Социо-пат - Владимир Владимирович

   Она просто сейчас переполнилась холодной спокойной ненавистью. С таким чувством в душе можно жить очень долго, а потом выплеснуть его в один миг. Такая ярость не затмевает рассудок, она не заставляет творить глупости. Она просто четко определяет, кого нам хочется уничтожить.

   Анне хотелось уничтожить Ватанабэ. Распилить тупой ножовкой на части и скормить свиньям. Сыграть головой в футбол. Пиная прямо в наглый рот, посмевший ее поцеловать.

   Как же так?! Как так вышло, что ей не только не проиграли, ее еще и унизили?! Он поцеловал ее и выкинул, спустил с лестницы! Все естество Анны так и закручивалось в тугой ненавидящий узел.

   Пролетев этажа три-четыре, она ухитрилась-таки сориентироваться и ухватиться за перила, как и в прошлый раз. Правда, теперь она чуть не лишилась обеих рук и подтягивалась заметно медленнее. Все-таки сосредоточенность и координация очень важны в таких делах, иначе выжить при подобном падении мог бы кто угодно.

   Наверх возвращаться не стоило. Раз Ватанабэ ухитрился выжить после выстрела в голову, ей с ним не тягаться. Анна трезво оценивала свои пределы. Однажды ее уже научили не зарываться. К тому же, толстяк недвусмысленно дал понять, что отпускает ее восвояси. Но почему? Ведь, как и тогда, у школы, он мог бы победить, причем без особых трудностей. Странно... Или это он так расплатился за поцелуй?

   Последняя мысль снова заставила шевелиться холодный комок под сердцем. Спокойно. Будет еще на него управа. Да и нет смысла сейчас возвращаться. Девчонка все равно, по большому счету, не нужна. А вот спуститься вниз и попробовать перехватить настоящих наследников стоило. Что-то подсказывало, что Фрэнки не преуспеет.

   Она неслышно бежала по ступенькам вниз. Черт бы подрал многоэтажки! Дернул же ее нечистый в этот раз нацепить обувь с каблуком. Конечно, попинать Ватанабэ такой обувкой было бы приятнее, но вот бегать... Особенно по лестницам высотных зданий, на крышах которых даже наличествуют вертолетные площадки. Возможно, Фрэнки и не был таким уж дураком. Он уже внизу.

   Редкий грохот, что слышался в пустом здании, стих. Когда Анна добралась таки до нижнего этажа, кляня архитекторов многоэтажек, изобретателей лестниц, изобретателей каблуков, всех святых и прочих мало относящихся к делу лиц, коридоры уже стихли и затерялись в непроглядной темноте. Электричества здесь не было, и ступать приходилось почти на ощупь. Она пошла вдоль стены, чуть касаясь ее пальцами, прикидывая, где тут выход. Судя по светлому пятну прямо по курсу, за углом был ход в подлунное пространство. Однако, помимо вожделенного выхода на улицу, за этим самым углом притаились люди. От них пахло потом, мундиром и оружием.

   Вот черт! Наверняка разбухший полицейский спецназ. Захомутать эту службу, а потом натравить на нее - вполне в духе Лилит. Она наверняка поняла все еще неделю назад. И теперь ее люди в правительстве выпустили псов, которых держали наготове. Вряд ли много, но хватит. И что теперь?

   Она сделала еще шаг, и притаившиеся за углом, просочившиеся в здание парой минут ранее, сразу же выскочили навстречу, рассчитывая на эффект неожиданности. Подствольный фонарик засветил в лицо, заставляя зажмуриться. Кто-то уже топал рядом, надеясь оглушить прикладом. Ну конечно...

   Когда наивный мужчина в тяжелой броне поверх формы оказался рядом, Анна плавно ушла в сторону и протянула руки к опускавшемуся на ее макушку оружию. Бедный полицейский так и не успел понять, что происходит, когда расплывчатая фигура, различимая в прибор ночного видения, вдруг исчезла с глаз, а потом темный коридор завертелся перед глазами. Потом был резкий удар чем-то острым, явно метивший в горло. Она промахнулась и попала каблуком в переносицу. Но для обезвреживания упавшего этого оказалось достаточно.

   Остальные так ничего и не поняли. Один из них вдруг упал, а потом оптику их ПНВ залил свет фонарика, что должен был ослепить жертву. А дробовик, что держал в руках подбежавший к Анне спецназовец, оказался развернут против его товарищей.

   Она насчитала четверых. И выстрелила четыре раза. В узком коридоре, дезориентированные, они не смогли ни уйти от обстрела, ни успеть контратаковать. Спустя секунды ее самонадеянные захватчики лежали на полу. Анна неприязненно вздохнула и, вскинув дробовик, зашагала дальше по коридору, стараясь не вступить в серо-красные потеки, едва различимые в свете фонарика.

