Чернильное сердце - Корнелия Функе

Мегги понурила голову. Бедняжка Динь-Динь.

— Трудно сказать, — пробормотала она. — Бывает по-разному. Иногда всё получается быстро, а иногда только через много страниц или вообще не получается.

— Просмотри всю главу — этого, наверное, хватит? А про «вообще не получается» я даже слышать не хочу. — Сорока почесала другую ногу (ноги у неё были забинтованы, эластичный бинт обрисовывался под тёмными чулками). — Что ты так смотришь? — резко сказала она. — Может быть, вычитаешь мне средство от этого? Может быть, ты знаешь, маленькая ведьма, такую сказку, где найдётся средство от старости и смерти?

— Нет, — сказала Мегги совсем тихо.

— Тогда не глазей на меня, как дура, а смотри в книжку. Внимательно читай каждое слово. Сегодня вечером не должно быть ни одной запинки, заминки, оговорки. Каприкорн должен получить в точности то, чего хочет. Я позабочусь об этом.

Мегги заскользила глазами по строчкам. Она не понимала ни слова из того, что читает, в голове у неё был только Мо и ночные выстрелы. Но она притворилась, что читает, и некоторое время сидела так под пристальным взглядом Мортолы. Потом она подняла голову и закрыла книгу.

— Все, — сказал она.

— Уже? — Сорока недоверчиво уставилась на неё.

Мегги не ответила. Она смотрела на Басту. Тот со скучающим видом облокотился о кресло Мортолы.

— Я не стану читать сегодня вечером, — сказала она. — Ночью вы застрелили моего отца. Мне Баста сказал. Я ничего читать не буду.

Сорока обернулась к Басте.

— Это ещё что такое? — сердито спросила она. — Ты думаешь, девочка будет читать лучше, если ты разобьёшь её глупое сердчишко? Признайся ей, что вы промахнулись. Живее!

Баста опустил глаза, как мальчик, которого мама поймала на нехорошей проделке.

— Да я ей так и сказал, — пробурчал он. — Кокерель плохой стрелок. Её отца даже не задело.

Мегги от облегчения прикрыла глаза. Ей стало тепло и хорошо. Всё было хорошо, а что не было хорошо, то скоро будет! Счастье придало ей смелости.

— И вот ещё что… — сказала она.

Чего бояться? Она им нужна. Только она могла вычитать им Призрака, а больше никто, кроме Мо, но Мо они пока не поймали. Они его и не поймают, пусть не надеются.

— Что такое? — Сорока провела рукой по туго затянутым в пучок волосам. Интересно, как она выглядела раньше, когда ей было столько лет, сколько сейчас Мегги? Неужели у неё всегда были такие узкие губы?

— Я не буду читать, если мне не позволят ещё раз увидеть Сажерука. Прежде чем… — Она не закончила.

— Зачем?

«Чтобы сказать ему, что мы попытаемся его спасти, — думала Мегги. — А ещё потому, что там вместе с ним, наверное, моя мама». Но вслух она этого, конечно, не сказала.

— Я хочу попросить у него прощения, — ответила она. — Он ведь помог нам тогда.

Рот Мортолы искривился насмешливой улыбкой:

— До чего трогательно!

«Я посмотрю на неё ещё раз вблизи, — думала Мегги. — Может быть, это всё же не она. Может быть…»

— А если я откажу? — Сорока смотрела на неё, как кошка, играющая с глупым маленьким мышонком.

Но Мегги ждала этого вопроса.

— Тогда я прикушу язык! — сказала она. — Так прикушу, что он распухнет и вечером я не смогу ничего читать.

Сорока откинулась в кресле и рассмеялась:

— Слыхал, Баста? А малышка-то не так глупа. Баста молча кивнул.

Мортола глядела на Мегги почти приветливо.

— Я хочу сказать тебе одну вещь. Твоё глупое пожелание я исполню. А вот что касается чтения сегодня вечером — взгляни-ка на мои фотографии.

Мегги огляделась по сторонам.

— Посмотри на них хорошенько. Видишь все эти лица? Каждый из этих людей в своё время поссорился с Каприкорном — и с тех пор ни об одном из них больше не слыхали. Домов, которые ты видишь на этих фотографиях, тоже больше нет, ни один не уцелел, все их пожрал огонь. Сегодня вечером, когда будешь читать, вспомни эти фотографии, маленькая ведьма. И если ты начнёшь запинаться или вздумаешь вовсе молчать, скоро и твоё лицо будет глядеть здесь из такой же красивой золотой рамки. А если справишься со своей задачей как следует, мы отпустим тебя к отцу. Почему бы и нет? Если сегодня вечером ты будешь читать, как ангел, ты увидишь его снова. Мне рассказывали, что твой голос превращает всякое слово в бархат и шёлк, в плоть и кровь. Вот так и читай, а не дрожа и запинаясь, как этот болван Дариус. Поняла?

Мегги взглянула ей прямо в лицо.

— Поняла, — сказала она тихо, хотя ни минуты не сомневалась, что Сорока лжёт.

