Первая командировка - Василий Ардаматский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ганс бросился к отцу, обнял его, бормоча радостно и благодарно:
— Папа, папа, какой ты!..
Самарин встал:
— Я благодарю вас, гауптштурмфюрер.
— Да перестаньте вы! — притворно рассердился Вальрозе. — Давайте лучше выпьем за вашу удачливую судьбу.
Они выпили, и Вальрозе-отец встал:
— А теперь спать. До свидания, Вальтер. Провожать вас с Гансом я не могу. В связи с предстоящей переброской войск у меня чудовищная работа. Ганс, пройдем к маме.
Самарин остался один. Он еле сдерживал внутреннюю дрожь. Скорее, скорее в Ригу, к Рудзиту. Только об этом он и думал.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
С Вальрозе Самарин расстался на Рижском вокзале. Гестаповец пошел прямо к себе на службу, а Самарин, сделав крюк, вышел к рынку.
Рудзит был на месте.
— Будь через час у меня дома, — буркнул он, глянув на Самарина.
Самарин зашел домой и приготовил шифровку.
«В Центр — от Максима.
Пять дней был в Берлине гостем Вальрозе. Его отец, занимающий высокий пост в военном интендантстве, в семейном разговоре дома сказал о происходящей сейчас переброске войск с европейского фронта, о создании новых сверхмощных танков и артиллерии и что все это будет брошено для удара, как он выразился, в сердце России и высказал надежду на скорое окончание войны. При этом он, однако, пообещал сыну перевести его подальше от войны — в Берлин. Пообещал и мне как другу его сына тоже подыскать хорошую работу в Берлине.
Максим».В Ригу пришла на редкость ранняя весна. Солнце уже исправно выходило на работу и рушило все, созданное зимой. Снег почернел, стал ноздреватым и, тяжело вздыхая, оседал, проваливался. Дребезжала весенняя капель. На неубранных тротуарах чавкала серая слякоть. В воздухе пахло близким морем.
Самарин шел по весенней Риге, подставив лицо солнцу и упругому ветру с моря. Настроение отличное. Он нес важное донесение в Центр, связанное с его поездкой в Берлин. Ему все-таки здорово повезло...
Впрочем, что такое у разведчика везение?
Иван Николаевич рассказывал— В Париже, как ты знаешь, я занимался русским общевоинским союзом. Это еще недавно очень опасное объединение белогвардейцев в то время начало испытывать материальные да и моральные затруднения. Объединение было чисто военным, и для поддержания его боевой силы, конечно, нужны были немалые средства. До конца двадцатых годов РОВС финансировали все, кто еще верил в возможность скорого крестового похода против большевистской России. Но к началу тридцатых годов поступление средств резко сократилась, а добро, вывезенное из России, разграбили чины из верхушки РОВСа. Этот перелом в положении РОВСа мне легко было наблюдать из своей лавочки. У недавних моих покупателей, которые были связаны с РОВСом, исчезли деньги. Пришлось завести специальную бухгалтерскую книгу для записи моих должников. Сигареты и те они брали в кредит. И все они на чем свет стоит кляли ровсовских генералов. Стало случаться, что даже полковники приходили ко мне и, смущаясь, просили в долг десять — двадцать франков. Им просто не на что было жить. Я давал и таким способом привязывал к себе все новых и новых ровсовцев. И вдруг уже где-то в начале 1935 года приходят ко мне несколько моих должников и возвращают мне деньги. И настроение у них уже совсем не то, что было недавно. Один из них — полковник зовет меня отобедать с ним в дорогой ресторан «Максим». Гляжу — заказывает устрицы, вино, шампанское и еще черт знает что. Сидим — пируем. Я у полковника, ни о чем не спрашиваю, хотя пошел я с ним в ресторан неспроста — надеялся узнать, откуда у них появились деньги?
И вдруг он сам спрашивает у меня:
— Что вы имеете в месяц на своей торговле?
Называю ему более чем скромную сумму. Следует новый вопрос:
— Немецкий язык знаете?
— Нет.
— Жаль.
— Но можно выучить?
— Нет, его надо знать сейчас. Железо куют, пока оно горячо. — И молчит. Ничего больше не объясняет.
Ну ничего, думаю, подождем. Выпьем еще.
Под конец обеда полковник нагрузился порядочно, потерял контроль над собой и заговорил. И тут я узнал, что РОВС получил деньги из Германии, где у власти уже был Гитлер. И туда, для работы в генштабе рейхсвера и в его частях, едет большая группа русских офицеров старших званий, владеющих немецким языком. Оплата очень хорошая.
Эта новость была очень важная.
А когда я ее передавал приехавшему во Францию товарищу из Центра, он, поблагодарив меня, вдруг сказал: «Повезло тебе здорово».
Я промолчал, но очень обиделся. Какое, к чертям, везение! Работа, добросовестная работа с расчетом — вот что это было. А он — повезло. Наша работа — не игра в тотализатор на скачках. Да и там чаще выигрывает тот, кто хорошо знает лошадей и наездников. У разведчика так не бывает, что идет он по дороге и вдруг видит: лежит на дороге военная тайна. А если уж так даже и случилась, значит, он, этот разведчик, знал, когда и по какой дороге надо идти.
Рудзит варил на керосинке какую-то еду, комнатушку заполнял вкусный запах разваренной картошки.
— Живы-здоровы? — как всегда, спросил Самарин.
— Тут тебя ждут, — ответил Рудзит.
Из темного угла комнаты на тусклый свет керосиновой лампы вышел хорошо одетый мужчина лет пятидесяти — один его вид в этой комнатушке вызывал недоумение.
— Здравствуйте, — тихо сказал незнакомец, протягивая руку.
— Здравствуйте, — настороженно отозвался Самарин, не подавая руки.
Незнакомец рассмеялся:
— Как своевольничать со всякими непредусмотренными поездками — вы смелый, а тут вдруг заосторожничали? Привет вам от Ивана Николаевича и заодно выговор за самовольную поездку в Берлин.
— Но я же... — замялся Самарин, но незнакомец остановил его, подняв руку:
— Мне ничего объяснять не надо. Раздевайтесь, нам нужно поговорить.
Рудзит погасил керосинку и сказал:
— Пойду посмотрю улицу, — Подхватив костыль, он неуклюже шагнул через порог.
— Я уже третий день жду вас, — начал незнакомец. — И одно это ожидание, вызванное вашей поездкой, недопустимо. Что-нибудь важное из Берлина привезли?
— У меня с собой готовая шифровка,
— Что там? В двух словах!
Самарин рассказал.
— Да, это надо отправить — отдадите Рудзиту. А теперь нам с вами предстоит очень серьезное дело. Как ваши клиенты?
— Очевидно, ждут развития сделки.
— Очевидно — не ответ. Сегодня же надо узнать точно.
— Сегодня я могу позвонить только Фольксштайну.
— Это тот интендант, который свел вас с Граве?