Великие арабские завоевания - Хью Кеннеди

Никакая репутация не могла пережить подобных нападок. Джунайд потерял всякое доверие как военачальник и был навеки опозорен. А над полем, где погибли Савр и его люди, витал дух мученичества. Кое-кто утверждал, что видел между землей и небом шатры, разбитые для мучеников, другие добавляли, что земля, на которой они пали, благоухает мускусом.

После смерти сохранившего свой пост Джунайды в 734 году среди хорасанских арабов поднялось открытое возмущение, и власти Омейядского правителя угрожал мятеж войска под предводительством некого Харифа ибн Сурайджа. Недовольство жалованьем и трудностями кампаний усилилось из-за нехватки продовольствия и непрекращающихся военных действий. Два года мятежа Харифа с 734-го по 736-й — самый провальный период для арабов в Трансоксании. Казалось, что все земли за рекой, кроме Кеша, будут потеряны. Владыка Согдианы Гурак готов был вернуть власть над своей древней столицей Самаркандом. Ни в одном театре военных действий арабские завоевания не претерпевали таких неудач, хотя следует отметить, что все это происходило вскоре после поражения арабской армии в

Европе в сражении при Пуатье в 732 году. Однако имелось важное отличие. На западе Пуатье действительно стал крайним рубежом продвижения арабов. На востоке потери, последовавшие за сражением на перевале Тахтакарача, представляли собой серьезное, но временное отступление.

Удача начала поворачиваться к арабам лицом после 737 года. Гурак, владыка Самарканда, опытный старый ветеран, умер своей смертью, и наследники разделили его царство. Осенью того же года каган, в союзе с арабским мятежником Харифом ибн Сурайджем, вторгся в Тохаристан. Арабский наместник того времени — Асад (лев) ибн Абдаллах, перевел столицу из Мерва в Балх. Возможно, он стремился избежать наследственной вражды между группами арабов в старой столице, но Мерв всегда был столицей захватчиков с запада, будь то Сасаниды или арабы, так что он, возможно, стремился, перебравшись в древнюю столицу Балх, изменить отношение к себе местных князей. Асад со многими из них завязал добрые отношения и убедил многих важных персон перейти в ислам. В числе таких, как известно, были Бармак, основатель знаменитой династии визирей Бармакидов, и Саман-худа, предок Саманидов, правивших Хорасаном и Цэансоксанией в X веке.

Дипломатия и примиренческая политика Асада возымели большое действие и помогли заложить фундамент для будущего доминирования арабов в этих областях.

В декабре 737 года каган предпринял рейды в окрестности Балха. Он совершил роковую ошибку, распылив свои войска для набегов на городки и селения Тохаристана, возможно, в попытке отыскать продовольствие в это скудное и суровое время года. Некоторые местные правители, задобренные мягкой политикой Асада или озлобленные жестокостью сторонников кагана, перешли на сторону Асада и мусульман. Насколько нам известно, Асад с 30 000 воинов вышел навстречу кагану и застал его врасплох в местечке Харистан, в момент, когда при нем было всего 4000 человек. Победу в яростном сражении предопределил царь Джаузджана, один из местных союзников Асада, атаковавший кагана с тыла. Тюрки бежали. Асад преследовал их по пятам, и только снежная буря спасла их от полного уничтожения.

Битва при Харистане была лишь мелкой стычкой, но она обозначила конец власти кагана и Тюргешского каганата. Он отступил далеко на восток, в свой лагерь в долине Или. Побежденный, лишившийся авторитета, он был убит своим подручным Курсулом. Курсул, в свою очередь, не сумел сохранить единства тюрков в условиях китайской интриги, и в 739 году Тюргешский каганат распался. Прошло еще два века, прежде чем в Средней Азии снова возникло государство тюрков.

Асад скончался естественной смертью в 738 году. Через короткое время халиф Хишам назначил новым правителем Насра ибн Саййара. Это был в некоторых отношениях необычный выбор. До тех пор почти все правители Хорасана были выходцами с Запада. Многие из них никогда прежде не бывали в доверенной им провинции. Некоторые из них были способными людьми, назначение других было вызвано скорее их политическими или личными услугами кому-то в Дамаске, нежели их пригодностью начальствовать над этой чрезвычайно сложной провинцией. В противоположность им, Наср провел в провинции тридцать лет, практически все свои зрелые годы. Он принадлежал к небольшой группе профессиональных военных, составлявших штаб прежних правителей, но был первым из них, получившим верховный пост. Во многом оказалось полезным и то, что он, как до него Кутайба, принадлежал к маленькому племени кинана. Он не был вовлечен в ожесточенное, глубоко укоренившееся соперничество между племенами арабов в Хорасане. Однако его положение, как и положение Кутайбы, имело свои минусы. Наср зависел от поддерж-ки Дамаска, и если бы почему-либо лишился ее, не мог надеяться найти опору в своем племени.

