Фея Семи Лесов - Роксана Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его поездки участились, особенно после того, как в день рождения дофины Марии Терезы я покорила Версаль своим платьем из китайского шелка и лионского бархата, отделанного вогезскими кружевами. Не проходило дня, чтобы граф не повстречался со мной и не подарил чего-нибудь. В подарках глупых записочек больше не попадалось. Посещая меня, граф недвусмысленно повторял, что преследует очень определенную цель и хочет, чтобы я поскорее сдалась.
– Подождите еще, – отвечала я, смеясь, – срок ваших ухаживаний явно слишком короток.
Вообще-то я не думала сдаваться, сколько бы принц ни осаждал меня. Ночь в «Путеводной звезде» надолго излечила меня от любопытства относительно любви. Я настолько охладела, что редко протягивала графу д'Артуа даже руку для поцелуя. И то, что он хочет сделать меня своей любовницей, меня огорчало. Я не чувствовала ни интереса, ни желания подвизаться на таком поприще.
Версаль уже гудел от сплетен и слухов обо мне. Габриэль де Полиньяк, произнося при мне имя графа д'Артуа, лукаво улыбалась, и это очень меня раздражало. Никто из придворных, наверно, даже не подозревал, что граф уходит от меня ни с чем.
А за окном падал снег, комьями облепляя кованые кружева ограды. Через окно я увидела, как какой-то студент – нищий обитатель Латинского квартала – изумленно разглядывает наш особняк, остановившись у решетки. Он так увлекся, что уронил связку с книгами. Зима… «Снег, выпавший до Рождества, стоит ста экю».
– Маргарита! – крикнула я, дернув веревку звонка.
– Что это вы так раскричались? – спросила горничная, заглядывая в зал. – Я, хвала пресвятой деве, пока не глуха.
– Письма из Крессэ нет?
– И не будет, – невозмутимо отвечала Маргарита, – я это уж давно поняла. Пора вам забыть вашего виконта… А вообще-то, почта была. Дениза отнесла ее в кабинет господина де Тальмона.
– А много ли гостей приглашено сегодня на вечер?
– Много. Всех и не упомнишь. Да все больше старики и военные…
– Снова будут говорить о политике! Ох, я не выдержу! Я быстрым шагом вышла из зала и направилась в кабинет отца, чтобы предупредить, что к гостям я не выйду.
Резким движением я рванула дверь на себя и остановилась в замешательстве. У отца кто-то был.
– Простите, – пробормотала я смущенно, – я не постучала… Но я уже ухожу.
– Останьтесь, – сказал мне отец. – Из-за этого неблагодарного человека я не хочу лишаться разговора с единственной дочерью.
Такие резкие слова редко можно было услышать от отца. Я вошла в кабинет и крепко закрыла за собой дверь.
– Полюбуйтесь, дорогая моя, – произнес отец. – Перед вами сын кавалера ордена святого Людовика, сын одного из самых знатных дворян провинции Берри… Луи Леон Антуан Флорель де Сен-Жюст, девятнадцати лет от роду… Ныне – заключенный исправительного дома на улице Пикпюс. Раньше сидел в тюрьме Аббатства. Вот какой перед вами человек.
– Ну и что? – спросила я, удивленная этим странным перечислением не менее странных заслуг молодого человека. – Разве вы здесь ведете допрос, отец?
Сен-Жюст медленно повернулся ко мне, и лучи зимнего солнца упали ему на лицо. Боже… Я даже рот открыла от изумления. В жизни мне еще не приходилось встречать такого красивого юношу. Он был худ и бледен, и его шелковая рубашка была местами разорвана. Но даже скверная одежда не могла скрыть удивительной красоты лица – огромных темно-синих глубоких глаз, излучающих поистине зодиакальное сияние. В таких глазах можно утонуть… Аристократично вылепленный овал лица, прямой нос, идеальная посадка головы, длинные черные волосы, волнистыми локонами падающие на плечи… А какова осанка… Все это было так безупречно, что я слегка растерялась, чувствуя себя подавленной.
Сен-Жюст смотрел на меня холодно и равнодушно. Он явно привык к тому, что его красотой все восхищаются. Осознав это, я ощутила досаду.
– Да! – сказал отец. – Красавец! Антуан де Сен-Жюст! И – тюрьма Аббатства! Каково?
Я пожала плечами. До сих пор мне казалось, что тюрьмы существуют либо для бедняков, либо для людей, подобных графу де Мирабо, – только тюрьмы более благородные, вроде Бастилии, где было почетно сидеть.
– Не знаю, – произнесла я неуверенно.
– Знаете, что сделал этот юноша? Обокрал собственную мать! Украл ее серебро и бежал из дому. Вот каковы нынче беррийцы! По просьбе матери наш Сен-Жюст и был заключен в исправительный дом…
– Почему вы заинтересовались этим? – прервала я отца.
– Потому что я был дружен с отцом этого юноши. Это был заслуженный солдат, верный защитник трона!
Увидев подъезжающий экипаж Ломени де Бриенна, отец поспешил к двери.
– Поговорите с молодым человеком, Сюзанна, – бросил он на ходу. – Я скоро буду.
Сен-Жюст стоял отвернувшись и смотрел в окно. Вздохнув, я присела на краешек стула. Мне не нравился отцовский кабинет… Чопорно, неуютно, убранство почти спартанское… Скорее бы вернуться в Версаль! Но до этого еще целая ночь…
– Сударь, не стойте, по крайней мере, ко мне спиной! – воскликнула я. – Я понимаю, что тюрьма вас от многого отучила, в частности, и от правил приличия. Но ведь вы скоро окажетесь на свободе, и вам придется учиться заново.
Он повернулся и уставился на меня в полном изумлении. Его, казалось, удивило то, что я разговариваю с ним не о его внешности, а о манерах, не кокетничаю и не хихикаю, пытаясь его увлечь. Но с чего бы мне хихикать? То, что он очень красив, еще не значит, что он мне нравится.
– Я не желаю слышать ваших замечаний, – произнес он наконец. – От вас, изнеженной, разодетой в пух и прах, жеманной аристократки.
– Вы говорите так, словно сами являетесь идеалом спартанца. На греческих героев вы тоже не очень смахиваете, это надо признать.
– Что вы знаете о греческих героях? – воскликнул он запальчиво. – А еще беретесь рассуждать! Они были сильны духом, а не телом. У них в сердце были великие идеалы. Я – такой, как они. Я сохранил свои убеждения даже в тюрьме…
– Эти ваши убеждения! – сказала я с легкой насмешкой. – Наверняка они касаются того самого столового серебра.
По его лицу разлился гневный румянец, но юноша ничего не возразил. Он смотрел на меня все так же холодно, правда, теперь в его взоре читалось некоторое любопытство.
У меня было необыкновенно благодушное настроение, вызванное мечтаниями о том, что завтра я снова буду в Версале – при дворе, которого этому Сен-Жюсту так никогда и не увидеть. В сущности, мне не хотелось ссориться.
– Давайте помиримся, – предложила я просто. – Кажется, наши отцы были друзьями. Почему бы нам не продолжить эту традицию?
– Я не могу быть вам другом. Я совершенно не тот человек, который вам нужен…