Неистребимый. Трилогия - Сергей Зайцев

Я обнаружил, что сижу на пятках, закрыв глаза и прислонившись спиной к трассеру, ощущая себя постаревшим лет на двести. Словно за один миг я прожил несколько жизней, слои памяти о которых наложились друг на друга так плотно, что перестали читаться, как склеенные страницы книги, но осталась сама книга, остались воспоминания о том, что они, эти жизни, были, и было бесконечно, безумно тоскливо чего-то жаль. Открывать глаза не хотелось, этот мир был слишком скучен, чтобы на него смотреть.

Слабые порывы ветра бродили вокруг, тычась в лицо, словно слепые щенки, трепали волосы – воздух еще не успокоился после отбушевавшей стихии смерча.

Но возвращаться было необходимо. Я заставил себя наконец поднять веки. Как я и ожидал, прежнее ощущение действительности поблекло до унылой серости. Теперь мир казался мне черно-белым, хотя и оставался цветным. Это должно было пройти, когда впечатления от слияния потускнеют, но от понимания этого не было легче. Перенесенное напряжение не могло не отразиться на состоянии, и я не удивился своей слабости. Мышцы трепыхались студнем, когда я со скрипом поднялся на ноги.

Чистенький, словно вымытый пластит площади покрывал лишь едва заметный слой пыли. Никаких трещин и выломанных пластов, лишь холодная, застывшая расплавом вспученных волн, черная многометровая зона вокруг чистого круга, оставшегося после магического цилиндра. За обугленной зоной площадь была обычной, разве что почище, чем раньше. А вот дальше… Искореженные остатки фундаментов по периметру площади выпирали из земли, словно сломанные зубы. И трупы, трупы, трупы среди каменного месива, растянувшегося от края площади в глубь Города метров на триста, полупогребенные, перемешанные с каменными обломками. Куски тел, обрывки одежды, кровь и стылый ужас. Пустынный каменный Город, превращенный в каменную пустыню, обагренную кровью десятков людей…

Никогда не видевший столько исковерканных тел сразу, я потрясенно смотрел на эту бойню. Это же настоящая война… Битва жестким наждаком прошлась по душе, обнажив ранее приглушенные чужим чувства, от одолженной эм-брони не осталось и следа, и мучительные вопросы всплывали на поверхность сознания один за другим. Зачем чужой это сделал? Точнее, почему он сделал это именно так? Ведь, обладая феноменальной скоростью передвижения в пространстве, он мог выключить всех этих людей Клинком, как шелтян на Ферме, и обошлось бы без жертв… Или я чего-то недопонимаю, или он убил их сознательно, не ради того, чтобы спасти наши жизни, а преследуя какие-то неизвестные мне цели, неизвестные, но уже крайне неприятные.

– Спасение наших жизней является лишь частью той великой задачи, ради которой я сюда явился, – отозвался на мои мысли Нкот.

– Великой задачи на твой взгляд, – пробормотал я себе под нос, подвергнув сомнению истинность его заявлений – первый раз с того момента, как покинул Ферму. – Я по-прежнему не знаю, что тебе нужно, и кажется, уже не хочу знать…

Я понимал причину своей странной, разъедающей душу тоски. Объединенный разум. Ярче впечатлений мне не доводилось испытывать за всю свою жизнь, полнее, чем за несколько минут слияния, я никогда не жил. Прием Нкота, примененный им для нашей защиты, оказался сильнейшим наркотиком, привыкание к которому наступило после первого же использования. Мне стало страшно при этой мысли. Подобная зависимость может превратить в раба кого угодно.

– Целитель, – послышался где-то в отдалении глухой, надтреснутый голос Бигмана, – можешь что-нибудь сделать для этого парня?

Пока я был занят размышлениями, Бигман пересек площадь и присел на корточки в разрушенной зоне перед одним из людей Шефира. Взглянув в его сторону, я обнаружил еще один побочный эффект, появившийся после слияния, – зрение необычайно обострилось. Несмотря на большое расстояние, а до Бигмана было метров сорок – пятьдесят, я видел мельчайшие подробности. Необычное ощущение – видеть так далеко при такой четкости, точно к глазам приставлен невидимый бинокль.

Тело человека, перед которым замер прыгун, утонуло в хаосе каменных обломков по грудь, глаза были закрыты, толстый слой припорошившей лицо пыли, не способной скрыть его молодость, прорезали сочившиеся из уголков губ темные струйки крови.

– Нет, – ответил толстяк, даже не пытаясь выйти из трассера, в который забрался сразу после сражения. – Перед тобой оболочка, Бигман, с безвозвратно поврежденным мозгом. Там нет личности, которую ты когда-то знал. Во время сражения Шефир превратил своих людей в безличных марионеток, беспрекословно повинующихся его приказам. Он стер с помощью шептунов их индивидуальность. Это безвозвратно. Последствия Шефира не заботили, так как перед ним стояла цель, оправдывающая, по его мнению, любые средства. В том числе лишать людей жизни заранее. Думаю, ты уже догадался, что это была за цель.

Бигман медленно выпрямился, словно на плечи ему давил тяжкий груз.

– А ты, чужой, можешь вернуть его к жизни? – спросил он, не сводя с умирающего угрюмого взгляда.

– Мне жаль Бигман, но Целитель прав. Он обречен.

– Жаль?! – свирепо прорычал вдруг прыгун, резко повернувшись в сторону чужого всем телом. – Слова лицемера! Незачем притворяться, что тебе понятны человеческие эмоции, инорасовый ты ублюдок!

– Потише, потише, Бигман, – голос Нкота потерял музыкальность, больше чем обычно обнажившиеся клыки зловеще блеснули. – Не тебе судить о том, что я понимаю, а что нет.

Длинное худое лицо Бигмана задрожало от сдерживаемого гнева, мука исказила его черты. Он с заметным усилием отвернулся, снова уставившись на умирающего.

– Я никогда не обращал на него внимания, – на удивление тихо сказал он, ни к кому не обращаясь. – Мне всегда было наплевать, есть ли он на этом свете или нет. Я не замечал, как он рос, как постепенно взрослел и превращался в мужчину. Он был для меня никто. И только сейчас я понял, что потерял сына… Убил своими собственными руками…

Я знал, о чем он говорит – какое-то время наша память была общей. И понимал, что он сейчас ощущает – боль неожиданной утраты, о которой он даже и не подозревал до этого момента.

Пока прыгун говорил, к нему приблизился Отшельник и молча обнял брата за плечи. Ирония судьбы – если кукольник и хотел что-то сказать, он не смог бы этого сделать. Но этот жест привел прыгуна в себя, и он поднял бластер, направив его в голову умирающего.

– Что ж, по крайней мере, ему больше не придется служить Шефиру.

Я резко отвернулся. Крови мне на сегодня было больше чем достаточно…