Родная старина - В. Сиповский

Ослепленный князь с женою был сослан в Углич.

Затем захвачены были и все дети Василия и отправлены также в Углич, в заточение. Шемяка, забрав в свои руки великокняжескую власть, занял Москву; но трудно ему было здесь усидеть. Хотя были у него доброхоты из московских бояр, но все же сторонников Василия было больше. Некоторые из них бежали из Москвы в Литву, другие составили заговор освободить Василия из Углича. Увидел Шемяка, что ему не княжить спокойно, пока ослепленный им князь будет в заточении. Притом и митрополит Иона чуть не каждый день твердил ему:

– Сделал ты неправду! Выпусти Василия и детей его, сними грех с души своей! Что тебе может сделать слепец да малые дети?

В. В. Муйжель. «Свидание Дмитрия Шемяки с князем Василием II Тёмным». Начало XX в.

Шемяка решился освободить Василия, помириться с ним, дать ему волость. Он поехал в Углич, взял с собою епископов и игуменов. Приехав туда, он каялся перед Василием, умолял его о прощении. Василий, в свою очередь, казалось, искренне сознавал и свои неправды. «Заслуживал я смертной казни, – кротко говорил он, – но ты, государь, явил милосердие свое ко мне, не погубил меня с моими грехами и беззакониями; дал мне время покаяться!»

При этом слезы обильно текли из слепых глаз Василия. Казалось, враги помирились и всякая злоба и вражда улеглись в их сердцах. На радостях Шемяка даже задал большой пир; Василий дал ему клятвенные грамоты не искать великого княжения, а Шемяка щедро одарил Василия и дал ему во владение Вологду.

Шемяку в Москве не любили. Захватив неправдою власть, он постоянно опасался измены; своих бояр и сторонников щедро награждал и всячески мирволил им, а тех, которые не выказывали ему особенной преданности, теснил. Его доброхоты могли творить всякие неправды и насилия, а управы и защиты от них на суде у него найти нельзя было. Несправедливость его вошла даже в поговорку: всякий корыстный и неправедный суд народ стал звать «Шемякин суд».

Как только Василий получил свободу и водворился в Вологде, приверженцы его толпами бросились к нему. Сначала он, казалось, затруднялся нарушить обещание, но игумен Кирилло-Белозерского монастыря разрешил ему нарушить клятву: клятва, данная в Угличе, по словам игумена, была незаконна, потому что дана в неволе и страхе. К Василию спешили на помощь не только его московские доброхоты, но и те, которые бежали в Литву. Приходили они с людьми своими, с вооруженными отрядами. У Василия скоро собралась порядочная сила. Шемяка с князем Можайским приготовился к борьбе. Небольшой отряд Василия осторожно пробрался к Москве, ночью врасплох ворвался в открытые ворота и завладел Кремлем. Бояре Шемяки и Можайского были схвачены и закованы, а москвичи приведены к присяге Василию Васильевичу. Когда Шемяка и Можайский узнали об этом, когда они увидели, как люди бегут от них толпами, а рать Василия с каждым днем все растет да растет, то поняли, что им остается только искать спасения. Запросили они мира у Василия Васильевича, каялись в своих поступках, давали Обеты верности, обязывались возвратить все захваченное в Москве: казну, драгоценные кресты, иконы, древние грамоты; просили только, чтобы Василий позволил им остаться в их наследственных уделах.

Василий помирился скоро с князем Можайским; наконец, по просьбе родичей заключил мир и с Шемякою, но взял с него так называемую «проклятую грамоту». Она заключалась такими словами: «Если преступлю обеты свои, да лишусь милости Божией и молитвы святых угодников земли нашей: митрополитов Петра и Алексия, Леонтия Ростовского, Сергия, Кирилла и других; да не будет на мне благословения епископов русских и пр.».

Но несмотря на все свои клятвы, Шемяка не унялся – везде заводил крамолу: между удельными князьями, в самой Москве, в Новгороде; старался всюду поднять вражду к Василию, винил его в поблажке татарам, а сам в то же время вел тайные переговоры с казанским ханом; захваченных в Москве грамот и ярлыков не возвращал – словом, и не думал исполнять своих обещаний. Наконец, были перехвачены грамоты Шемяки, из которых было видно, что он старался поднять мятеж в Москве против великого князя. Тогда Василий Васильевич отдал дело на суд духовенства. Этот суд – суд во имя Бога, казалось, один мог обуздать Шемяку, не знающего человеческой справедливости.

Ему было отправлено грозное послание от лица всего русского духовенства за подписью пяти владык и двух архимандритов. Духовенство всегда стояло за единовластие, всегда старалось противоборствовать усобицам и смутам; в этом послании оно высказывалось в пользу престолонаследия от отца к сыну.

