Изящное искусство смерти - Дэвид Моррелл

— Убийца мог бы зарезать вас во сне, а этот мальчик, вполне возможно, спас вам жизнь. А теперь, пожалуйста, хватит повторять все, что я говорю. Нам нужна пила, нужна горячая вода и… Вот, отлично. Пила. Благодарю вас. Как ее держать? Где мне резать стрелу? Здесь?

— Так вы разрежете ему плечо.

— Вот так?

— Нет-нет. Вот так.

— Ну так, ради всего святого, покажите сами, пока я не натворила дел. Ага, хорошо. Пожалуйста, продолжайте, а я схожу за горячей водой. Где кухня?

— В эту дверь.

— Ваша жена дома?

— Я не женат. Подержите мальчика, — велел доктор Беккеру. — Он так мечется, что я не могу работать.

Когда Эмили вернулась с чистыми тряпками и тазиком испускающей пар воды, она увидела, что доктор Сноу прижимает к лицу Джоуи маску, а другой рукой открывает краник на металлическом сосуде.

Мальчик перестал дергаться.

— Он умер?

— Заснул. Риска не больше, чем когда я назначил хлороформ королеве во время ее последних родов. — Доктор Сноу приставил лезвие пилы к стреле и сказал Беккеру: — Мальчик должен лежать на боку. Крепко держите стрелу. Пока я буду пилить, она должна оставаться неподвижной, а иначе может еще больше повредить плечо.

Беккер ухватился одной огромной ручищей за наконечник, а второй за хвост стрелы.

Доктор начал пилить. Эмили в это время обтирала кровь и морщилась от скрежещущего звука, издаваемого пилой.

Чтобы отвлечься, она спросила доктора:

— Вы в самом деле назначили хлороформ королеве?

— Да, к ужасу отдельных церковников. Они возражали, уверяли меня, что Библия учит: дескать, женщины во время родов должны страдать.

Сноу еще усерднее заработал пилой.

— В Библии не говорится ничего подобного.

— Это из Книги Бытия, глава третья, стих шестнадцатый. После того как Адам и Ева согрешили, Господь наказывает их и говорит Еве: «В муках будешь рожать детей».

— Эти священники такие идиоты!

— И я точно так же думаю. Есть, конечно, редкие исключения. Готово! — воскликнул доктор и торжествующе поднял зазубренный наконечник. — А теперь, перед тем как я вытащу стрелу, протрем ее нашатырным спиртом.

Вдруг дверь в кабинет распахнулась, и удивленная Эмили увидела на пороге трех мужчин.

— Отец!

Вместе с Де Квинси в комнату быстрыми шагами вошли инспектор Райан и импозантного вида мужчина, которого Эмили прежде не встречала.

— Это комиссар полиции Мэйн, — быстро представил его Райан. — Перед тем как я отправился в Скотленд-Ярд, ваш отец сообщил, где, скорее всего, обитает полковник Бруклин. Мы встретили мистера Де Квинси в дверях, когда он уходил оттуда.

— Не скажу чтобы я поверил в виновность полковника Бруклина в недавних убийствах, — прямо дал понять комиссар. — Но вот какое дело: исчез повар, который подсыпал наркотик в пищу заключенным в «Колдбате». Мои люди разведали, что он воевал в Индии.

— На теле человека, убитого в тюрьме, обнаружена татуировка, из которой следует, что и он тоже служил в Индии, — подхватил Райан. — В том же самом полку. Дальше оказалось, что и Бруклин служил в этом полку.

— Возможно, полковник вспомнит двух этих людей и сможет рассказать нам об их связях с преступным миром, — предположил комиссар. — Прошу прощения, юная леди, я знаю констебля Беккера, но еще не имел удовольствия быть знакомым…

— Эмили Де Квинси.

— Да, конечно. Инспектор Райан очень хорошо о вас отзывался.

— Правда? — переспросила изумленная девушка.

Щеки инспектора моментально сделались такого же цвета, как выбивающиеся из-под кепки волосы.

— А это тот самый уличный попрошайка, который вломился в дом полковника Бруклина? — спросил комиссар.

— Но вы же не собираетесь его арестовать? — вступилась за Джоуи Эмили. — Он рисковал жизнью, чтобы изобличить убийцу.

— Напомню вам: у нас нет никаких доказательств, что убийца — полковник Бруклин. Я согласился сопровождать инспектора Райана, с тем чтобы предостеречь: мы все должны работать сообща и не воевать друг с другом.

— Вы назвали его инспектором. Значит ли это, что мы снова служим в полиции? — спросил Беккер.

