Пионеры Вселенной - Герман Нагаев

– Ты говорила с ним?

– Нет, он прошел мимо, не поклонившись. Он не узнал меня. Сережа, милый, бери извозчика и скачи немедленно к ним, я очень боюсь.

– Да, да, конечно. Но ты успокойся, Лизок. Может, он задумался, что с ним бывает… А может, потрясен чем-то… Словом, я лечу.

Стрешнев наскоро оделся, выскочил за ворота и быстро пошел к площади, где стояли извозчики.

Во дворе слышались веселые голоса детей. Это несколько успокоило Стрешнева. Распахнув калитку, он увидел, что дети увлеченно катаются с ледяной горки, облитой чернилами.

Не привлекая внимания детей, он незаметно вошел в дом.

Варвара Евграфовна, в пестром ситцевом переднике и такой же косынке, хлопотала на кухне.

– Извините, Варвара Евграфовна, за внезапный приход. Лиза видела издали Константина Эдуардовича, и ей показалось, что он болен… Мы очень беспокоимся. Вот я и приехал, чтоб узнать…

– Спасибо, Сергей Андреич, раздевайтесь, он дома… Три дня болел, а сейчас вроде ходит. Однако на нем лица нет. Ничего не говорит, но я чувствую, что-то случилось… Уж вы, Сергей Андреич, поговорите с ним по душам. Ночами пишет. Пишет до изнеможения. А что пишет – не говорит… Сейчас прилег, но едва ли уснул. И сон к нему не идет.

Стрешнев разделся и вслед за хозяйкой заглянул в комнату Циолковского. Константин Эдуардович лежал на узкой железной кровати, повернувшись к стене, и, казалось, спал.

Варвара Евграфовна подошла, еле коснулась его плеча. Циолковский повернулся и, увидев Стрешнева, удивленно приподнялся:

– Мне не приснилось, это вы, Сергей Андреич?

– Я, я, здравствуйте, Константин Эдуардович.

Циолковский, опустив ноги на пол, сел, протянул худую, холодную руку.

– Рад, очень рад… А я вот болею.

Варвара Евграфовна, сделав знак Стрешневу, тихонько вышла.

– Да, болею, – продолжал Циолковский, – такая немочь нашла, что еле ноги таскаю.

– Уж не случилось ли какой беды, Константин Эдуардович?

– Вы угадали. Случилась! Только я никому не говорю.

– Уж не с проектом ли что?

– Именно с проектом, мой друг. В Техническом обществе отказали вторично.

– Из-за этого вы и заболели?

– Да, не думал, что заболею. Очень надеялся на себя. Много я принял ударов судьбы, думал – выдержу и на этот раз, но – ослаб…

Стрешнев дружески положил большую теплую руку на сжатые пальцы Циолковского.

– Дорогой друг, я очень сочувствую, очень! Но, право же, не стоит убиваться. Помните, в прошлый раз мы с Лизой рассказывали о подполковнике Громове?

– Да, да, отлично помню. Еще бы!

– Так вот Громов говорил, что в Общество все увлечены самолетами и решительно против аэростатов. Я полагаю, они отказали не потому, что ваш проект плох, а потому, что другое теперь увлечение…

– Возможно. Но от этого не легче… Я только сейчас понял, что крушение надежд действует на человека хуже самой тяжелой болезни.

– Это так, я знаю по собственной жизни, Константин Эдуардович. Но надо мужаться! Времена переменчивы! Сейчас одни веянья – завтра могут быть другие. Сегодня увлечены самолетами, а завтра вдруг обратятся к аэростатам и бросятся разыскивать вас.

– Нет, нет, с меня хватит. Во всяком случае, на какой-то период…

– Конечно, лучше передохнуть, забыться, на время отрешиться от своих идей.

– Отрешиться от идей? Нет, Сергей Андреич, я никогда не отрешусь от того, чему отдал половину жизни. Я постоянно буду стремиться к полетам в небо! К полетам в неизведанные миры! Я хотя мысленно, но буду жить в просторах Вселенной и ходить по другим планетам. В этом мне никто не может помешать.

Стрешнев насторожился: «Неужели Лиза права? Неужели у него неблагополучно с рассудком?»

– Константин Эдуардович, не надо так волноваться. Это вредно для вас. Давайте-ка поговорим спокойно. А может, захватим Варвару Евграфовну и поедем к нам? Как раз извозчик дожидается.

– Нет, нет, Сергей Андреич, нет! Я хочу, чтобы вы перенеслись вместе со мной на Луну. Да, да, на Луну!

Стрешнев достал платок и стал вытирать вдруг выступивший пот на лице и шее.

– Вы бы лучше полежали, Константин Эдуардович. Чувствую – вам нехорошо.

– Напротив! Я рад, что вы пришли. Я ожил. И мы сейчас с вами перенесемся на Луну…

Стрешнев встал, прошелся из угла в угол и снова сел.