«Ты ведаешь, – говорится в грамоте, – сколько трудился твой отец, чтобы присвоить себе великое княжение вопреки воле Божией и законам человеческим, лил русскую кровь, сел на престоле и должен был оставить его; уехал из Москвы только с пятью слугами, и сам звал Василия на престол; снова похитил его. И долго ли пожил? Едва достиг желаемого, и вот уже в могиле, осужденный Богом и людьми! А брат твой? В гордости и высокоумии резал от христиан, иноков, священников, а блаженствует ли ныне? Вспомни и собственные дела свои. Когда безбожный царь Махмет стоял у Москвы, ты не хотел помочь государю и был виною христианской гибели. Сколько истреблено людей, сожжено храмов, поругано святынь? Ты, ты будешь ответствовать Всевышнему. Напали варвары, великий князь много раз посылал к тебе, молил идти с ним на врага, – но тщетно! Пали верные воины в крепкой битве: им вечная память, а на тебе кровь их! Господь избавил Василия от неволи: ослепленный властолюбием и презирая святость крестных обетов, ты, второй Каин и Святополк в братоубийстве, разбоем захватил, злодейски истерзал его, – на добро ли себе и людям? Долго ли господствовал и в тишине ли? Не беспрестанно ли волнуемый, мучимый страхом, спешил ты с места на место, томимый днем заботами, ночью сновидениями? Хотел большого, но погубил свое меньшее. Великий князь снова на престоле и в новой славе: данного богом человек не отнимет. Одно милосердие Василия спасло тебя. Государь еще поверил клятве твоей, и опять видит измену. Пленяемый честию великокняжеского имени, суетною, если она не Богом дарована, или побуждаемый златолюбием, ты дерзаешь быть вероломным, не исполняя клятвенных условий мира: именуешь себя великим князем, и требуешь войска от новгородцев, будто бы для изгнания татар, призванных Василием и до сих пор не отсылаемых. Но ты виною сего: татары немедленно будут высланы из Русской земли, когда истинно докажешь свое миролюбие государю. Он знает все твои происки. По твоему совету казанский царевич Мамутек оковал цепями английского посла. Уже миновало шесть месяцев за срок, а ты не возвратил ни святых крестов, ни икон, ни сокровищ великокняжеских. И так мы, служители алтарей, по долгу своему молим тебя, господин князь Дмитрий, очистить совесть, удовлетворить всем праведным требованиям великого князя, готового простить и жаловать тебя из уважения к нашему ходатайству, если обратишься к раскаянию. Когда же в безумной гордости посмеешься над клятвами, то не мы, а сам ты возложишь на себя тягость духовную: будешь чужд Богу, церкви, вере и проклят навеки со всеми своими единомышленниками».

Не помогло и это послание. После еще нескольких попыток мирно уладить дело пришлось взяться за оружие. Под городом Галичем Шемяка был разбит московскими полками после упорной и продолжительной схватки (1450). Галич сдался великому князю, и он посадил здесь своих наместников. Шемяка едва мог спастись бегством. Бежал он в Новгород. Немало бед и хлопот Василию Васильевичу он наделал бы еще; но в 1453 г. его не стало: он был отравлен. Подъячий, который привез в Москву весть о смерти его, был пожалован в дьяки.

Со смертью Шемяки кончились усобицы за великокняжескую власть. Борьба Василия Васильевича сначала с дядею, а потом с двоюродными братьями была единственною в потомстве Калиты.

Шапка Мономаха

Этой усобицей только на время был задержан рост Москвы. К счастью, никто из соседей не мог воспользоваться ее бедою и погубить дело собирателей Русской земли. Прежние соперники их, князья рязанский и тверской, были уже так слабы, что им и на мысль не приходило господство над Русской землей; им оставалось только выбирать, кому подчиниться: московскому или литовскому князю?

Литва, главный враг Москвы, в это время была не опасна: после смерти Витовта в 1430 г. в Литве начались тоже смуты и долго шли кровавые усобицы. Свидригелло, брат Ягелло, вел борьбу с Сигизмундом, братом Витовта, за обладание Литвою. Кончилась эта усобица с избранием в литовские князья второго сына Ягелло – Казимира.

При нем в 1447 г. Литва снова соединилась с Польшею.

Исконный враг Русской земли, Кипчацкая Орда, во время смут в Московском княжении совсем ослабела. От нее отделились два больших ханства: Казанское и Крымское. Улу-Махмет, как сказано уже, положил начало Казанскому царству, а один из потомков Тохтамыша, Азы-Гирей, – Крымскому. Долго еще пришлось страдать Русской земле от внезапных нападений татарских шаек; много еще разорения, беды и горя причиняли они своими разбойничьими набегами; но все же о прежнем владычестве татар уже не могло быть и речи.