Они никогда не отпустят её к Мо. Придётся уж ему самому за ней прийти.

ГОРДОСТЬ БАСТЫ И ХИТРОСТЬ САЖЕРУКА

— А вообще-то интересно, попадём мы в сказку или песню? Ну да, конечно, мы и сейчас, но я не о том, а знаете: все чтоб словами рассказано, вечерком у камина, или ещё лучше — прочитано вслух из большой такой книжищи с красными и чёрными буквицами, через много-много лет. Отец усядется и скажет: «А ну-ка, почитаем про Фродо и про Кольцо!» А сын ему: «Ой, давай, папа, это же моя любимая история!»

Баста непрерывно бранился, пока тащил Мегги через площадь к церкви.

— Прикусишь язык? С каких пор старуха поддаётся на такие штуки? И кто теперь должен вести наглую девчонку в склеп? Баста, кто же ещё? Я здесь вообще кто? Единственная мужская прислуга?

— Склеп?

Мегги думала, что пленники все ещё висят в сетках, но, войдя в церковь, они никого не увидели. Баста торопливо волочил её за собой дальше сквозь строй колонн.

— Да, склеп! — рявкнул он на неё. — Там сложены у нас мертвецы и те, кто скоро ими станет. Вот спуск. Да поживей, у меня есть дела поважнее, чем нянчить дочурку Волшебного Языка.

Спуск, на который он показал, вёл круто вниз, в темноту. Ступеньки были стёртые и разной высоты, так что Мегги на каждом шагу спотыкалась. Внизу было так темно, что Мегги не сразу заметила, что лестница кончилась, и пыталась нащупать ногой следующую ступеньку, когда Баста пинком подтолкнул её вперёд. Она услышала его брань:

— Это ещё что такое? Почему чёртов фонарь опять погас?

Чиркнула спичка, и из мрака возникло лицо Басты.

— Гости к тебе, Сажерук, — насмешливо объявил он, зажигая фонарь. — Дочурка Волшебного Языка хочет с тобой попрощаться. Её отец затащил тебя в этот мир, а дочка позаботится о том, чтобы сегодня вечером ты его покинул. Я бы её сюда не пустил, но Сорока стала уж больно добренькой на старости лет. Похоже, ты нравишься малышке. Интересно чем? Вряд ли красотой лица!

Смех Басты раскатился в сырых стенах мерзким эхом.

Мегги подошла к решётке, за которой стоял Сажерук. Она быстро взглянула на него и перевела взгляд дальше, за его плечо. Служанка Каприкорна сидела на каменном саркофаге. Даже в скудном свете фонаря Басты лицо её можно было узнать. Это было лицо с фотографии Мо. Только волосы стали темнее и улыбка погасла.

Когда Мегги подошла к решётке, её мама подняла голову и смотрела на неё не отрываясь, как будто во всём мире для неё больше ничего не существовало.

— Мортола пустила её сюда? — сказал Сажерук. — Прямо не верится.

— Малышка пригрозила, что прикусит себе язык.

Баста всё ещё стоял на лестнице. Он сжимал в кулаке кроличью лапку, которую носил на шее как амулет.

— Я хотела попросить у тебя прощения. — Мегги обращалась к Сажеруку, но смотрела при этом на мать, которая всё ещё сидела на саркофаге.

— За что? — Сажерук улыбнулся своей странной улыбкой.

— За сегодняшний вечер. За то, что я всё-таки буду читать.

Как рассказать им обоим о плане Фенолио? Ну как?

— Ну ладно, прощения ты попросила, — сказал Баста с нетерпением. — Пойдём, здесь так сыро, что голосок твой совсем охрипнет.

Но Мегги даже не обернулась. Она изо всех сил вцепилась в решётку.

— Нет, — сказала она. — Я хочу побыть ещё. — Может быть, ей придёт наконец что-нибудь в голову, какая-нибудь фраза, не вызывающая подозрений. — Я тут ещё кое-что вычитала, — сказала она Сажеруку. — Оловянного солдатика.

— Правда? — Сажерук снова улыбнулся. Странно, сейчас его улыбка не показалась ей ни загадочной, ни надменной. — Значит, сегодня вечером все наверняка пройдёт отлично, да?

Он пристально посмотрел на неё, и Мегги попыталась глазами сказать ему: «Мы вас спасём! Всё будет не так, как задумал Каприкорн! Честное слово!»

Сажерук внимательно вглядывался в её лицо, стараясь понять. Он вопросительно поднял брови. Потом взглянул на Басту.

— Эй, Баста, как поживает фея? — спросил он. — Она ещё жива или уже не выдержала твоего присутствия и померла?

Мегги глядела, как мать подходит ближе осторожными, робкими шагами, будто ступает по битому стеклу.

— Ещё жива, — недовольно буркнул Баста. — Звенит без конца, так что спать невозможно. Если так будет продолжаться, я попрошу Плосконоса свернуть ей шею. Он это ловко делает с голубями, которые ему всю машину загадили.