Зеленый рыцарь. Легенды Зачарованного Леса (сборник) - Антология

Вдруг показались пагоды – розовые, белые, разноцветные, они выстроились перед третьей насыпью. У них действительно были хрустальные мечи, тонкими иглами сверкающие в лунном свете.

Морис увидел, как пагоды разили ими слизней – дожидались, пока те нависнут прямо над ними, и ударяли мечом в разинутую пасть, а потом быстро отскакивали. Слизни пытались их кусать, но падали замертво.

«А мечи-то и впрямь настоящие!» – восхищенно подумал Морис.

Увы, он нигде не видел Цинь Тинь.

– Цинь Тинь, где ты? Цинь Ти-и-инь! – тщетно звал Морис.

– Слизни убили его? – спрашивал он у других пагод, но те не отвечали.

Морис все продолжал рассыпать соль и выбрасывать слизней в реку. Соль приходилось беречь, так что он старался выкинуть как можно больше тех слизней, на которые она еще не попала. Тем временем пагоды расправлялись с хищниками, уже корчившимися в агонии. Морис выбился из сил и присел на краешек третьей насыпи, где не было ни слизней, ни пагод. Из носа непрерывно шла кровь, и он поменял платки, стараясь плотнее заткнуть нос – хотя знал, что кровь все равно просочится и закапает одежду.

Ему хотелось спать, волной накатывали усталость и жар. Слизни не убывали.

И тут он увидел Цинь Тинь. Тот стоял, едва живой, у третьей насыпи. Морис поднялся посмотреть, что там, и увидел других израненных пагод; некоторые из них лежали на земле. Рядом тихонько напевали три невредимые пагоды – они лечили своих товарищей.

– Поправляйся, Цинь Тинь! Уж я-то знаю, каково болеть.

Цинь Тинь чуть выпрямился и взглянул на Мориса. Казалось, он что-то проговорил, но мальчик не расслышал. Он дотянулся до него и осторожно погладил, а потом снова ринулся в бой.

Когда мешочек из-под соли опустел, Морис стал наполнять его слизнями и вытряхивать их в реку, раз за разом. Ему уже казалось, что прошло несколько часов. Темнота сгустилась, как бывает обычно перед рассветом, ветер стих. Морис отогнал слизней, и пагоды стали восстанавливать разрушенную стену; часть их перешла охранять вторую насыпь, а некоторые даже добрались до первой.

Морис едва мог пошевелиться: боль в руках и ногах стала такой невыносимой, что он сначала опустился на колени, а потом повалился на землю. Нужно хотя бы ненадолго остановить капающую из носа кровь…

Морис взглянул на пагоды. Они продолжали сражаться, но теперь перевес был на их стороне. Вмешательство Мориса и бабушкина соль решили исход сражения.

Пора было возвращаться, иначе дома его хватятся.

– До свидания, пагоды, до свидания, Цинь Тинь… Постараюсь прийти еще раз до отъезда в Париж, – пробормотал Морис, но пагоды его уже не замечали.

Уставший и замерзший, он решил еще немного полежать, чтобы боль чуть-чуть стихла, и не заметил, как задремал.

Проснулся Морис от какого-то толчка. Вокруг стояли и пели пагоды. Их было намного больше, чем он видел раньше. А Цинь Тинь покачивался прямо возле его головы.

Битва уже завершилась. Морис неподвижно слушал мелодию, наполненную умиротворением. Голове было необычайно легко, жар схлынул, и кровь из носа больше не шла.

Мягкий утренний свет позолотил листву деревьев и насыпи. С залива дул легкий бриз. Стояла удивительная тишина, в которой отчетливо звучали голоса пагод.

Они пели для него.

Морис закрыл глаза. Боль в ногах прошла, и он почувствовал, что здоров.

– Спасибо, – прошептал он.

И ему показалось, что Цинь Тинь тоже пропел в ответ «спасибо».

