Трущобы империй - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адвокат, волею случая вознёсшийся на высшую должность в Вашингтоне, должен стать пресловутым Козлом отпущения[206]. Тот и сам уже понял это, барахтаясь в болоте политики.
Любое его решение вызывало раздражение, и по-другому быть не могло. Займётся популизмом и попытается искать народной поддержки, так финансовые воротилы не простят. Да и популизм в кризис возможен только до определённого уровня, дальше всё равно придётся принимать непопулярные меры.
Сделать ставку на промышленников? А на какую из группировок конкретно? А есть ещё и банкиры, внушительная прослойка среднего класса, сторонники всевозможных пастырей, которые у протестантов набирали подчас несоразмерное влияние.
Альтернатива незавидная – или импичмент и суд (как вариант – пуля в голову), или Валландигэм всё-таки собирает свою команду, после чего суды и пули ждут тех, кто решил выделить ему столь незавидную роль.
– Поедешь?
– Скорее всего, вернусь, – ответил Фокадан на вопрос Патрика, – не сразу, конечно. Нужно будет людей подготовить, чтоб нас хоть поначалу нормально встретили.
– А потом Великое Переселение, – мрачновато сказал Фред, – не надо быть пророком, чтобы понять – на Севере сейчас рабочие руки не нужны, ирландские тем более. А здесь… хм… не то чтобы прям рады, но можно будет зацепиться, и что немаловажно – на равных.
– Единственная проблема – уйти красиво, – Патрик откинулся спинку лавки, стоящей в больничном саду и вытащил из кармана шинели портсигар с тонкими дешёвыми сигарами. Самокрутки пришлось бросить – с одной-то рукой.
– Красиво, – повторил Алекс, нервно прикусывая обветренную губу, – это да… Чтоб обидеться можно было на Вашингтон и на неблагодарный город, но в тоже время и не доводить дело до погромов.
– Не все уедут, – Фред задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла, в котором его вынесли в парк, – несколько тысяч останется. Недвижимость, бизнес, работа… да мало ли. Тысяч пять останется, как ни крути, может и побольше. Уйти надо так, чтобы сохранить влияние ИРА на общину в КША и на общину в Нью-Йорке. Да чтоб потом всем этим англосаксам из Союза стыдно стало за наше изгнание. Не сразу, лет через несколько. Хм… насчёт стыда я погорячился, нет у них… Но те же немцы с французами при случае с удовольствием носом ткнут.
– Насчёт уйти красиво…, – попаданец задумался, подняв голову с закрытыми глазами к осеннему солнцу, – можно, пожалуй. Статьи будем кое-какие печатать, с работягами из профсоюзов общаться. Серьёзных площадок в Большой Прессе не дадут, да нам и не надо. Будем упирать на логику и аналитику.
– Грустинки подпустить, можно, – криво ухмыльнулся Патрик, дёрнув ртом, – чтоб проскальзывало такое… Опять крайних нашли, а мы-то думали, что в САСШ слова … и справедливость для всех не пустой звук.
– А перебороть можем? – С тоскливой надеждой спросил Фред. Патрик, хорошо чувствовавший Нью-Йорк, выпустил колечко дыма и отрицательно мотнул головой.
– Если только временно, – нехотя сказал Фокадан, которого ничуть не радовала необходимость переезжать, – и то не факт. Митинги, всё такое… на время сможем, а потом там совсем хреново станет и всё равно начнётся деление на своих и чужих.
– С этим разобрались, – подытожил Патрик, стряхивая длинный столбик пепла с сигары на покрытую прелой листвой землю, – детали потом. Насчёт красиво есть идеи?
– Хм… Фред, помнишь ты говорил насчёт Если очень НАДО, – развеселился попаданец, – надо, Фредди, надо! Вы у меня все поэтами станете…
Пришлось немного пооткровенничать с друзьями.
– Дело такое, парни, – Алекс говорил не открывая глаз и всё так же подняв лицо к солнцу, – память не вернулась, но кое-что проскальзывает. Стихи, например. Знаю, что не я писал… Уверен, Фредди, уверен! ТОЧНО знаю, что умерли, причём давненько. Но как кого звали…
Попаданец пожал слегка плечам, замолкнув.
– Хорошо помнишь стихи? – Заинтересовался Патрик, – нет каких-нибудь особенностей?
– Ну… иногда несуразности встречаются, упоминания каких-то вещей и явлений, не встречающихся в наше время.
– Старинные поэты! – Патрик так заволновался, что отбросил сигару, – да ещё и забытые! Много переделывать приходится?
– Когда как. Иногда от стиха и ничего толком не остаётся. Нет, сам не очень… Чьи-то стихи всё равно в качестве основы нужны, с чистого листа не могу.
– Тоже талант, – вздохнул однорукий капитан, – я вот… пишу, но как-то не очень получается, чудно очень уж выходит. Вот…
Патрик достал неловок из внутреннего кармана кителя несколько смятых листков. Попаданец развернул и начал читать, удивляясь с каждой минутой всё больше – стиль Патрика отчётливо отдавал Маяковским. Те же странноватые рифмы, тот же драйв.
– Мне нравится, – удивлённо сказал он несколько минут спустя, – необычно конечно, но сильно.
– Серьёзно? – Патрик недоверчиво смотрел на Фокадана, – врать-то не надо!
– Широкой публике это вряд ли пойдёт, но в целом очень здорово, есть даже шанс стать классиком. Правда… скорее всего после смерти, или по крайней мере лет этак через пятьдесят. Сейчас – слишком необычно.
– Н-да, – согласился Фред, – также пробежавший глазами по листкам, – что верно, то верно – необычно. Будь ты из своих, приняли бы стихи, пусть и в узком кругу. Печатали бы время от времени в литературных изданиях. Негромкая слава борца с обыденностью и прочие мелкие вкусности. А ирландец, да ещё из трущоб… верно Алекс сказал – лет через пятьдесят.
– Устраивает, – нервно хмыкнул однорукий ирландец, забирая стихи, – мне чтоб прямо сейчас и не нужно. Но хорошо хоть, что в будущем… Не зря, значит…
Неловкое молчание прервал попаданец, начав нарочито жизнерадостным тоном:
– Вот и замечательно. Я уже состоялся как драматург, Фред у нас поэт. Да, Патрик, оттуда стихи… В памяти покопаюсь, найду парочку стихов или песен, переделаю под современное звучание, если понадобится. О себе напомню, о Фреде. Тебе не надо, свои… разве только в газетах напечатаем, да полемику запустим.
– Задел на будущее?
– Он самый. А то излишняя скромность не нужна. Кто о тебе узнает, если в стол писать будешь? Может, лет через сто кто из правнуков и найдёт творчество, ан поздно может быть – основоположник жанра уже есть, и это не ты.
От Патрика пошла волна облегчения – всё-таки хотел человек признания, какого-то упоминания в истории.
– Много народу поэтами станет? – Спросил Фред, морщась – его сильно задевала ситуация с фальшивой славой.
– Кейси точно: образован, читает постоянно – легко поверить. Не десятки стихов, конечно, но пару-тройку хороших стихов или песня из тех, что и через сто лет петь будут.
