Возвращение - Анатолий Гончар

— А что искать-то? — удивился Змей. — Знаю я одно такое. Идём за мной! — С этими словами Горыныч развернулся и, несмотря на свой огромный вес, двинулся через, казалось бы, самую топь, в заросли мелкого осинника. Я двинулся вслед за ним. К моему вящему удивлению, под моими ногами всё время оказывалась твёрдая поверхность, скрытая сантиметровым слоем воды. Ступив под прикрытие зелёных веток, мы оказались прямо напротив приличных размеров островка, на добрых два метра возвышающегося над уровнем болота.

— Прошу к нашему шалашу! — гостеприимно пригласил Змей, поднимаясь по проторённой в склоне тропинке.

— А знаешь что, Змей, ежели ты нам помогать будешь, то смогу я тебе твоё огненное дыхание вернуть, — уже сидя у костра, предложил я сидевшему рядом Горынычу.

— Шутишь? Как Илюша, да? Илюша — тот ещё шутник был. Сперва по башке для этой, как её, анестезии, дубьём ударил, а потом срубил мне головы, зуб выбил, да ещё к хвосту бочек железных для чего-то напривязал.

— Да нет, вот ей — богу…

— Мамой поклянись!

— Мне-то что клясться, я тебе и без клятв всё устрою, а вот как в твоей верности уверенным быть? Я тебе огненное дыхание, а ты — фьють и того…

— Мы, дети Горыныча, своё слово до смерти держим! — гордо выпятив брюхо, заверил меня Змей.

— Эт точно! — подтвердил его слова, звякнув ножнами меч. — Никогда ещё не было, чтобы Змей, до смерти того, кому было обещано, своё слово нарушил.

Ага, вот она, где собака зарыта — до смерти того, кому обещано, а если, значит, помрёт аль сгинет где, то, значит, и можно, хотя…

— А коли неизвестно, жив или мёртв тот, кому слово то Змеево дадено, например, исчез он в мирах неизвестных, али сгинул в местах диких, нарушит Змей слово своё или держать будет?

— Такого и быть не может, чтобы Змей этого не знал, а коли и будет так, то держать слово будет века вечные, покудова след или могила того не сыщется.

Что ж, это неплохо. Я, если верить единожды Ягой сказанному, всё равно когда — никогда в свой мир вернусь и тогда держать Змею своё слово века вечные. Такая сделка меня устроит.

— Хорошо, клянись, что никогда не применишь огня своего яростного против людей добрых, стариков, женщин да детей малых, слушаться меня будешь, как… — я хотел сказать своего родителя, но передумал, мало ли какие у них отношения со своими предками. — Одним словом, будешь меня слушаться. Питаться будешь зверями лесными и травами сдобными да питательными, — при этих словах рожа змея скривилась, — хлебом там, либо булками, — я слегка подсластил пилюлю. — Клянёшься?

— Клянусь! — торжественно провозгласил Змей, почему-то старательно скрещивая пальцы ног.

— И без всяких штучек! — строго приказал я, глядя на его выкрутасы.

Мне показалось, что устрашающие рожи Горыныча залились краской.

— Клянусь во всём выполнять сказанное, перечисленное сим владетелем Перста Судьбоносного, в веки вечные и до самой смерти! — устыдившись своих хитростей, на этот раз Змей увиливать не пытался. — Уф, — выдавил он. — Теперь твоя очередь.

Если Змей и подумал, что я могу его надуть, то он сильно ошибался. Мне ничего не стоило выполнить свои обязательства. Я спокойно достал из кармана случайно завалявшееся там огниво.

— Отойдём! — проводить свои опыты по разжиганию Горынычевой топки я решил чуть в стороне от моих спутников.

— Ну, возвращай! — потребовал Змей, едва ли не дрожа от предвкушения. Я приготовил кремень и кресало и приготовился высечь искру.

— Что ж, набери в лёгкие побольше воздуха и дунь. Хотя стоп, — тут я запоздало сообразил, что ненароком могу изжариться и нагнулся и тихо поинтересовался у по-прежнему прижухшего в ножнах Судьбоносного:

— Надеюсь, лапы Горыныча сделаны из огнеупорного материала?

— Мням, мня, гм, уф, — невнятно пробормотал меч, но большего я от него не добился. Что ж, оставалось надеяться, что это так и есть.

— Горыныч, давай-ка ты лучше сам, не каждый же раз мне тебе огонь разводить. Берёшь вот этот камешек, бьёшь об этот, при этом дуешь, понятно?

— Угу, — Змей кивнул, принял огниво в свои лапищи и высек искру.

Пламя пыхнуло так, что впередистоящие осинки вмиг превратились в уносимый ветром пепел. Змей провёл из стороны в сторону своим природным огнемётом и, выжегши целую рощу, наконец соизволил захлопнуть пасть. Пламя пару раз лизнуло его ноздри и, наконец, исчезло. По центральной морде змея расползлась довольная улыбка.

