инвалидом, что взял и брякнул: мол, подружка бросила, с горя напился. Зря я это сказал… Марина всплеснула ладошками и принялась выражать мне столь горячее сочувствие, будто инвалидом я стал только что, прямо на её глазах. Наутешавшись, решительно отодвинула рабочие бумаги и полезла в записную книжку отыскивать телефоны молодых незамужних подружек.

Зато Василий Самуилыч, удивительно посвежевший, порозовевший, как из санатория, пребывал в редкостно хорошем настроении, на моё покаянное: «Проспал», заметил лишь, что я совсем обнаглел, и что в другой раз за такой финт мне придётся подыскивать новое место. При этом он мило улыбался и ни разу не выматерился, а напоследок предложил барбариску, которую я автоматически взял и опустил в карман. Сюжет для передачи «Очевидное-невероятное».

Моисевна расшифровала начальственную снисходительность: мой сектор сделал больше всего заказов, даже по дорогим деликатесам. А в моё отсутствие никто их не мог раскрутить на лишний блок сигарет. Вот, что значит профи!

Моисевна явно хотела мне польстить, и, действительно, кому неприятно чувствовать, что ты умеешь что-то лучше многих, в другой момент я был бы польщён и втайне горд, но после событий предыдущего вечера и сегодняшнего дня успехи по продажам показались мне мелочью, не стоящей внимания. Я лишь кисло улыбнулся и направился было к выходу, но Моисевна удержала меня за рукав и заговорщицки понизив голос, поинтересовалась, правда ли что моя личная жизнь расстроилась. Я подтвердил. Этот факт Ольгу Моисеевну скорее обрадовал, чем огорчил. Ещё крепче вцепившись в мой рукав, она поведала о том, что имеет племянницу – хорошую девочку, умницу и красавицу, с высшим образованием, отличной работой, прекрасную кулинарку, к тому же обладательницу квартиры на престижном Юго-Западе, с евроремонтом, между прочим. Добрых минут десять я был вынужден слушать про неоспоримые достоинства Моисевниной родственницы вперемежку с сожалениями о том, как ей раньше не пришло в голову, какая из нас может выйти чудесная пара. Мои незамысловатые отговорки – вероятно, мне не хватило изобретательности – интересовали главбуха не больше вестей с полей: вцепилась как клещ и в обмен на свободу вытянула обещание позвонить в свободное время девице-красавице, самолично запихнув жёлтый стикер с телефонным номером во внутренний карман моего пиджака. И сказала:

– Вовремя ты в Иерусалим съездил. Я собиралась в отпуск к родственникам, а теперь не поеду.

– Почему? – не понял я.

– Там же опять война!

– Да?! – У меня вдруг что-то оборвалось внутри.

– Какой-то израильский политик полез на какую-то священную гору речь толкать, – невозмутимо ответила за неё Марина. – И арабы его обстреляли. А евреи ответили. И зачем он на ту гору полез? Будто больше выступить негде.

– Как это «зачем»? – вскинулась Моисевна. – Значит, надо было! Имел право! Общая гора! Это те психи не имели никакого права открывать стрельбу!

– А зачем психов провоцировать?

Дамы зацепились не на шутку, опровергая расхожее мнение о том, что слабый пол не интересуется политикой. Моисевна громогласно обвинила секретаршу в скрытом антисемитизме, а та главбуха в глупой ортодоксальности. Я попытался разрулить ситуацию, но вскоре убедился, что легче спасти мир, нежели оказаться между двух спорящих женщин. На шум вылез Вася. Узнав о причине, отреагировал: «Не у нас, и ладно.» И получил по полной программе, сразу с обеих сторон, за преступное равнодушие, от коего проистекают все беды человечества. Под шум-гам я смылся из офиса.

В машине получил сообщение от Карена, желавшего сделать заказ. Было приятно узнать, что он снова в деле. Задвинув остальных клиентов, поехал прямиком к нему.

Новенькая черепичная крыша, поигрывая на солнышке бордовыми чешуйками, виднелась ещё с поворота. Сам магазинчик издалека напоминал игрушечный домик: чистенький, ладный, светлый, с пузатым крылечком и сверкающими окошками, на одном из которых посапывал толстый полосатый кот. Только закопченная земля, да чёрный асфальт кое-где напоминали о недавнем пожаре. Я едва не присвистнул от удивления: признаться, не ожидал, что магазин будет восстановлен за столь малый срок, и станет краше прежнего.

Сам Карен, как всегда, стоял за прилавком. Завидев меня, расплылся в радостной улыбке.

– Просто повезло! – замахал он пухлыми ручками в ответ на мои искренние поздравления. – Как-то всё удачно сложилось: и страховку хорошую выплатили, и кредит дали! Да и торговля пошла, тьфу-тьфу! – Он постучал по деревянному прилавку. А ведь сперва страховщики меня самого в собственном поджоге обвиняли, мол, кого-то нанял, чтобы деньги получить. – Он огорчённо вздохнул и снова махнул в сторону двери. – Бог с ними! Кто старое помянет… А помнишь, ты сказал: всё будет хорошо? Лёгкая у тебя рука!

– Совпадение.

– Нет, – убеждённо покачал головой Карен, – ничего случайного не бывает. Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь в этом. Всё в мире связано, всё взаимодействует. Добро притягивает доброе, а зло – худое. Пожелал ты мне удачи от чистого сердца, и вот, погляди! – Он снова засиял, как надраенный башмак.

– Тогда, – пошутил я, – с тебя бутылка.

Но Карен шутку воспринял буквально и рванул в подсобку, я – за ним, на ходу объясняя, что сказал не всерьёз, бутылка мне вовсе не нужна, а нужно принять заказ побыстрее, поскольку опаздываю в целую кучу мест. Мы ещё попрепирались, и я одержал верх: бутылка настоящего армянского коньяка осталась дожидаться лучшего дня, Карен принялся заполнять бланк-заказ. В магазин тем временем заскочила стайка девчонок, по виду студенток. Весело щебеча, они выбирали лёгкое вино, конфеты-сигареты и прочую мелочёвку, живо обсуждая предстоящую вечеринку, строили глазки молоденькому помощнику Карена. Я забрал заказ, потопал к машине. Одна из девушек, худенькая востроглазая блондинка в коротеньком розовом плаще и белых туфельках на высоких каблуках, спросила, не подброшу ли я их до «Павелецкой». Мне было не по пути, и я вежливо отказался. Девушка нахмурилась, обдала меня уничижительным взглядом из-под игольчатых ресниц и отвернулась. Я залез в машину, девчонки пошагали к дороге ловить тачку. Я отъехал от магазина. Притормозил, пропуская шоссейный поток. Девушка в розовом шагнула на дорогу, подняла правую руку. В левой болталась маленькая дамская сумочка, белая на длинной ручке, покачивалась туда-сюда. Это монотонное движение гипнотизировало. Мои зрачки повторяли нехитрую траекторию его нехитрую траекторию – туда-сюда… Мне вдруг хотелось закрыть глаза, уронить голову на руль и задремать…