«Должно быть, переутомился».

– Вы, наверное, думаете, что я рехнулся? Так нет же, Сергей Андреич! Нет! Голова у меня еще работает. Я говорю лишь о мысленном полете на Луну. Я пишу фантастическую повесть и хочу вам почитать.

– Ах, вот что! – обрадовался Стрешнев. – Я охотно, очень охотно послушаю.

Циолковский вытащил из-под матраса толстую клеенчатую тетрадь, разгладил страницы и стал читать.

Стрешнев вначале настороженно, а потом все более успокаиваясь, вслушивался. В повести рассказывалось, как автор и его друг-физик неожиданно проснулись на Луне. Они перенеслись туда вместе с домом, где жили, и со всей обстановкой. А дальше рассказывалось о приключениях, которые могли случиться только на Луне: как люди прыгали через ухабы и трещины, поднимали и перекидывали массивные камни.

Стрешнев в свое время прочел немало фантастических книг. Читал и о путешествиях на Луну. Многое из описываемого Циолковским он знал, но порой его искренне удивляли некоторые подробности.

– Позвольте, позвольте, – прервал он Циолковского. – Вот вы пишете, что огромный камень, рухнув с двухаршинной высоты, не издал звука.

– Так, как слышим мы на земле, – они не услышали. Там же нет воздуха! Этот звук дошел до них через сотрясение почвы.

– А если выстрелить из ружья – тоже не услышишь?

– Только через колебания почвы, на которой вы стоите.

– Это любопытно. Я не знал, – искренно удивился Стрешнев.

Циолковский продолжал читать дальше. Стрешнев, совершенно успокоившись, слушал с интересом. И лишь когда почувствовал, что Циолковский устал, поднял руку.

– Спасибо! Прервем. На сегодня хватит, Константин Эдуардович.

– Скажите, интересно это или нет?

– Мне интересно! Я узнал много любопытного и завтра, если не возражаете, приду дослушивать.

– Правда? Буду очень рад, Сергей Андреич, – растроганно сказал Циолковский и встал, чтоб проводить друга. – Буду вас ждать… Приходите непременно. Елизавете Павловне и родителям – сердечный поклон. А если вам мое увлечение фантастикой показалось странным – не удивляйтесь, пожалуйста. Я сейчас живу, можно сказать, в «потустороннем» мире…

2

Пока Циолковский уносился мыслью в далекие миры Вселенной, «путешествуя» по Луне и астероидам, Шварц жил реальной и очень деятельной жизнью.

Ему удалось установить деловой контакт с американской компанией «Пульман». Завод этой компании, строивший классные международные вагоны для железных дорог России, находился в Петербурге. Он был оснащен точными станками, на нем работали специалисты, умевшие обращаться с новым металлом – алюминием.

Представители компании «Пульман» очень заинтересовались строительством в Петербурге металлического дирижабля и охотно выполняли на своем заводе заказы Шварца.

Русские мастера и рабочие довольно быстро освоили клепку тонких алюминиевых листов. Благодаря этому постройка дирижабля продвигалась быстро. Корпус дирижабля, установленный в эллинге, походил на огромный сверкающий фантастический корабль и производил внушительное впечатление. Ванновский, приезжавший посмотреть на него, был удивлен и уехал довольный. Шварцу не отказывали в дополнительных ассигнованиях. И он, не скупясь на затраты, торопил подрядчиков.

В августе 1894 года, когда выдались теплые, безветренные дни, дирижабль был полностью готов.

Баллонеты из шелковой ткани, пропитанные эластичным лаком, были наполовину наполнены газом, и огромный, сверкающий на солнце дирижабль, похожий на жюль-верновского «Наутилуса», солдаты вывели на зеленый простор Волкова поля.

Народу было немного: начальство Воздухоплавательного парка, чины Военного министерства и Военно-инженерного ведомства, духовенство да солдаты, которые удерживали дирижабль в воздухе на прочных веревках. Ждали приезда Ванновского.

Все с удивлением и страхом смотрели на подвешенную к дирижаблю алюминиевую продолговатую гондолу, где был установлен мотор с пропеллерами и находилась рубка пилота. За толстыми стеклами виднелась голова смельчака в кожаном шлеме.

Вдруг толпа засуетилась, и взоры устремились к бегущему от ворот солдату. Это мчался дежурный трубач. Он, задыхаясь, доложил, что их высокопревосходительство показался и через несколько минут будет здесь.

Действительно, скоро несколько карет и экипажей подкатили к дирижаблю. Ванновский, оправив аксельбанты и ленту, приблизился, поздоровался с генералом Заботиным и Шварцем, с военными чинами и протоиереем в золотой ризе. Потом, прищурясь, посмотрел на серебряную махину, висевшую в воздухе, и, взглянув на часы, сказал:

– Что ж, господа, пожалуй, можно начинать.