Традиции свободы и собственности в России - Александр Горянин

Еще до завершения этих метаморфоз «поражение России» стало, не могло не стать, дежурным блюдом на коммунистическом столе. Выдать крах коммунизма за крушение отечества, негласно сделать коммунизм и отечество синонимами — какая находка! Уже с начала 90-х бывшие номенклатурные товарищи, чьи сладкие партийные карьеры были подстрелены на взлете, любили рассказывать, что СССР и советскую власть обрушило ЦРУ с помощью подлого заговора. (Но не объясняли, почему народные массы не встали живым кольцом на защиту обкомов и райкомов.) Поначалу товарищи рассказывали эту басню, в основном, друг другу, потом круг слушателей стал расти, и тут — такой подарок от либералов!

Впрочем, коммунисты и впрямь имеют все причины говорить о поражении — не от Америки, конечно, а на сугубо внутреннем фронте. Бедняги больше не могут наслаждаться такими превосходными вещами, как радиоглушилки и «характеристики от треугольника», соцсоревнование и соцреализм, железный занавес и партсобрания, Политбюро и политзэки, номенклатура и спецраспределители, Главлит и свобода слова в форме газеты «Правда», шизофреническое двоемыслие и выражение «не больше килограмма в одни руки», грязь, которую они каждую осень месили «на картошке», и гарантированный стукач на каждом курсе, в каждом цеху и взводе.

Время от времени ТВ показывает Брежнева, Косыгина, Андропова, Черненко. Знаете это чувство, когда обдает жаром стыда? Погружаешься, словно не пролетели долгие годы, в ту советскую жизнь — а это была ежедневная пытка стыдом, забыть ее невозможно. Не представляю, как жили те, кто гордился своим делом, каково им было за пределами лаборатории, конструкторского бюро, опытного завода, испытательного полигона…

О каком поражении России твердят наши диковинные демократы? Почему величайшее чудо ХХ века — избавление России от коммунизма — для них поражение? С кем вы, мастера культуры? Считать, что это поражение, могут только люди, полностью отождествившие себя с КПСС и КПРФ. Самостоятельное, без помощи чужих штыков (в отличие от германского, итальянского и японского случаев), одоление Россией тоталитаризма — ее величайшая победа, свидетельство ее огромной внутренней силы.

Антисистема

Ларчик прост. Липовые демократы, о которых речь, ненавидят не коммунизм, они ненавидят Россию — одни безотчетно, другие осознанно и даже не очень скрывая. Им психологически необходима вера в ее поражение — бывшее или будущее, и неважно от кого. В былые времена они уверяли (кто себя, кто окружающих), что у них антагонизм с советской властью. Время показало, с кем у них антагонизм. Вражда антисистемы направлена всегда и только на страну.

Что же это такое, антисистема? Заговор? Скорее консенсус. При консенсусе не обязательно требуется конспирологический механизм. Консенсус — всего лишь взаимопонимание единомышленников при реализации совпадающих пристрастий и антипатий. И, по возможности, кадровая политика.

Во все времена и в любой стране были, есть и будут люди, формально принадлежащие к культуре данной страны, но враждебные ей — кто осознанно, кто нет. Л.Н. Гумилев называл совокупность таких людей антисистемой. К ней издавна принадлежала часть российского дворянства и интеллигенции, частично совпадая. Эта антисистема проложила путь другой, большевизму. Новая антисистема, захватив в 1917 году власть, разрушила историческую Россию и затем (опять-таки, по Гумилеву), ради самосохранения сменила знак.

Уже в наше время рутинная антисистема образца 80-х резко усилилась, получив пополнение в виде производителей чернухи из журналистов советского разлива. Неустанно выдавая ее на-гора, они реабилитируют (как им кажется) свое усердие коммунистических времен и мстят новой России за то, что эти времена ушли. Не менее сильно прирасла антисистема также политтехнологами и госчиновниками.

Судя по косвенным признакам, она не слишком многочисленна, но при этом весьма влиятельна, она везде и нигде, но распознать ее можно. Если для публичного политика патриотизм — это такое немножко странное поветрие или причуда, он принадлежит к антисистеме. Людям печати и эфира скрыть свою суть и вовсе немыслимо: отчуждение от своей страны выдадут оговорочки, словечки, придаточные предложения.

На беду, в течение 90-х антисистема сумела стать в России частью системы, и наоборот. Это привело к столь сложным конфигурациям и ситуационным перетеканиям, что понять кто есть кто издали трудно. Только дух постмодернизма мог сделать возможным такое слияние мира с антимиром без аннигиляции.