   За углом ее ждала удача: коридор заканчивался выходом в вестибюль. Лунный свет наступившей ночи подсвечивал стену, в которой на краю видимого участка зияла внушительная дыра, бывшая когда-то дверью. Очевидно, это здесь проходили салочки Фрэнки с известно кем. И, конечно, ничто не могло кончиться спокойно. Стоило Анне выйти в вестибюль, как из темноты коридора напротив кто-то заорал по-японски:

   - Стоять!

   Еще одна партия полицейских, услышавшая, как прикончили их друзей. Плохо было то, что она их не видела. А они ее теперь могли разглядеть даже без ночного видения. Стрелять на слух? Придется.

   Анна уже собралась было развернуть ствол дробовика к темноте и рвануться к пустующей стойке охраны в углу, чтобы залечь. Но это оказалось совсем лишним. Из коридора, где засели спецназовцы, вдруг послышался душераздирающий вопль. Следом узкое пространство наполнилось вспышками выстрелов и мелькающими на стенах косыми силуэтами стрелявших. На фоне явно беспорядочной стрельбы и новых криков раздалось омерзительно громкое чавканье.

   Анна расслабила напрягшиеся было мышцы. Не опуская ствола дробовика, она медленно зашагала в сторону входа в коридор, где стих последний выстрел, а чавканье только усилилось. Светя себе фонариком, она ступила в узкое неосвещенное пространство, едва не задев плечом какую-то кофе-машину. Пятно бледноватого света, рождаемое трофейным орудием, выхватило брошенный автомат. Рядом что-то шумно дергалось, и Анна, не мешкая, перевела фонарик на источник звука.

   Сперва свет выхватил судорожно дергающуюся ногу в армейском ботинке. Затем, наползая выше, фонарик показал ей изломанное, словно кукла, тело мужчины средних лет в бронежилете и форме. От подошв ботинок до груди это был самый обычный, пусть и не понятно, как сделавшийся мертвым, туп. А вот выше начиналось интересное. Шея, лицо, лоб, макушка убитого - все было опутано сеткой тонких трубочек телесного цвета, похожих на толстые нитки паучьей паутины. Концы этих нитей впивались в кожу и уходили глубоко в плоть. Странные трубки тянулись от жертвы куда-то в сторону, сплетаясь в подобие тощего каната. Переведя пятно света в том направлении, Анна презрительно фыркнула. "Канат", как она и думала, заканчивался шеей Фрэнки, лежащего на полу возле трупа с самым болезненным видом. Трикстер развалился, раскинув руки, и втягивал в себя нечто, идущее по этим органическим проводам в его тело. Анна насчитала четыре выросших из него трубки. Значит, было еще четверо, и он их загрыз. Или заломал. В общем, как всегда.

   - Ты омерзителен, - сказала она.

   - Да пошла ты знаешь куда? - просипел он, сбиваясь на кашель. - Кхе, посвети мне на ноги!

   Она послушно сдвинула луч фонарика вниз... И не увидела ног. Тело Фрэнки заканчивалось где-то выше пояса, превратившись в короткую кровавую кашу.

   - Вау! - она присвистнула. - Здорово тебя отделали.

   - Давай-давай, - он скрипнул зубами. - Злорадствуй. Но я хотя бы жив. А где девчонка?!

   - Ватанабэ ее забрал.

   - Ясно-ясно, - он снова закашлялся. - Оба в дураках.

   - Точнее, все полтора.

   - Хихикай, хихикай... Тебе меня на себе тащить.

   - Это с чего вдруг? - Анна ненавязчиво навела дробовик в лицо Фрэнки. - Не легче ли тебя дострелить и бросить подыхать? Без органов ты долго не протянешь, даже напитавшись этими бедолагами.

   - Мы оба знаем, что ты так не поступишь, - он злобно ощерил окровавленный рот, едва не растянувшийся до ушей из-за натянутой кожи, что покрывала основания тех самых телесных трубок. - Можешь выпендриваться сколько угодно, но стоит тебе бросить меня здесь, как он об этом узнает. И что ты тогда будешь делать? Твоя смазливая мордашка и шикарная задница не спасут от его недовольства. Тебя вышвырнут на улицу.

   - Да что ты говоришь... - она вручную передернула помпу. Холодный ком ярости, что возник после выходки Ватанабэ, сейчас раскручивался в направлении этой мерзкой твари, смеющей пугать ее. Угрожать. - А может, мне рискнуть?

   - Ну давай, рискни, - он шумно втянул воздух, и торчащие из покойников трубки отозвались громким чавкающим звуком. - Рискни.

   Она замерла с пальцем на спусковом крючке. Широкое дуло смотрело прямо в его перемазанное кровью и обезображенное трансформацией лицо. Пять секунд, десять...

   Дуло медленно опустилось в пол, вместе со светом фонарика.

   - Ну, и как мне тебя прикажешь тащить?