Практические занятия по русской литературе XIX века - Элла Войтоловская

Он негодует на московских литераторов за то, что они ленятся работать (X, 353), и вновь сообщает о том, что пишет повесть, которая должна подоспеть к третьей книжке (X, 355). В марте 1835 г. Гоголь, посылая Шевыреву свой «Миргород», просит написать о нем и об «Арабесках» в «Московском наблюдателе», Гоголь в это же время писал Шевыреву о своей давней любви к нему еще со времени, «когда Вы стали издавать «Московский вестник», который я начал читать, будучи еще в школе…» (X, 354—355).

Судя по статье, «Московский наблюдатель» не оправдал надежд Гоголя. И, несмотря на свою близость к его редакции, он говорит об этом публично. Но и разочаровавшись в журнале, Гоголь одобрительно отзывается о Шевыреве: «Справедливость требует упомянуть о критиках Шевырева, как об утешительном исключении. Он передает нам впечатления в том виде, как приняла их душа его. В статьях его везде заметен мыслящий человек, иногда увлекающийся первым впечатлением» (VIII, 175).

У студентов могут возникнуть вопросы: долго ли продолжалось такое отношение Гоголя к Шевыреву? Не мешало ли Гоголю это отношение положительно отзываться о Белинском — противнике Шевырева? К каким статьям Шевырева могли относиться слова Белинского: «О «Наблюдателе» сказана сущая истина, почти то же самое, что было сказано и в нашем журнале, только немного поснисходительнее. Вообще «Современник», при всей своей благородной и твердой откровенности, обнаруживает какую‑то симпатию к «Наблюдателю». Например, сказавши, что это журнал безжизненный, чуждый резкого и постоянного мнения, он через несколько страниц приходит в восторг от критики г. Шевырева…»[410]. Как воспринимал Гоголь статьи Белинского и в чем был близок к его позициям?

В литературе о Гоголе и сегодня имеется много спорного и сложного по этим вопросам.

При обсуждении со студентами статьи Гоголя специально выделяется вопрос о деятельности редактора «Библиотеки для чтения» Сенковского–Брамбеуса. Студенты, сличавшие текст статьи с черновиками, указывали, что Гоголь значительно мягче пишет о Сенковском в журнальной статье, чем в черновиках. Иначе сказано здесь о Сенковском — ученом–востоковеде, о Сенковском–историке. Менее остро звучат издевательства Гоголя над расточаемыми Сенковским–критиком похвалами в свой собственный адрес, как и в адрес своих друзей — Булгарина и Греча[411].

Особенное оживление обычно вызывает обсуждение тех мест из черновиков, где Сенковский–Брамбеус сравнивается с Хлестаковым–литератором: «Он здесь уж совершенно без всяких чинов, кажется, как будто бы вышел он в публику в своем домашнем халате с трубкою в зубах, сел и облокотился перед нею довольно свободно в вольтеровских креслах» (VIII, 530). Создается впечатление, что Гоголь — журналист и критик как бы сдерживает Гоголя–художника и убирает из окончательного текста статьи те места, которые изобразительно очень колоритны. Исключая их, Гоголь мог руководствоваться тем, что они слишком близки к тексту «Ревизора». Ведь Хлестаков, когда к нему по улицам мчались «курьеры, курьеры, курьеры», точно так же, как Сенковский–Брамбеус, выходит «в публику в своем домашнем халате»: «Я, признаюсь, немного смутился, вышел в халате; хотел отказаться, но думаю, дойдет до государя…» (IV, 50). Хлестаков заявляет, что Брамбеус — это он:

«Анна Андреевна: Скажите, так это вы были Брамбеус?

Xлестаков : Как же, я им всем поправляю стихи. Мне Смирдин дает за это сорок тысяч» (IV, 49).

Таким образом, к той уничтожающей характеристике, которую Гоголь дал Сенковскому в статье, он прибавляет в комедии самое оскорбительное слово: «Хлестаков». Типично хлестаковскими являются слова его похвальбы: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат», отвечает бывало: «так как‑то всё»… Большой оригинал» (IV, 48). Преподаватель скажет, что после обсуждения текстов статей Гоголя и Белинского будут рассмотрены соответствующие работы советских литературоведов. Тогда вновь вернемся к вопросу о том, как выглядело сопоставление Брамбеуса–Сенковского с Хлестаковым в предшествующих редакциях комедии.

