Тревожные сны царской свиты - Олег Попцов

Но вернемся к неожиданному решению Ельцина отправить в отставку всесильный триумвират. Бесспорно, больного Ельцина, а этот момент можно считать пиком его нездоровья, изнурял поток отрицательной информации. С одной стороны, на его стол ложились материалы, утверждающие, что деньги разворовываются и криминализация предвыборного процесса идет полным ходом (эту информацию поставлял Коржаков и его команда). С другой — такой же очевидности материалы об умышленном развале финансирования предвыборной кампании президента, о нежелании банков иметь дело с Сосковцом.

В этот момент наивысшего накала разыгравшихся страстей в состав предвыборного штаба вводится Анатолий Чубайс, за спиной которого стоит банковский пул, и поэтому именно Чубайс становится ключевой фигурой, регулирующей штабные финансы. Времени оставалось в обрез, финансовый профессионализм Чубайса был неоспорим, и он самолично решал: кому, куда, сколько и когда. Контроль же со стороны Коржакова Чубайс не без основания воспринимал как враждебные действия. Президент понимал, что прекратить эти взаимные обвинения возможно двумя способами. Первый — упразднить обе противоборствующие стороны, но это значит упразднить предвыборный штаб. Поступить так Ельцин не мог, значит, необходим выбор. И уже разбитый болезнью Ельцин, превозмогая себя, этот выбор делает.

В этот момент президентские решения утратили волевое начало. Они были, скорее, человеческим желанием отгородиться от неприятностей, скрытой мольбой оставить его в покое. В такие моменты негативное прошлое плюсуется с негативным настоящим. Нельзя исключить и чувственное начало. Болезнь предопределила итог. В такие моменты семейные узы сильнее служебных. Но и это было лишь частью президентской решительности. Мы уже писали, что первым, отреагировавшим на возможное участие Лебедя в политической игре, был Коржаков. Никакого особого плана Коржаков не вынашивал, но для защиты своих интересов на будущее — Коржакову Лебедь был выгоден. Именно в этот момент вокруг Лебедя стали появляться доверенные люди Коржакова. А когда обозначилась модель возможного политического союза Ельцин-Лебедь, Коржаков занервничал. Неожиданный телевизионный карт-бланш, полученный Лебедем на канале Березовского, был началом схватки за Лебедя — не в пользу президента, что само собой подразумевалось, а в пользу той или иной группировки в окружении Ельцина.

Можно ли считать, что эта предрасположенность к Лебедю главного телевизионного канала, находящегося под контролем Бориса Березовского, была предвосхищением будущего союза президента и генерала? Нет, Березовский вел свою игру. Ему нужен был в случае даже относительного успеха Лебедя политический капитал, товар, который он мог бы выгодно продать. И Березовский, переметнувшийся буквально накануне отставки триумвирата в другой лагерь, решил заявить свои права на политический товар с ярлыком «генерал Лебедь», но замысел неожиданно дал сбой.

Лебедь удачно использовал предоставленные ему телевизионные возможности, критику в адрес президента практически прекратил, был внешне лоялен к демократам, но внутренне быстрее двигался в сторону Коржакова ему импонировал девиз, предложенный главным телохранителем: «Мы патриоты». Принимая пост секретаря Совета безопасности, Лебедь решил, что секретная информация, которой располагает Коржаков, для него важнее демократических всхлипов Галины Старовойтовой. Президент понял, хотя, скорее всего, его подвели к этой мысли, что триумвират достаточно быстро превратится в квартет. И тогда А.Лебедь, натура неадекватная, обретет не только власть, но и силу, создать противовес которой будет практически невозможно. Появление Лебедя, независимо от его желания либо нежелания, предрешило судьбу «могучей кучки». Получить у себя под боком группировку, состоящую из первого вице-премьера, двух всевластных генералов и плюс к тому претендующего на сверхмасштабную власть секретаря Совета безопасности — это значит своими руками создать центр власти, едва ли не равносильный президентскому. Кто может поручиться, что завтра они не скажут: страной управляем мы, а не президент. Сосковец уже видит себя премьером. Нет, нет, этого допустить нельзя.

Отставка триумвирата обескровила А.Лебедя.

Не исключено, что в преддверии этих баталий президента насторожил факт покушения на Бориса Федорова, председателя национального фонда спорта. Фонда, в руках которого были сосредоточены громадные финансовые средства. Ведь Борис Федоров был в числе ближайших людей, если не из первого кольца президентского оцепления, то уж из второго точно. Достаточно того факта, что долгое время кабинет Федорова был в Кремле. И только после ссоры его с Шамилем Тарпищевым (человеком, создавшим фонд и осуществлявшим негласный контроль за ним) Федоров переезжает из Кремля на место своей официальной резиденции.

То, что Коржаков не просчитал последствий истории с покушением, несомненно. Вряд ли после покушения на Федорова в семье президента в независимости, были разговоры на эту тему или нет, не возникли чувства необъяснимой тревоги. Да и фигура Тарпищева обрела мрачную тень и насторожила семейство. Криминальная среда образовалась в двух шагах от президента. И еще одно. Президент вдруг заметил, что группировки близких ему людей концентрируются не вокруг него, а рядом с ним. Они постоянно заявляют о своей преданности президенту, что являются его опорой; дают понять, что именно они приведут президента к власти снова, в их руках после отставки Грачева сосредоточились все рычаги управления силовым аппаратом власти. Они все — антагонисты демократов. Они знают о президенте больше, чем знает о себе сам президент. Они входят в его дом. Они хранители всех мыслимых и немыслимых тайн. Они были всегда рядом с ним во время всех неурядиц. Все это так. Он сам наделил их силой, которая может привести его вновь к власти, но в такой же степени отрешить от нее любого, в том числе и самого президента.

О правоте наших доводов говорит фраза, произнесенная Анатолием Чубайсом на своей пресс-конференции 20 июня 1996 года: «Сегодня, когда Борис Ельцин принял решение об увольнении господ Сосковца, Барсукова и Коржакова, был вбит последний гвоздь в крышку гроба под названием «иллюзии военного переворота в Российском государстве». Там, наедине с Ельциным, этот довод сыграл решающую роль. Ельцин согласился, потому что наверняка в последние дни думал об этом сам. А может быть, просто устал, уступил: хватит с меня этих столкновений? Нет, непохоже, не в его духе.

И последним аккордом этой промежуточной драмы можно считать пресс-конференцию Чубайса. Как уже говорилось, она была задержана на три часа. Вместо 10 утра она началась в 13.00. Если учесть, что Анатолий Чубайс вместе с Татьяной Дьяченко были у президента в десять, то вряд ли беседа длилась более одного часа двадцати минут. Даже в прошлые времена, будучи достаточно здоровым, Ельцин не выдерживал бесед, встреч, заседаний, длящихся более полутора часов. Разумеется, это выдавалось за сложившийся стиль президента, нетерпимость к словоблудию, требование профессиональной опрятности. Сказанное соответствует реальности. Ельцин действительно человек высокой внутренней организации. Он никогда не опаздывает и крайне раздражается, когда это допускают подчиненные. Обладая при этом хорошей памятью, он непременно напомнит сотруднику о допущенном им нарушении. Я сам дважды оказывался в подобной ситуации. Так получилось, я не рассчитал время и опоздал на встречу с президентом на пять минут. Кстати, опоздание было вынужденным, вызванным изменениями режима Службой президентской охраны. Там, где раньше я проходил беспрепятственно, теперь требовалось согласование с приемной президента. Кто-то куда-то звонил, кто-то от кого-то ждал подтверждения.