Ловушка для красоток - Жанна Режанье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посмотри на меня, — повторил Элиот. — Я ведь старый человек. Кто сейчас поверит, что всего десять лет назад у меня было брюшко, седина и скверное самочувствие? Благодаря занятиям тай-чи сейчас у меня тело здорового человека лет тридцати.
— Как ты думаешь, сколько мне придется заниматься, чтобы получить такой же результат? — спросила Чарлин.
— Около шести месяцев, мисс Дэви.
— Чарлин.
— Чарлин. Очень красивое имя. Так что, Чарлин, около шести месяцев систематических занятий, и вы станете моложе на десять лет. Через два года вы себя просто не узнаете, а лет через пять можете стать снова молоденькой.
— Меня особенно беспокоят икроножные мышцы. Они меня иногда подводят.
Элиот развеял ее тревоги грациозным движением руки.
— Могу обещать, что тело восстановится, вернется в естественное состояние. Люди не должны стареть. Старение, по сути, есть плод невежества. Китайские мудрецы, практиковавшие тай-чи, доживали до трехсотлетнего возраста. Занимайтесь тай-чи — и вы забудете о старости.
Он плавно и точно проделал движение тай-чи.
— Ну кто даст мне мои шестьдесят восемь лет? Никто. Это результат тай-чи.
— В жизни ни о чем подобном не слышала! Это же просто фантастика!
— Могу также предложить методики, связанные с тай-чи, — сказал Элиот, обнажая в улыбке двойной ряд крупных, желтоватых зубов. — Китайцы разработали ряд интересных методик, которые Запад медленно воспринимает. Акупунктура, например.
Он отпил из чашки.
— Что такое акупунктура?
— Иглоукалывание, основанное на меридиональной системе. То есть нужно знать, где именно укалывать и как. Малейшее отклонение хоть на миллиметр — и вместо пользы может быть причинен вред.
— И что дает это иглоукалывание?
— Тоже часть системы омоложения организма наряду с тай-чи. Расчищает путь для свободного течения энергии по телу, что восстанавливает телесную гармонию.
— Иглоукалывание — это больно? Наверняка же больно!
— Совсем нет. Иголка легко касается кожи, прокалывает ее мгновенным движением, и пациент ничего не чувствует.
— Я все равно не понимаю. Каким все-таки образом эта акупунктура может омолодить организм?
— Уравновешивая инь и янь, начало мужское с началом женским, — терпеливо объяснял Элиот. — Причина старения заключается в том, что утрачивается гармония между положительными и отрицательными силами организма, открывая путь и болезням, и распаду. Когда инь и янь дисгармоничны, происходит закупорка нервных окончаний. Сочетание акупунктуры с тай-чи очищает их — отсюда и результат.
— Другими словами, мне недостаточно только упражнений тай-чи, а нужна и акупунктура тоже?
— Сочетание того и другого приближает результат.
— И как мне это сделать? Я хочу добиться результатов как можно быстрей!
— Я и сам провожу иглоукалывание, — заявил Элиот. — Я беру пятьдесят долларов за сеанс.
— Стоит того, если все так, как ты говоришь! Когда можно будет начать?
— Как хорошо, что ты опять перекрасила волосы в свой естественный цвет, Кэрри! — сказала Ева. — Жуткий был цвет, пока снималась в этой рекламе, в «Адорне».
— А на фотографиях, по-моему, неплохо.
— Приняли решение по пробе, которая у тебя была? Я имею в виду «Портер и Триббл»?
— Пока нет, но Рекс говорит, что осталось шесть кандидатур, так что я стучу по дереву.
— Ой, Кэрри, чуть не забыла! Тебе звонили от какого-то Джерри Джексона. Кто это?
— Вице-президент фирмы «Харт и Кук». Помнишь, я снималась в рекламе «Спиди-уип»? Он там был продюсером. Он пообещал отдать мне фотографии, на прошлой неделе я за ними зашла, и он, конечно же, сделал заход.
— Тебе он нравится?
— Он физически привлекателен. Такой, знаешь, мужественный тип. Красивый. Но он живет в Стэмфорде.
— Следовательно, женат. Очень жалко. Ты что собираешься делать сегодня вечером, работать над книгой?
— Да.
— То, что ты рассказываешь, потрясающе, Кэрри. Насчет того, что из нас делают куколок, вроде мы не настоящие люди с настоящими чувствами. Что мало кто из мужчин подходит к нам с нормальными человеческими мерками, что многие и не подумают показаться на людях с девушкой, если она некрасива, что мужчины, таким образом, сами демонстрируют, насколько они нуждаются в украшениях. А их украшения — это мы с тобой. У меня тоже было такое чувство — например от общения с Джефри Грипсхолмом, то есть, я хочу сказать, понятия он не имел, кто я и что я есть на самом деле.
— Вступай в наш клуб.
— Знаешь, Кэрри, а ребята в нашей театральной школе — они совсем другие. Но они такие суперчестные, что меня просто страх берет.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, Ева. Это желание вывернуться наизнанку.
— Кэрри, пожелай мне сегодня удачи! Я репетирую с новым партнером, и у меня поджилки трясутся.
— Еще чего! Ну, подумай сама, что может случиться?
— Сама не знаю. Но очень надеюсь, что не придется узнать!
Ровно в восемь вечера Марти подогнал свое такси к углу, где стояла в ожидании Ева. Она открыла переднюю дверцу, чтобы сесть, но Марти одернул ее:
— Сбрендила? Ты что, не понимаешь? Или хочешь, чтобы меня арестовали?
Он захлопнул переднюю дверцу и указал Еве на заднюю.
Еву мутило от страха. Она села в такси и стала нервно присматриваться к Марти.
Зловещего вида, маслянисто-смуглый, потная неровная кожа, густо напомаженные волосы, толстогубый рот. Его присутствие и волновало, и ужасало ее. Как же она будет показывать свою первую сценку перед всем классом? Марти был мрачен.
— Я не знала, что ты на такси работаешь, — осторожно начала Ева.
— Не работаю. Подрабатываю ради хлеба насущного. Брошу это дело, как только будет получаться в театре.
— Свободное время остается? — Угу.
На всех трех занятиях в школе Джона Сачетти, на которых Ева успела позаниматься, она ни разу не видела, чтобы Марти Сакс переменил одежду. Он и сейчас был одет, как и прежде: линялые джинсы, черная кожаная куртка и потрепанная тельняшка. Ева вспомнила, как ужасно он сломался на глазах у всех, когда она впервые пришла в класс, и спросила себя: все ли он так же одинок, как прежде?
Марти остановил машину на Амстердам-авеню, около Девяносто восьмой улицы. Ева достала кошелек, чтобы расплатиться.
— Брось ты! — буркнул Марти. — Угощаю.
Жил Марти в крохотной квартирке — комната, кухонька и ванная. В комнате стояла пара плетеных кресел и кофейный столик, висели японские фонарики, в углу приткнулась широкая кровать, покрытая ярким индейским одеялом.
— Я чокнулся на Вивальди, — сообщил Марти, доставая пластинку из конверта. — Ты как насчет него, ничего?