Невольно припоминаются широко известные слова Белинского из статьи «О русской повести и повестях Гоголя», писавшего, что творческая оригинальность Гоголя заключается и в том, что он молниеносно умеет превратить собственные слова в нарицательные и что у него «целый мир в одном, только в одном слове!.. И какой мастер г. Гоголь выдумывать такие слова!» (I, 296). Студенты, сопоставлявшие текст статьи и писем Гоголя, отмечают, что и в письмах (к М. П. Погодину) Гоголь резко отрицательно пишет о Сенковском: «Прочти Брамбеуса: сколько тут и подлости, и вони, и всего» (X, 263); в другом письме он пишет о первом номере «Библиотеки», как о толстом дураке, а Сенковского сравнивает со старым пьяницей, «забулдыжником», кабачным гулякой, «которого долго не решался впускать в кабак даже сам целовальник» (X, 293). В художественных текстах Гоголь, как мы видели, максимально лаконичен и выразителен.

В статье «О движении журнальной литературы в 1834 и 1835 году» Гоголь повторяет многое из того, о чем он писал в письмах о «Библиотеке для чтения» и о ее редакторе, смягчив, однако, образную конкретность писем. Здесь нет житейских сравнений, личного раздражения в ней не видно. На первый план выдвинуты принципиальные общественные вопросы. Статья написана публицистом–патриотом, писателем, страдающим от беспринципности и безыдейности русской журналистики. Суд его беспощаден и беспристрастен. Гоголь, по выражению Белинского, «не исключает из своей опалы ни одного журнала».

Положительная оценка Белинским литературно–критической позиции автора статьи «О движении журнальной литературы…» совершенно понятна, так как статья близка ему. Вслед за этим руководитель практических занятий приступает к сравнительному анализу статьи Гоголя и статьи В. Г. Белинского «Ничто о ничем, или Отчет г. издателю «Телескопа» за последнее полугодие (1835) русской литературы». Студенты должны выяснить общность принципиальных позиций Гоголя и Белинского и разницу в их оценках. Необходимо также установить точное время написания обеих статей и выяснить, чем могла быть обусловлена близость позиций Гоголя и Белинского. Они не были в это время знакомы друг с другом, жили в разных городах (один в Петербурге, другой в Москве) и, по всей вероятности, во время работы не знали о статьях друг друга.

В заключение отметим, что Белинский в рецензии на первый номер журнала Пушкина («Несколько слов о «Современнике») был восхищен благородным тоном автора статьи о журналистике (судя по намекам, он считал, что им был Пушкин),

Анализ статьи В. Г. Белинского «О критике и литературных мнениях «Московского наблюдателя»

Анализ статьи включает вступительную беседу, в которой принимают участие все студенты, подготовившие небольшие сообщения. Под наблюдением преподавателя проводится их обсуждение.

Вступительная беседа проводится после того, как студенты на предыдущем занятии получили задание прочитать статью Белинского «О критике и литературных мнениях» Московского наблюдателя» и подумать о том, что именно в статьях Шевырева вызывает наибольшие возражения Белинского. При этом желательно, чтобы студенты отмечали свои наблюдения над особенностями языка и стиля статьи Белинского, а некоторые из них подготовили сообщения о языке критика.

В начале беседы коротко напоминаем о статьях Белинского, написанных им до разбора критики «Московского наблюдателя». Белинскому 25 лет, но его уже знает читающая Россия. Новые и прогрессивные мысли критика, которые он пропагандировал на страницах «Телескопа» и «Молвы», нашли свое отражение и в разбираемой статье. Белинский продолжает в ней борьбу с беспринципной журналистикой, которую он вел одновременно с Гоголем[412], но направляет свой главный удар против критики «Московского наблюдателя», прежде всего против Шевырева и его статьи «Перечень Наблюдателя». Для Белинского неприемлемы ни литературные, ни общественно–политические, ни теоретические позиции Шевырева.

Белинский — демократ, новатор, просветитель — неоднократно подчеркивает просветительский характер своей деятельности. Он пишет, что критика «должна быть гувернером общества и на простом языке говорить высокие истины» (II, 125). Критика, по определению Белинского, — это «движущая эстетика». Она постоянно идет вперед, собирая для теории искусства новые данные и факты.

Белинский показывает полное несоответствие устаревших и глубоко реакционных взглядов поборника «светской» литературы Шевырева тем задачам, которые стоят перед современной критикой. Он не формулирует своего приговора критическим поучениям Шевырева, но с неукоснительной логикой подводит читателя к необходимым выводам.