Чиновник, способный за взятку в сто тысяч нанести своей стране ущерб в миллиард (соотношение 1 : 10000), сознавая это, — безусловное порождение антисистемы. Чиновник, в обмен на виллу на Лазурном берегу позволяющий рейдерам захватить уникальное стратегическое производство для создания на его месте развлекательного центра, был бы невозможен даже в самом вороватом, но не пронизанном антисистемой обществе.

Однако специфическая коррупция такого рода — лишь побочный продукт, а не цель антисистемы. Цель, к которой стремится любая антисистема — заменить ненавистную ей культуру какой-то другой. Эта труднопостижимая цель редуцируется до более понятных: еще больше уронить дух нации, добавить безнадежности, расшатать государство, облегчить смену власти. Свою главную надежду антисистема увидела в левых и все увереннее делает ставку на них. А также на недовольную молодежь, протестный электорат, обойденную и (или) разочарованную интеллигенцию, «либеральную жандармерию», демшизу.

Хранители огня

Кто может исправить положение — или еще раз все погубить? Снова она, российская интеллигенция. Лишенная группового самосознания, она не является классом, кастой, орденом, корпорацией (и так далее), и не старается провести четкую границу между собой и всеми остальными. Наша современная интеллигенция по большей части скромна — но это не обязательно похвала ей. Иногда кажется, что она сама не знает себе цену.

С извинениями за необычно длинную цитату приведу отрывок из статьи историка и публициста Анатолия Уткина — я не подпишусь под каждым словом, но все равно не скажу лучше, чем он:

«Авангард населения страны — российская интеллигенция достаточно отчетливо представляет себе, что Россия — уникальная, единственная незападная страна, которая устояла перед Западом именно в силу создания национальной индустриальной базы. И устояла потому, что создала плеяду технических и гуманитарных специалистов собственного цивилизационного кода, а не некую «немецкую слободу» посреди Руси. Создана многомиллионная группа людей, способных соединить «сердце с разумом», западную трезвость и науку с русской эмоциональностью. По тяге к знаниям (ставшей буквально национальной религией), по пытливости и выходу на мировой уровень, по таланту овладения передовым техническим уровнем в России создано нечто особенное: провинция постоянно посылает своих талантливых образованных людей в университетские города. Готовность этих прирожденно талантливых людей скромно и без лишнего пафоса положить свою жизнь ради цивилизационного подъема, повышения общего уровня своего мира является уникальным и величайшим ресурсом страны. Не за «первым миллионом» тянутся эти юноши и девушки в мир науки; природная любознательность и природное чувство служения выдвинувшему тебя миру делают этот (едва ли не бесплатный) труд выражением гражданственного долга, продолжением традиции бестрепетного служения миру – от земских фельдшеров до создателей космических станций… Революция в науке дает шанс переступить через потерянное, воссоздать связь времен. Если маленькая Ирландия на голом месте (и без всякой научной традиции) сумела сделать свою страну Кремниевым островом, то почему наследники Курчатова и Капицы не могут повторить того же в Зеленограде и Долгопрудном? Патриоты создали петроградский физтех в безумном 1920 году. Можем ли мы сегодня в кризисной России быть менее серьезными в отношении нашего будущего? Они продержатся еще несколько лет. Позднее, если не сохранить преемственность, научных специалистов не будет. Не будет у нас — до 200 тысяч наших ученых уже мыкают горькую долю эмигрантов в более комфортабельных лабораториях Запада. Не менее важно опереться на основанную Петром российскую Академию наук. 15 лет назад она насчитывала в своих рядах миллион человек, ныне ее состав уменьшился в пять раз и она катастрофически стареет. Но на протяжении еще нескольких лет ее реанимация возможна, если не победит идея экономии на сером веществе нации».

Как видим, Анатолий Уткин говорит здесь, главным образом, про научную и научно-техническую интеллигенцию, как наиболее уязвимую часть сословия. Уязвимы и все остальные его части, но они точно выдюжат.

Кстати, уже действительно пора говорить о нашей интеллигенции как о самостоятельном сословии, не менее важном для России, чем «средний класс» для стран Запада. Есть ли идея, способная объединить это сословие? Есть, и она уже звучала на этих страницах. Это сознание того, что мы – и никто больше в мире – сумели победить два самых грозных тоталитаризма в истории – один вовне, другой внутри, значит, мы можем всё. Мы можем всё! Это надо понять сердцем, на это мы, интеллигенты, обязаны настраивать нацию.