Высота смертников - Сергей Михеенков

— Не попал… — Он перезарядил винтовку. Не думать ни о чем, кроме винтовки и выстрела. Ни о чем больше… Ни о чем…

Он знал, что снайпер теперь вряд ли снова высунется из-за борта. Но огонь он продолжит. Только с другой позиции.

— Витюков! Бегом к минометчикам! Скажи, чтобы накрыли склон. Хотя бы пару залпов! — Старший лейтенант Солодовников размахивал винтовкой с примкнутым штыком. Видимо, взял у кого-то из убитых. — Всем раненым, кто может стоять, взять в руки оружие! Отобьемся, ребята! Отобьемся!

Но немцы, сломав цепь, накатывались стремительной лавой. До некоторых из них оставалось шагов пятьдесят. И Воронцов увидел, что бежавшие в передней цепи начали выдергивать из-за голенищ противопехотные гранаты с длинными ручками. Он знал, что такие палки можно бросать издалека.

Нелюбин, проснувшись, не сразу понял, куда попал. Его трясло. Но холода он не чувствовал. С ним происходило что-то нервное. Эх, уморила меня война проклятая, подумал он, глядя в молочно-мутное небо, откуда на землю, на бруствер и в траншею, на плечи и лица его товарищей падали белые шапки снега. Потом, услышав знакомый голос командира роты, которая держала оборону рядом, в соседях, когда они атаковали в Сухом ручье, понял, что фронтовая судьба все же милостива к нему. Он хотел было окликнуть старшего лейтенанта Солодовникова, но тот, яростно матерясь, пролез по траншее, наступая на их ноги и руки, и начал приводить в чувство кого-то на левом фланге. Туда немного погодя, по приказу Курсанта, ушел Калюжный. И Нелюбин вспомнил, что там, когда они спрыгивали в траншею, он заметил пулеметный окоп и на дне его накрытый плащ-палаткой и припорошенный сверху снегом «максим». Тут же мелькнуло: позиция радом с пулеметом… опасная позиция… накроют первым же залпом. Когда автоматчики принесли ящик с гранатами и Курсант начал распределять по едокам самые гожие для такого случая оборонительные Ф-1, Нелюбин, как всегда, пожадничал, взял шесть штук. Рассовывал и рассовывал по карманам, пока не отяжелела куртка.

— Так-то оно… Так-то, Сашка… Укуся пирожка, да и за пазушку… — приговаривал он, понимая, что сейчас будет.

— Бери, бери, Кондратий Герасимович, — помогал ему Воронцов, глядя, как дрожат большие натруженные руки Нелюбина. — У тебя не пропадут.

— Да уж беряжить буду, — засмеялся невесело Нелюбин. — На Пасху заместо яиц на божницу положу…

— Кондратий Герасимович, позиция у вас хреновая. Пулемет.

— Да я вижу.

— Они сейчас на него полезут. Попытаются его гранатами закидать. Так что держитесь.

— Удержимся. Не впервой. А не удержимся, так и побежать можно.

— Нельзя нам тут бежать. Вы, главное, не подпустите их. Подпустите, все гранаты — ваши.

— Да я уже все понял. Арихметика, ектыть, нехитрая… Два пиши, а три — в кармане…

Когда началась пальба, Нелюбин управлял своим отделением и сам стрелял из автомата, тщательно выцеливая очередную фигуру в распахнутой шинели. Но сколько бы они ни палили по цепи, она все равно продолжала приближаться к их траншее, накатываясь серо-зеленой волной от замерзшего ручья вверх.

«Максим» заработал, когда до немецкой цепи оставалось метров восемьдесят. Пулемет сделал несколько прицельных очередей, и Нелюбин увидел, как поредело сразу внизу. То ли пулеметчики их срезали точной стрельбой, то ли немцы залегли, прижатые более плотным огнем. Но тотчас из-за ольх на той стороне прилетели мины, легли перед бруствером, простригли пространство над головами хриплыми голосами осколков. Вслед за первой, с небольшим перелетом, легла следующая серия. И началось!

— Калюжный! В траншею! — успел крикнуть Нелюбин и увидел, как пулеметчики подхватили «максим» и перебежали вперед, к траншее.

Третий залп точно накрыл пулеметный окоп, в котором, к счастью, никого и ничего уже не осталось, кроме пустых патронных коробок.

— Давай на запасную! Калюжный! На запасную!

Но пулеметчики уже сами знали, что делать. Спотыкаясь и падая, они тащили «максим» к зарослям шиповника. И через минуту оттуда ударили трассирующие струи, подрубая атакующих с фланга.