Он занял свой пост в удачный момент. Его предшественник, оплакиваемый всеми Асад, установил хорошие отношения со многими из местных князей. В то же время тюргешские тюрки уже не представляли собой силы, с которой приходилось считаться. Некоторые князья еще надеялись на вмешательство китайцев. В 741 году китайский двор принял посланника из Шаша с жалобой, что «теперь, когда тюрки стали китайскими подданными, проклятием царства остались одни арабы», однако далекий Китай, хотя и имел возможность наделять звучными титулами, явно не способен был на военное вмешательство или серьезную материальную поддержку. Большинство князей осознали, что мусульмане стали теперь единственной силой: с ними приходилось договариваться или гибнуть.

Наср, как и Кутайба до него, вел двойственную политику. Как пишет Гибб: «Он понимал, как тщетны усилия удержать страну грубой силой, но понимал также, что тщетно надеяться на отказ от насилия». Вскоре после своего назначения он прочел проповедь в мечети столицы провинции Мерве[72], в которой, в сущности, провозгласил свой политический манифест. На первый взгляд кажется, что речь шла в основном о деньгах. Он ясно дал понять, что он — защитник мусульман, а потому мусульмане (обратите внимание, не арабы) получат налоговые льготы. Все земли будут облагаться налогом харадж, однако джизья, под которой он разумел подушную подать, с мусульман взиматься не будет. Намек был ясен: всем мусульманам, будь то арабские переселенцы или местные обращенные, полагался одинаковый привилегированный налоговый статус. Всем неверным, независимо от класса и этнической принадлежности, придется платить. Было сказано, что 30 000 мусульман, прежде платившим подушную подать, теперь не придется этого делать, зато 80 000 неверных теперь должны платить налог. Разумеется, эффект декрета Насра или, скорее, порядок, который он навел в существовавшем прежде хаосе, имели более далеко идущие последствия: обращение в ислам означало отныне, что человек становился равноправным членом правящего слоя. Выгода была явной и заманчивой, и сыграла свою роль в создании правящего класса Хорасана и Трансоксании. Принадлежность к нему определялось религией — мусульманской, — а не этнической принадлежностью к арабам. Именно эти хорасанские мусульмане в 747 году подняли восстание против Насра и правительства Омейядов, и в 750 году сделали Аббасидов правителями мусульманского мира.

Короче говоря, политика Насра оказалась успешной. То обстоятельство, что в этот период мы почти ничего не слышим о Тохаристане и Хорезме и очень мало слышим о Согдиане, предполагает, что эти области в целом мирно существовали под властью мусульман. Возможно, к тому времени большинство местных князей обратились в ислам. Последнее верно относительно тех, о ком мы знаем, особенно о правителях Бухары и Бармакидах Балха. В армии Насра служили воины, набранные в Трансоксании; когда в 739 году он пошел на Шаш, в его войске было 20 000 человек из Бухары, Самарканда, Кеша и даже из дикого и отдаленного Ушрусаны. Вряд ли многие из них были по происхождению арабами, а большинство, вероятно, составляли местные жители, вступившие в армию мусульман ради жалованья и добычи.

Наср, кроме того, поощрял к возвращению тех согдийских купцов, которые бежали в Фергану от войн 720-х годов. Это была непростая задача. Согдийцы выставили условия. Первым из них было требование не наказывать тех, кто обратился в ислам, а затем отступил от него. Это было сложно осуществить: наказанием за отступничество от ислама была тогда (как и теперь) смерть, и обойти этот закон было непросто. Любопытно, что Наср не счел нужным перед принятием решения советоваться со знатоками религии. В те дни закон ислама еще не оформился окончательно, и он просто решил проявить такую снисходительность по собственной инициативе. Уже полвека спустя невозможно было и мысли допустить, что столь ясно выраженный принцип исламского закона может быть отброшен властью провинциального правителя, но в условиях дикого и вольного приграничья Наср мог довольно свободно толковать ислам. Затем встал вопрос о налогах, выплату которых задержали многие купцы: их просто списали. Наконец, был вопрос о мусульманских пленниках, удерживаемых согдий-цами. Можно подивиться решению Насра о том, что их следует возвращать только после удостоверения их добросовестности мусульманским судом. Наср навлек на себя немало упреков, и сам халиф Хишам поначалу не одобрил соглашения, но его удалось убедить, что важнее всего добиться расположения этих богатых и влиятельных людей. Договор был заключен, и купцы вернулись в Согдиану.