Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

Пряжки на башмаках графа сверкали ярче полуденных снегов, а камзол цвета топленого молока украшали золотистые, в тон платья хозяйки, кружева. Банты из той же материи болтались на ошейнике посольской псины и на шее крутящейся под ногами левретки. Захотелось хлопнуть дверью, но Марианна уже посылала воздушный поцелуй. Окружившие красавицу кавалеры дружно повернули головы и закивали. Пришлось подойти.

— Милый Робер, — проворковала баронесса, — ваши бесконечные дела становятся невыносимыми! Я не видела вас целую вечность!

— Вечность не может вместиться в три вечера, — на шее женщины нежно мерцал крупный жемчуг, раньше Робер его не видел, — но мое отсутствие сделало вас еще… роскошней.

— Вечность может вместиться и в миг, но я должна вам представить новых друзей Коко. Барона Фальтака вы уже знаете. Как и господина Сэц-Пьера…

— Сударыня, — с раздражением произнес похожий на ставшую ящерицей лисицу господин, — я уже просил вас не упоминать при мне чьи бы то ни было титулы. Мне претит любое возвеличивание двуногих скотов, полагающих себя выше породившей их натуры.

— Утверждая свою избранность, люди выдумали себе Создателя, — вступил в разговор щекастый гость; Марианна не успела его представить, но в отличие от многомудрых собратьев он был лыс и тучен, — нематерьяльный фантом, позволяющий любому глупцу ощущать свою значимость, оставаясь, по сути, животным.

— Не оскорбляйте животных, — потребовал Фальтак. — Люди отличаются от них в худшую сторону, так как запирают себя в вонючих клетках и, отринув здоровую пищу, пожирают несовместимое и изуродованное.

— Барон, вы меня пугаете! — закатил глаза Валме. — Кстати, вам пора на встречу с нематерьяльной сущностью. Полночь пробило довольно давно. Я вас провожу и засвидетельствую свое почтение старине Валтазару. Поверьте, ему с вами несладко…

— Ужин для господина Фальтака сервирован, — низким мелодичным голосом добавила баронесса. — Это очень здоровая пища. Овощи, вода и ничего… изуродованного.

— Зато я не прочь отведать изуродованной ветчины, — засмеялся кавалер Дарави и подмигнул то ли Роберу, то ли родичу Берхайма, имя которого вылетело у Иноходца из головы. — Ради нее я согласен слушать не только птичек, но и умников.

— Вот! — поднял руку отнюдь не спешащий на встречу со здоровой пищей Фальтак. — Вот истинное отношение к…

— Простите, — перебил Робер, — мне нужно… переговорить с Рокслеем!

Кавалер Дарави шумно втянул в себя воздух, Валме посторонился, философы понимающе переглянулись, баронесса не шевельнулась. Золотистые жемчуга стоят дорого, а послезавтра Халлоран явится за полковым жалованием. Если он вернется ни с чем, кавалеристы станут ненадежны. Халлоран — честный служака, как он поступит, когда начнется? Отсидится в казармах? Будет защищать Альдо? Положится на судьбу?

— Мне везет, — вместо приветствия сообщил Рокслей. Он пропускал этот круг. — Зачем мне везет?

— У везения свои резоны, — отшутился Эпинэ. Он не слышал, что говорят в углу, но баронесса смотрела на Валме, а Дарави с кузеном Берхайма ржали.

— Есть примета. — Дэвид поднялся от стола и теперь стоял рядом с Робером. — Тот, кто скоро умрет, не проигрывает. Мне везет третий вечер подряд. Я пробовал поддаваться, даже сбросил не ту масть, а Дарави зашел со Скал. Я взял круг на пустое Сердце… Это было Сердце Скал, Эпинэ. Понимаете, что это значит?

— Да-да, — невпопад ответил Иноходец, глядя на Марианну. Она улыбалась всем и Валме.

— Прошу прощения, — своим обычным каменным голосом ответил Дэвид, и Робер почувствовал себя тупой скотиной.

— Простите, Дэвид, — торопливо произнес он, — я уже давно не верю приметам. К тому же меня вывели из себя эти трое. Я видел похожих в Агарисе. Они приходили в гости к Матильде, говорили и ели. Ели и говорили. О деле великой Талигойи, о Чести, о своих предках, об Олларах, о тех, кто сидит во дворцах. В их дворцах, как они утверждали. Теперь они при дворе. Кто не разбежался, и кого не задавило в Доре. Они едят и говорят. Эти пока не во дворце, но уже едят и говорят…

— Фальтак отрицает и честь, и предков…

— Неважно, что они несут, — отмахнулся Эпинэ, — главное, они при этом едят. И ненавидят тех, кто сидит во дворцах. Любых. Потому что это не они. Кстати, в карты везет не только тем, кто умрет, но и тем, кого ненавидят. Вас ненавидят, потому что вы граф Рокслей и выигрываете, вот вам и везет.

— Я себя ненавижу за это же, — тихо сказал Дэвид. — Бедный Фердинанд. Бедный, толстый, добрый Фердинанд. Он хотел выпускать из тюрем и кормить, а не хватать и воевать… Джеймс заплатил за подлость Генри, я тоже заплачу́.

— Ну так платите! — рявкнул Робер. — Возможностей отдать долг Олларам или, вернее, Талигу хоть отбавляй. Умирать для этого необязательно, скорее, наоборот.

— Что вы сказали? — Голос графа странно зазвенел, и Робер понял, что едва не попался, хотя с Рокслеем поговорить нужно. Сперва с ним, потом — с Мевеном, а с Халлораном, пожалуй, не стоит.

— Я сказал, что нужно защищать горожан. — Это не было враньем и не было всей правдой. — Помогите Карвалю. Все лучше, чем думать о смерти.

— Вы правы, — все тем же звенящим голосом произнес Дэвид. — Если меня убьют, то за делом. За достойным делом.

— Убьют? — Подлетевший откуда-то барон в ужасе округлил глазки и ухватил Рокслея под руку. — Что за слова в моем доме?! Перед ветчиной с лунной дыней? Перед концертом? Я не желаю о таком даже слышать. И Марианна не желает… Дорогая! Дорогая, ты нам нужна!

— Да, Коко. — Платье баронессы шуршало. За белоснежным, тонущем в кружевной пене плечом возвышался ухмыляющийся Дарави. Валме исчез. Провожает матерьялиста к призраку?

— Мы говорили об игре. — Дэвид смотрел на прекрасную женщину, но не видел ее. — Боюсь, барон меня неправильно понял. Мне сегодня отменно везет… Отменно, и сейчас начнется моя игра!

— И все же не увлекайтесь. — Капуль-Гизайль поднял брови и понизил голос: — Игра дурно влияет на способность воспринимать прекрасное, а ветчина из Фебид прекрасна.

— Отрадно слышать, — вступил в разговор племянник Пуэна, — но не стоит ее тратить на свинских потомков. Я имею в виду некоторых… как бы их назвать…

— Философов? — подсказал барон. — Постарайтесь взглянуть на них как на приправу, но не к пище, а к беседе. Перец, горчица, некий имеющий двусмысленное название корень придают бытию определенную остроту.

Барон первым рассмеялся собственной шутке. Дарави последовал его примеру, Дэвид и тот улыбнулся. Марианна подняла глаза и посмотрела на Робера. В темных безднах спала неизвестность.