— Даже я не в силах отменить приказ лорда Палмерстона. Но неофициально могу сказать: я вам доверяю. После того как мистер Де Квинси показал мне жилище полковника, у меня появились сильные подозрения. Но должен признаться, я чувствовал себя крайне неловко из-за этого вторжения в чужой дом.

— Для начала, с чего бы это Бруклину хранить у себя такое количество пороха? — задал риторический вопрос Райан. — И почему он истязает себя таким способом, о котором я не смею заикнуться в присутствии мисс Де Квинси?

— Поверю вам на слово, инспектор. Я ведь не заходил в его спальню — для меня это было бы уже слишком — и потому не видел ни крови, ни кнута, о которых вы говорили.

— Кнута? — переспросила Эмили.

— Честное слово, — покраснел Райан, — это слишком деликатная тема для…

— Бруклин стегает себя кнутом до крови, — любезно пояснил Де Квинси.

— Спасибо, отец, а то я бы могла и не такое себе представить.

— Я не вижу, как это может быть связано с убийствами, — заявил комиссар. — То, чем занимается полковник Бруклин в своем доме, не касается никого, кроме него самого.

— Но против него может сыграть то обстоятельство, что он — сын Джона Уильямса, — стоял на своем Де Квинси.

— У вас есть лишь свидетельство пожилой женщины, которая работает в пекарне в одном из самых неблагополучных районов Лондона. Нет никаких доказательств, что она и есть Маргарет Джуэлл.

— Но пометки в моих книгах ясно говорят о его болезненном интересе к Джону Уильямсу.

— То же можно сказать и о вашей персоне, — возразил комиссар. — Все это не служит доказательством его виновности. Я оставил констебля дожидаться возвращения полковника. Он должен сообщить Бруклину, что я желаю с ним переговорить.

Бруклин не раскрывал местонахождение своего жилища даже кебменам. Обычно он велел им свернуть с Оксфорд-стрит в сторону Сохо-сквер, выехать на Греческую улицу, проехать по ней пару кварталов на юг и там остановиться. И все это время он внимательно изучал окрестности из окна кеба. Если все было в порядке, он возвращался домой пешком, глядя в оба, нет ли слежки.

В этот раз, когда кеб миновал номер тридцать восемь, Бруклин откинулся на спинку сиденья, встревоженный присутствием констебля на крыльце своего дома. Входная дверь была приоткрыта, а на ступеньках виднелись следы крови. Полковнику очень хотелось выглянуть из окошка и проверить, в какую сторону ведут кровавые следы, но он не рискнул.

Проехав пару кварталов, Бруклин расплатился с кучером, вылез из кеба, но вместо привычного маршрута свернул за угол и прошел до улицы, параллельной Греческой. Там он нырнул в узкий проулок между домами, добрался до калитки, отпер ее собственным ключом, потом дошел до следующей калитки и также открыл ее, а после запер за собой. В обоих случаях он задерживался и осматривал замки, проверяя, не пытался ли кто-то открыть их. Также он убедился, что комочки грязи, аккуратно положенные по краям калитки, остались на своих местах — свидетельство того, что калитку никто не открывал.

Наконец полковник оказался в мрачном внутреннем дворике, в котором стоял туалет. Ступеньки спускались в подвал, где размещалась кухня. Единственное ее окно закрывала решетка. Дверь была заперта, и Бруклин не обнаружил никаких следов попытки проникновения.

Короткая лестница вела на первый этаж. Окна здесь также были забраны решетками. На двери черного хода, так же как и на парадной, не имелось дверной ручки. И здесь разложенные в укромных местах комочки грязи остались нетронутыми. Бруклин вставил необычной формы ключ в замок.

В холл через приоткрытую парадную дверь проникала узкая полоска света. Бруклин увидел, что полностью закрыть дверь невозможно — металлическая пластина, в которую входил язычок замка, откручена от косяка.

В воздухе витал запах тухлых яиц (кто-то зажигал спичку), смешивавшийся с вонью жировой свечи.

На полу была кровь.

Первоначальное изумление сменилось яростью, когда Бруклин убедился, что в его доме побывали незваные гости. Первым его побуждением было ринуться выяснять, где еще они оставили следы, но годы военной дисциплины взяли свое. Он вдруг оказался будто в разведывательном рейде и должен был действовать скрытно, не привлекая внимания полицейского на крыльце. Тихо пробравшись по коридору, Бруклин завернул в комнату, где хранил свои книги.

На полу он обнаружил лужу блевотины. Книги лежали в беспорядке, а из одной неизвестный вандал вырвал первую страницу.

На столике стояла лампа со снятым стеклом. Крышечка, закрывающая отверстие для заправки горючим, была откручена — явный признак того, что взломщик обнаружил внутри порох.