Тени сна (сборник) - Виталий Забирко

Вначале он плыл по воздуху неподвижно, совершенно ошарашенный происходящим, затем стал дергаться, брыкаться, но это ни к чему не привело. Неведомая сила продолжала нести его по воздуху, медленно поднимая все выше и выше. Когда он достиг площади, из переулка верхом на метле вылетела ведьма с совой на плече, увидела его, засмеялась и сделала лихой вираж вокруг Гюнтера.

— Что, поросеночек, помочь? А то к утру не доберешься!

Гюнтер буркнул то-то невразумительное, затем догадался, что его принимают за своего, и недовольно, чтобы отвязаться, отрезал:

— Я сам.

— Тогда — до встречи! — махнула рукой ведьма и умчалась.

Гюнтера охватила злость. Все представлялось как в дурмане. Нереальном, жутком, кошмарном, как офорты Гойи. «Сон разума рождает чудовищ…» Кажется, так сказано у Гойи? Крепко спит разум в Таунде, если он позволил возродиться суеверному ужасу, позволил сну материализоваться, чтобы сонм мистических чудовищ овеществленными тенями бродил по улицам города. Почему это случилось? Откуда они взялись? Неужели во всем Таунде нет ни одного бодрствующего человека?!

Гюнтера несло прямо на ратушу, но возле самого здания направление движения чуть изменилось, и он поплыл по воздуху мимо башни, как раз напротив циферблата часов. Часы показывали без десяти час. Он рванулся, пытаясь дотянуться до большой стрелки, но не хватило буквально нескольких сантиметров. Тогда он, отпустив ремешок книги и используя его как петлю, все-таки достал до стрелки, подтянулся и ухватился за нее руками. Но, как ни напрягал мышцы, подтянуться ближе к часам ему не удавалось. Неведомая сила тянула все сильнее и сильнее — еще немного, и руки бы не выдержали.

— Я не ваш… — выдавил он сквозь сцепленные зубы. — Мой разум не спит!..

Пальцы разжимались. И тут Гюнтера захлестнула ярость.

— Нет! — закричал он. — Не верю!!! Не верю в вас всех: колдунов, ведьм и всех прочих! Не может вас быть!..

Его швырнуло о циферблат часов, он больно ударился и повис на стрелке. Неведомая сила, наконец, отпустила, и он снова ощутил притяжение Земли и почувствовал, как стрелка часов под его весом прогибается. Тогда Гюнтер быстро нащупал ногами опору и застыл, прижавшись к циферблату.

Он стоял так, судорожно сжимая стрелку и дрожа всем телом, и никак не мог прийти в себя. Только когда часы стали бить час ночи, Гюнтер словно очнулся, посмотрел вниз и стал думать, как ему спуститься с башни. Карабкаться по стене вниз было невозможно — часы нависали над нижним этажом, — и тогда он осторожно забрался на крышу, через слуховое окно попал на чердак, откуда мимо книгохранилища фру Розенфельд спустился по лестнице на первый этаж. Фру Розенфельд была права — открыть окно и выбраться из ратуши оказалось пустяковым делом. И только когда Гюнтер очутился на площади, подумал, что можно было выйти и через дверь — он совершенно забыл, что в кармане лежит отмычка. Гюнтер машинально потянулся к карману и ощутил, что его кисть сдавливает ремешок книги. Он поднял книгу к глазам и увидел на ней латинскую надпись. Вероятно, одно из названий из списка фру Розенфельд.

Сознание неожиданно заработало четко и ясно. Кажется, он начинал понимать, что держит в руках. Вспомнилось. как вместе с криком: «Не верю!..» его швырнуло на циферблат часов. И почему-то подумалось, что в это же время ведьма с совой на плече, потеряв колдовскую силу, кувыркаясь, летит к земле. Гюнтер расстегнул и застегнул застежки книги. Одно название сменилось другим с калейдоскопическим мерцанием, как информация о задержке рейсов на табло в аэропорту.

«Сон разума…» Гюнтер поднял голову и окинул взглядом площадь.

«Проснитесь! — хотелось закричать ему на весь город. — Посмотрите на себя — кто вы и что вы! До каких же пор!..»

Но он не крикнул. Голос его потонул бы, как в вате, в пустыне города. И будь даже его голос гласом божьим, и подними он сейчас всех жителей с постели, как из могил в судный день, и собери вокруг себя — не добился бы он желаемого. Смотрели бы на него, не отрывая взглядов, не было бы в их горящих глазах сна, внимали бы каждому его слову… Но жгучие зерна слов пробуждения падали бы в их души плевелами, потому что видели бы они в нем мессию, и бодрствовали бы их тела, но спал бы разум. Потому что разбудить разум можно только самому. Самому, в себе самом. И ни богу, ни сатане этого не дано. Никому, кроме самого Человека.

Гюнтер опустил голову. Все, что смог, он уже сделал. Оставалось одно. Он крепче намотал на руку ремешок книги и зашагал к дому бургомистра.

Особняк бургомистра стоял такой же мрачный, с темными, закрытыми ставнями, как и все дома в городе. Но Гюнтер знал, что в этом доме бодрствовали. Не мог доктор Бурхе спать в ночь полнолуния.

Открывая отмычкой дверь, Гюнтер краем глаза уловил движение какой-то тени у одного из деревьев на газоне. Он задержался на пороге, делая вид, что ищет что-то в кармане, но тень больше не шевелилась. Видно почудилось, а может, просто ветер колыхнул крону дерева. На всякий случай он запер дверь изнутри, вставив отмычку в замочную скважину так, чтобы ее нельзя было вытолкнуть с другой стороны.

Вспоминая число шагов бургомистра, повороты, количество дверей, Гюнтер поднялся по лестнице на второй этаж и остановился перед дверью, из-за которой пробивалась полоска света. Осторожно надавив на створку, он расширил щель.

Доктор Бурхе «работал» в кабинете. На столе, освещенном настольной лампой, стояли наполовину опорожненная бутылка «порто», сифон с водой, стакан и блюдечко с лущеными орехами. Бургомистр сидел за столом и сосредоточенно раскладывал пасьянс, медленно шевеля губами. По стенам и потолку прыгали блики огня из камина. Глядя на блики, Гюнтер вспомнил, что доктор Бурхе сегодня дома один — фру Шеммет, когда бургомистр просил ее принести дров для камина, отпросилась на ночь к сестре на день рождения. И только теперь Гюнтер подумал, что под днем рождения в ночь полнолуния фру Шемметт могла подразумевать шабаш суккуб. Впрочем, это его уже не интересовало. Он вынул из кармана «грету» и шагнул в комнату.

— Доброй ночи, доктор Бурхе, — проговорил он, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Бургомистр застыл изваянием. Карта из приподнятой руки выпала и, перевернувшись, упала на стол картинкой вверх.

«Девятка червей, — отметил Гюнтер. — Любовь. Больше бы подошла восьмерка пик — неприятные разговоры».

— Можете не вставать, — с сарказмом продолжил Гюнтер. — Но и резких движений делать не советую. Кое-кто сегодня уже получил свою порцию серебра. Я понимаю, что вас может устроить и медь, но не заставляйте меня поверить, что вам этого очень хочется.