— Ну как? — глядя на его умильную морду, осведомился я. Вместо ответа Горыныч проворчал что-то невразумительное. Кресало и кремень он, не выпуская ни на миг, держал в крепко сжатых кулаках. По его мордам растекалось внеземное блаженство, наконец он всхрапнул и рухнул на каменную твердь острова.

— Издох, — с облегчением констатировал Перст, — изжарился.

— Нет, — я отрицательно покачал головой. — Это он обкурился с непривычки, сколь уж годков-то, почитай, не куривал, не удивительно, что голова-то вскружилась.

— А-а-а, — понимающе процедил меч, и его глаз заметался в поисках наших спутников. Я сделал то же самое. Каково же было моё удивление, когда оказалось, что они оба уже давно дрыхнут. А значит, пропустили самое интересное. Я выбрал место посуше и сел, приготовившись к длительному бдению.

— Спи, владетель, я посторожу! — без тени сарказма предложил меч, и впервые за долгое время я почему-то не посмел усомниться в сказанном. А потому придвинулся к спящему дракону и, притулившись к его боку, уснул сном… нет, не праведника, а обыкновенного усталого, измученного человека.

Утро наступило, как всегда, неожиданно… Нет, никаких пеньев петухов, свирестенья пигалиц не было, с этим делом всё было в полном ажуре. А был самый обыкновенный храп. То есть это храп обыкновенный, хотя сам храп обыкновенным назвать нельзя. Вот вы представьте у себя под ухом духовой оркестр!!! Ага… сообразили. Дракон храпел как три паровоза, вместе взятые, при этом изрыгал из ноздрей клубы чёрного зловонного газа. А ветер, как назло, дул в мою сторону… Хорошо хоть зуба искромётного у него не было, а то вот так ненароком во сне зубами щёлкнул и… было бы одним жареным прапорщиком больше или нежареным меньше. Впрочем, мне всё едино, что в лоб, что по лбу. Зажав нос, я отвалил от тёплой туши Горыныча и принялся искать местечко, не столь пропахшее его ароматами. Если вы думаете, что это было сделать так просто, то вы ошибаетесь. Казалось, на острове не осталось ни единого уголка, до которого бы не добрались ароматизированные воздушные потоки. Наконец, после долгих поисков мне это удалось. За небольшой насыпью мой нос не ощутил столь неприятной смеси сероводорода и болотного газа, что формировались в утробе нашего нового знакомого. Отдышавшись, я развёл небольшой костер и принялся кипятить воду, налитую в большую кружку. В это время за моей спиной раздались звуки ворочающегося тела. Чудище до хруста в костях потянулось, с шумом втянуло воздух ноздрями и…

— Ап-чхи, — над моей головой пронёсся небольшой смерч. Ещё чуть ниже, и с меня не только бы сбило шапчонку, но и могло малость зажарить. Дожидаться второго ап-чхи я не стал. Чёрт с ним, с чайком, перебьюсь и простой водицей. Я отставил кружку и быстро затоптал разгорающиеся ветки, и сделал это как раз вовремя. Второй чих едва не поверг меня на землю, опрокинул мою кружку и разметал пепел кострища, но самым страшным был запах. Меня едва не вывернуло наизнанку.

— Почисть зубы! — что есть мочи заорал я, надеясь, что мой вопль будет услышан. Зажав нос, я посмотрел в сторону чихающего. Горыныч, услышав мои слова, на мгновение застыл, затем понимающе кивнул и, раскрыв пасть, чиркнул зажигалкой. Грохот тройного взрыва, наверное, был слышен за сотни миль. Пламя полыхнуло на добрую сотню метров, а Горыныч, только слегка дёрнувшись, переминался с ноги на ногу и довольно лыбился, а из его пастей вылетало бордовое, чуть поддымливающее пламя. Почва под его ногами дымилась, на полсотни метров вперёд от росших деревцов остались лишь головёшки.

— А поаккуратнее нельзя? — осведомился я, глядя на результат его "разрушительной деятельности". — Весь лес так спалишь!

— Да ты, Владетель, не беспокойся! С радости он великой не знает, что творит, играется, — поспешил успокоить меня проснувшийся от спячки Судьбоносный. — Вот наиграется, тогда огонь палить почём зря перестанет.

— Ага, а запах куда девать?

— Так то от пищи сырой, нежареной, несварение у него случается. К завтрему всё и утрясётся.

— Да я до завтра задохнусь или отравлюсь к ядреной матери! — но мой глас вопиющего услышан не был. Меч лишь вжикнул и укрылся в ножнах, не обременяя себя ответом.

— Эй, змей пустоголовый, огнём ещё рыгать будешь? — тот отрицательно покачал головой, но я не желал рисковать. — Знаешь что, суперогнемёт, встань к лесу передом, ко мне задом, и сиди так, не поворачиваясь, доколе я тебе не прикажу обратного, понял?