Америkа (Reload Game) - Кирилл Еськов

Если снаружи шхуна выглядела загадочно, то внутри — крайне зловеще. Достаточно сказать, что первой версией происшедшего стало пиратское нападение («Пираты?.. во второй половине XIX века?.. на главной трансатлантической трассе, с десятками встречных и попутных судов? — да не смешите меня!»), что и вызвало столь тщательное расследование Адмиралтейства. Правда, версии о «пиратах» решительно противоречило то, что все ценности на борту (от крупной суммы денег в отпертом капитанском сейфе до драгоценностей оперной примы), не говоря уж о грузе, остались нетронутыми, да и вообще все стандартные атрибуты историй о «судах-призраках» (вроде кипящего кофе на плите камбуза и расставленных тарелок на столе в салоне) наличествовали в ассортименте; судовой журнал не содержал никаких подозрительных записей; имелась даже дрожащая от страха собака в одной из кают — итальянская левретка примы! Но вот дальше всё было «не по канону» — и сомневаться в трагической участи бесследно исчезнувших мореплавателей, в общем-то, не приходилось…

Нападение (а это несомненно было нападение) не застало экипаж и пассажиров совсем уж врасплох. Кое у кого на борту имелось оружие, и оружием этим они успели воспользоваться — с нулевым, впрочем эффектом. Пассажиры, похоже, получили приказ запереться, от греха, в своих каютах, но это никого не спасло: запоры всех дверей были буквально вырваны с мясом. Дверь каюты одного из «южных джентльменов» была изрешечена изнутри четырьмя револьверными пулями; при этом барабан оброненного на ковер «кольта» был пуст, и куда ушли еще две пули — непонятно. Слуга-гуркх, выполнявший, видимо, при своем хозяине-индусе обязанности телохранителя, пытался обороняться серповидным мечом-кукри — он так и застрял в дверном косяке где-то на уровне шеи очень высокого, футов под семь, человека. А вот второй «южный джентльмен» — единственный из всех пассажиров — сам отомкнул запор, бесстрашно вышел из двери и открыл стрельбу по кому-то, кто находился перед дверью каюты леди на другом конце коридора: две пули попали в ту дверь снаружи под острым углом, на высоте тех же примерно семи футов; опустошить барабан южанин не успел, а осталась от него — лишь пустая лайковая перчатка, будто бы продолжающая сжимать револьверную рукоять…

Можно было ожидать, что место такой схватки будет залито кровью едва ли не по колено — но в том-то и дело, что нет! Поразительно, но никаких следов крови — то есть буквально ни единой ее капли! — самый тщательный осмотр судна так и не выявил; невозможно, невероятно — но факт. В паре-тройке мест были зато обнаружены следы рвоты; впрочем, анализ ее на мышьяк и иные яды так ничего и не дал, а морскую болезнь, между тем, никто не отменял…

Третий из имевшихся на судне револьверов — бельгийский «франкотт» старшего помощника — был найден на мостике (в момент нападения — его установили по растоптанным в лепешку золотым карманным часам в каюте антиквара — вахта была как раз Спайсова); выстрелов из него было сделано три, и надо было обладать истинно английской полицейской дотошностью, чтоб обнаружить-таки одну из тех пуль 38-го калибра застрявшей в фальшборте над клюзом якорного кабестана… Из четвертого, капитанова, револьвера не стреляли вовсе — но становилось, по крайней мере, понятно, для чего Остин отомкнул тогда корабельный сейф, где хранилось его личное оружие; из сейфа того, впрочем, ничего не пропало — ну, так, во всяком случае, казалось при первом осмотре его содержимого.

Часть команды явно пыталась забаррикадироваться в кубрике, дверь которого была взломана тем же манером, что и в пассажирских каютах; в качестве импровизированного оружия матросы пытались использовать топоры и багры с пожарного щита (столь же безуспешно, если судить по отсутствию крови, как пассажиры и офицеры — свои револьверы). Вообще на судне не осталось ни одного невскрытого помещения; кроме того, нападавшие не поленились пунктуально взломать все матросские рундучки, так же, как наверху — вывернуть баулы и саквояжи пассажиров (ничего, правда, — насколько можно судить — при этом не взяв).