Проснувшись во второй раз, Морис услышал, как его зовут родители. Солнце стояло уже высоко. Пагоды вернулись на все три насыпи, даже на первую. Везде валялись мертвые слизни. Морис вернулся к гончарне и прилег в ожидании родителей.

– Морис! – донесся с опушки голос матери.

– Я здесь! – крикнул он в ответ.

Мальчик увидел, как она бежит по тропе, – и спустя мгновение оказался в ее объятиях. Отец и бабушка спешили следом.

– Мама, мне лучше, – радостно стал рассказывать Морис. – Прошлой ночью пагоды пели для меня. Мы сражались против слизней, а потом я заснул и слышал их пение. Они мне так помогли!

Мама лишь качала головой.

– Ах, Морис, Морис…

Но Морис оказался прав. Правда, он был еще очень слаб и ему пришлось долго восстанавливать силы, но кровь из носа уже не шла. У него пропали синяки на ногах, жар прекратился. Бабушка верила, что помогли молитвы, мама – правильный уход, а может, и чудо. Отцу же было все равно, чья это заслуга: главное, его сын здоров.

Наступил последний день перед возвращением в Париж, и семья устроила пикник на берегу. Морису разрешили прогуляться до гончарни.

Он сразу побежал к насыпям. Пагоды ждали его.

Ни одна не исчезла при его появлении. Оглянувшись в поисках Цинь Тинь, мальчик увидел, что тот стоит на восстановленной стене. Морис опустился перед ним на колени, достал бархатный мешочек и высыпал осколки фарфоровой тарелки, которую накануне случайно разбила бабушка.

– Это тебе подарок, – сказал он Цинь Тинь.

Пагоды окружили их. Морис поставил перед ними большой куль с солью.

– Вы знаете, что с этим делать. Следующим летом привезу вам еще.

Пагоды запели. Морис слушал внимательно, стараясь запомнить мелодию, но это было непросто – музыка еще была для него чем-то неведомым. Но Цинь Тинь, казалось, настойчиво требовал внимания, и Морис склонился к нему. Он слушал, слушал – и вдруг все понял. Цинь Тинь говорил, что со временем их музыка станет для Мориса понятной, он переложит ее на ноты и подарит остальным людям. Пагоды знали, что он станет композитором и создаст прекрасные мелодии для этого мира, который так нуждается в красоте.

– Надеюсь, так и будет! – засмеялся Морис.

Пагоды попрощались с мальчиком, и он отправился обратно. Обойдя гончарню, он встретил отца, стоящего в тени деревьев. На лице его было написано недоумение. Морис ничего не сказал – лишь улыбнулся, взял его за руку, и они вернулись к остальным.

В течение последующих лет, когда Морис гостил у бабушки, он всегда приносил пагодам соль и битый фарфор. Болезнь больше не возвращалась, и со временем он вырос в крепкого молодого человека. А вскоре весь мир узнал имя Мориса Равеля – благодаря прекрасной музыке, которую он сочинял. Он запомнил мелодию пагод и вставил некоторые ее фрагменты в сюиту «Матушка Гусыня», пьесы для фортепиано и балет. Морис надеялся, что эта музыка тоже может исцелять. Она восхищает слушателей и по сей день.

Однажды он получил письмо от бабушки. Она писала, что большая корпорация купила заброшенную гончарню и хочет построить там обувную фабрику. Морис тут же примчался в Сибур. Носильщики, грузившие в поезд его багаж, удивлялись, зачем ему столько пустых дорожных сундуков. Но когда Морис вернулся в Париж, они были вовсе не пустыми. В небольшом городке Рамбуйе, недалеко от Парижа, он приобрел окруженный лесом дом и постепенно выкупил обширные земли вокруг. Соседей удивляли странные вечеринки, которые семейство Равель устраивало среди деревьев: там мерцали огоньки и звучала китайская музыка.