Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 16 - Вальтер Скотт

Хороший игрок, Гарри, всегда постарается употребить с выгодой даже плохие карты. Я тоже решил использовать свою болезнь, и моя рана помогла мне добиться, чтобы Monsieur le Frere[60] стал на мою сторону.

Ты сам понимаешь, насколько для меня важно было уяснить себе характер этого нового актера, вступающего в запутанную драму моих приключений. Сообщаю тебе, что это совершенное чудище по нелепости— шотландский щеголь — можешь судить до чего он непохож на наших модных щеголей! Каждая черта национального характера восстает в них, когда кто-нибудь из этого злосчастного племени берется играть роль, которая их собратьям с Острова святых удается так легко. Они сообразительны, это правда, но до такой степени лишены всякой непринужденности, такта, гибкости и ловкости в обхождении, что при любой попытке казаться веселыми и беззаботными всегда испытывают настоящую муку. На одном повороте гордость помешает, на другом — бедность, на третьем — педантизм, на четвертом — mauvaise honte,[61] столько препятствий сбивает их с дороги, что им никак не доскакать до финиша и не выиграть кубка.

Нет, Гарри, в доброй старой Англии только люди степенные могут опасаться каледонского нашествия — в модном свете шотландцы побед не одержат. Они прекрасные банкиры, так как вечно погружены в размышления, сколько процентов можно присоединить к основному капиталу. Они — отличные солдаты; хоть и не такие герои, какими хотели бы считаться, но, по-моему, в храбрости не уступят своим соседям и гораздо легче поддаются дисциплине. Они прирожденные адвокаты, у них каждый помещик проходит адвокатскую науку, а терпение и хитрость, свойственные их нраву, позволяют им и в прочих отраслях преодолевать трудности, которые не по плечу другим нациям, или использовать преимущества, которых иные не заметят у себя под самым носом. Но житель Каледонии не создан, конечно, для светской жизни, и его попытки быть изящным, непосредственным и веселым напоминают лишь неуклюжие прыжки и скачки осла из басни. Однако у шотландца тоже есть одна сфера (но только у себя на родине), где принятая на себя роль ему удается. Так и Моубрей — этот мой шурин — будет уместен в заседании Северного собрания или на скачках в Лите. Он может поговорить пять минут о спорте, а следующие полчаса — о местных политических делах или о сельском хозяйстве. Но едва ли надо уверять тебя, Гарри, что все это будет выглядеть неважно на лучшей, южной стороне Твида.

Несмотря на все сказанное мною, выловить эту форель оказалось нелегко. Да мне бы и не сладить с ним, если бы с самонадеянностью северянина он не уверился, что я могу стать легкой добычей: такую мысль через Вулверайна ухитрился ему внушить ты — благословенна будь твоя хитрость и премудрость!

Он пустился в это многообещающее предприятие и, как ты и сам мог бы предсказать заранее, встретил противника себе не по зубам. Я, разумеется, воспользовался своей победой лишь ради того, чтобы заручиться его поддержкой для достижения моей главной цели. Однако я видел, что во время наших переговоров гордость моего джентльмена была сильно задета и никакие преимущества, которые такой брак сулит его проклятому семейству, не могли полностью вытравить досаду от понесенного поражения. Он все-таки проглотил свою обиду, и мы с ним — по крайней мере сейчас — добрые друзья и союзники, хотя и не настолько близкие, чтобы я решился доверить ему всю свою странную и запутанную историю. О завещании пришлось сообщить, так как это обстоятельство служит достаточной причиной, чтобы спешить со сватовством, и такое частичное раскрытие тайны на время избавляет меня от необходимости быть с ним откровенным до конца.

Как видишь, я еще ни в чем не уверен. Кроме возможности появления моего кузена — а это вероятно, разве что он ранен тяжелее, чем я смею надеяться, — мне, пожалуй, надо опасаться еще вздорной неприязни самой Клары или каких-нибудь выходок со стороны ее мрачного брата. Одним словом — и пусть это будет магическое слово, которым колдуны вызывают на помощь дьявола, — Гарри Джекил, ты мне нужен.

Хорошо зная твою природу, могу тебя уверить, мой друг, что приезд сюда для выполнения служебных обязанностей может споспешествовать не только моей, но и твоей собственной выгоде. Здесь есть один болван — я уже упоминал о нем, — по имени сэр Бинго Бинкс, из которого можно вытянуть кое-что, стоящее если не моего, то, во всяком случае, твоего труда. Баронет — настоящая ворона, и когда я появился здесь, он проходил обучение у Моубрея. Но по неумелости шотландец выдрал с десяток перьев у него из крыла, не соблюдая никаких правил осторожности, и баронет испугался и оробел. Теперь он будет против Моубрея, которого и боится и ненавидит сразу. Умелой руке вроде твоей стоит только погладить его разок-другой — и птица твоя со всеми перьями и потрохами. Кроме того,

... ручаюсь головой,Владеет Бинго чудною женой!

Очаровательная женщина, Гарри, в меру полная и выше среднего роста, как раз в твоем вкусе и красива, как Юнона. Она с такой брезгливостью поглядывает на своего мужа, которого презирает и ненавидит, и так ясно дает понять, что могла бы поглядывать совсем иначе на кого-нибудь, кто нравился бы ей больше мужа, что, право, грешно не предоставить ей такой случай. Если ты хочешь испробовать счастье около мужа или около жены, я не буду ни препятствовать, ни вмешиваться. Но для этого тебе, разумеется, надо явиться по этому моему вызову, не то мои обстоятельства могут так обернуться, что дела и мужа и жены окажутся в пределах моей собственной компетенции. Итак, Гарри, если хочешь воспользоваться всеми этими намеками, тебе лучше поторапливаться: это нужно и ради твоей выгоды и ради того, чтобы помочь мне соблюсти мою.

Твой, Гарри, — в зависимости от твоего поведения —

Этерингтон».

Закончив это красноречивое и поучительное послание, молодой граф потребовал к себе своего лакея Солмза и поручил ему немедля и притом собственноручно снести письмо в почтовую контору.

Глава XX

ЖИВЫЕ КАРТИНЫ

Пьеса — это именно то, что нужно!

Наконец настал знаменательный день, о котором так много думало и говорило благородное общество Сент-Ронанских вод. Чтобы сделать его более интересным и значительным, леди Пенелопа Пенфезер уже давно подала мистеру Моубрею мысль, что гости, обладающие талантом и светскостью, могли бы предложить остальным членам общества занятное развлечение, представив несколько сцен из какой-нибудь популярной пьесы: сама она ни одной минуты не сомневалась, что тут-то ей и предстоит особенно ярко блеснуть. Мистер Моубрей, на этот случай, видимо, передавший все бразды в ручки ее милости, отнюдь не возражал против ее предложения, он только заметил, что уже не остается времени приготовить для спектакля старый холл Шоуз-касла, и потому сценой и декорациями неизбежно должны будут служить расположенные на старинный лад живые изгороди и аллеи сада. Но когда план этот стал обсуждаться с другими членами общества, он провалился по обычной в подобных случаях причине, а именно потому, что трудно было найти исполнителей для второстепенных персонажей. На первые роли кандидатов было более чем достаточно, но это оказались большей частью люди слишком важные, чтобы потешать других, разве что им дана была возможность выступить в самой главной роли. Среди же немногих представителей лишенной честолюбия мелкоты, которых можно было так уговорить и улестить, чтобы они согласились сыграть второстепенных персонажей, было столько людей со слабой памятью, короткой памятью, предательской памятью, что в конце концов от этого плана пришлось с отчаяния отказаться.