Именно отсутствие следов крови — при ясных следах ожесточенного вооруженного сопротивления — становилось камнем преткновения для любой немистической (скажем так…) версии случившегося на борту: пираты, бунт команды с убийством офицеров и пассажиров, массовое буйное помешательство — всё это никак не объясняло бескровности трагедии. Абсолютно ничем не лучше были в этом смысле и «Володихинские рейдеры», которых сходу помянул присоединившийся к расследованию новый шеф Службы безопасности «Белого кита» Джек Дэниэл, сменивший на этом посту погибшего Кеннеди — он привез в Галифакс собранные его Службой данные на пассажиров и экипаж (не содержавшие ровно ничего интересного). Возглавлявший расследование коммодор Королевского флота Дэвид Бэллентайн желчно полюбопытствовал в ответ — обладают ли, по данным «коллеги Дэниэла», означенные калифорнийцы сверхъестественными способностями: могут ли они, в частности, осуществить абордаж, не оставив на планшире следов от абордажных крючьев?..

Однако поскольку нехорошие слухи все равно поползли, а на каждый роток не накинешь платок, глава бостонского представительства РАК Григорий Семихатов счел уместным прислать Бэллентайну исчерпывающие данные о передвижениях в Атлантике флота Компании и от имени Конференции двенадцати негоциантов заверил того своим купеческим словом, что ни одно калифорнийское (равно как техасское) судно не приближалось в тот день к месту трагедии ближе, чем на 800 миль. Калифорнийское «купеческое слово» котировалось примерно в цену «слова британского джентльмена» и в штатных дипломатических переговорах к этому сильнодействующему средству старались не прибегать; к тому же все присланные данные полностью совпали с теми, что коммодор получил позже по линии Адмиралтейства.

Расследование тем временем перешло от общей картины к деталям, которые оказались не менее загадочными. Кстати, кое-какие данные, собранные службой Дэниэла, оказались-таки небесполезными. Капитан Остин был, по словам жены, человеком весьма набожным и всегда брал с собой в рейсы Библию старинного издания, хранившуюся в его семье с 1685 года; жена просила вернуть этот раритет, но он, как выяснилось, исчез — прямо из открытого (или всё-таки вскрытого?..) капитанского сейфа. Если предполагать кражу, то это выглядело полной нелепицей: книга, конечно, была старинной и редкой — но в том же сейфе остались нетронутыми 12 565 долларов и 870 фунтов в банкнотах и золотой монете, не говоря уж о множестве куда более ценных вещей в переворошенном багаже пассажиров… Дальнейшая проверка установила, что со своего места в кают-компании исчезла и корабельная Библия — стандартное издание, ценою 1 доллар 35 центов; после чего дознаватели в поисках Библий — любых! — перетряхнули судно всерьез, не обнаружив ни единой… И это было крайне странно: общеизвестно, что пассажиры океанских рейсов берут с собой в путешествие Священное писание практически все — даже те из них (или даже так: «в особенности те из них»…), кто на суше кичится своим атеизмом… Заодно лишний раз убедились, что из прочего багажа, похоже, не пропало ни единой запонки; и единого патрона, кстати.

— …Присаживайтесь, Джек. Предвосхищаю ваш вопрос: у меня не осталось никаких внятных версий, ни-ка-ких… Впору поверить, будто ваш «Салем»… кстати, что за идиот у вас там, в «Белом ките», раздает кораблям названия?.. — тут коммодор чуть запнулся, глядя в стакан, и стало заметно, что он крепко пьян; они случайно повстречались в баре «Боцманская дудка», издавна облюбованном морскими офицерами, и Бэллентайн сам приглашающе кивнул Дэниэлу. — Да, так вот, ваш «Салем»… похоже, его и вправду посетил морской дьявол Дэви Джонс со своей свитой… и прибрал всех ваших людей в свой рундук.

— Ваша шутка нехорошо звучит, коммодор, совсем нехорошо.

— Да неужели? — и англичанин рассмеялся тем смешком, что в романах принято именовать «леденящим». — Скажите-ка это лучше безмозглым сухопутным крысам, вздумавшим в море шутковать шутки с Дэви Джонсом! Вот что должно быть у таких людей под черепушкой, а?

С этими словами он выложил на стол извлеченную из кармана плаща изящную книжицу в сафьяновом переплете:

— Читайте, коллега! Там есть закладка, моя.

— Это, кажется, дневник нашей оперной примы? Но ведь в нем ничего…

— Да, в день трагедии она не успела сделать никаких записей, и мы тогда потеряли к дневнику интерес. И совершенно напрасно, как выясняется. Всё самое интересное случилось за день до того. Вечером в кают-компании, извольте ли видеть, зашел разговор о поразившем «Белого кита» «Индейском проклятии» и о «передаче захода» к Дэви Джонсу. Нашлись идиоты, решившие полюбоваться на Морского дьявола воочию — посредством спиритического сеанса… они ведь просвещенные люди девятнадцатого века, что им нелепые суеверия моряков! Помощник Спайс пытался их образумить, но, как видно, не преуспел… Понятно, кстати, отчего он вышел нести вахту вооруженным… вот только серебряных пуль у бедолаги под рукой не случилось.