Теперь немцы бежали группами. Нелюбин уже видел их лица, оскаленные рты, прыгающие в руках автоматы и белые лезвия плоских штыков на карабинах. И вот с недолетом, но точно напротив его ячейки в снег плюхнулась первая граната с длинной ручкой. Ну, подумал Нелюбин, вот оно и началось, о чем всегда копчик ноет…

— Отделение! Приготовить гранаты! — крикнул он, хотя знал, что бросать гранаты ему придется одному. Рядом на дне окопа корчился незнакомый боец с простреленным плечом, и его уже пытались оттащить в боковую нишу, чтобы не мешал и чтобы его не затоптали, когда начнется свалка. Полевкин гранаты не брал. А Куприков стрелял где-то правее, находясь рядом с Курсантом.

Нелюбин выглянул из-за бруствера, чтобы определить, куда бросать первую, и увидел, что к ручью спускается новая волна атакующих. Как быстро они преодолели расстояние от своей траншеи до замерзшего ручья! Если не отобьемся от первой, вторая цепь наверняка спрыгнет на головы, и тогда… Взглядом бывалого солдата Нелюбин успел заметить, что народ кругом был нестойкий. Бойцы палили наобум, не прицеливаясь, некоторые зажмуривались, прежде чем нажать на спуск. Лейтенант бегал за спинами с наганом, бледный как полотно, что-то испуганно бормоча. Ротный наводил порядок на левом фланге. Нелюбин выдернул чеку, отпустил скобу и, хорошенько размахнувшись, бросил первую «феньку» далеко в пойму. Граната черным мячиком с серебристым карандашиком запала закувыркалась в молочно-белом пространстве, описала дугу и ударилась возле ног бегущих немцев. Взрыва Нелюбин не услышал. Только увидел, как раскидало снег и куски мерзлой земли, как оглянулся назад один из бегущих и начал падать навзничь, будто его перевешивал тяжелый ранец за плечами. И тотчас гряда взрывов пронеслась по всему фронту перед траншеей обороняющихся. По короткому истончающемуся свисту и характерному металлическому хряску Нелюбин сразу догадался — мины. Это минометчики снова помогли им.

Когда снежная пыль и копоть осели, Воронцов увидел, что уцелевшие отползали к замерзшему ручью, утаскивая раненых. Раненые кричали. Но вторая цепь уже поднималась по склону от ручья. По тому темпу, который они держали, как напирали, можно было понять, что немцы решили захватить траншею во что бы то ни стало.

Воронцов положил винтовку на бруствер, посмотрел в прицел. Офицеров и командиров отделений он определял сразу: время от времени те взмахивали руками или короткими автоматами, поторапливая своих подчиненных. Снайперская подготовка в училище оказалась короткой. Но самое главное он успел усвоить и за те несколько дней, когда с ними проводил полевые занятия один из лучших снайперов-инструкторов Московского военного округа. Нельзя вести фронтальный огонь, вспомнил он одну из основных заповедей снайпера, ищи цель на фланге, и тогда есть вероятность, что тебя обнаружат не раньше третьего выстрела. Он взял в прицел одного из тех, кто был похож на командира. Винтовка дернулась. Немец сунулся вперед, выронив автомат. В такой сумятице можно рисковать и вести огонь, не меняя позиции. Но где-то там, в бронетранспортере, который снова подошел к ручью и поливал огнем из крупнокалиберного пулемета их траншею, сидел немецкий снайпер. По всем правилам снайперской войны, он должен сменить позицию. А если и немец тоже рассчитывает на сумятицу, в которой вряд ли кто обратит внимание на то, что с той стороны ведет интенсивный огонь снайпер. Воронцов перекинул винтовку вправо. В «гробе» никого, кроме двоих пулеметчиков, не было. Он прицелился в первого номера. Выстрел. Пулемет замолчал. Бронетранспортер дернулся и начал отползать. В лобовой части Воронцов увидел горизонтальное окошко, над ним приподнятую бронированную заслонку с узкой смотровой щелью. Водитель, видимо, нуждался в наибольшем обзоре и пренебрег правилами безопасности. Воронцов поймал окошко и выстрелил в тот момент, когда в нем что-то мелькнуло. «Гроб» замер. Но Воронцов продолжал держать его в прицеле, опасаясь снайпера, который в любое мгновение мог высунуться из-за наклонного борта. Воронцов взял в прицел второго пулеметчика. Выстрел. Все. Довольно. Удача снайпера не может длиться долго. Иначе это что-то другое. И он медленно убрал с бруствера винтовку.

Командир роты старший лейтенант Солодовников, навалившись грудью на край развороченной взрывом траншеи, смотрел в бинокль. Воронцов уже успел оценить его хладнокровие и выдержку.

По траншее, куда-то вправо, оттаскивали раненых. В обратном направлении пробежал один из автоматчиков. Воронцов узнал в нем связного, который во время первой атаки был послан к минометчикам. Интересно, какую он весть принес? Будет минометная поддержка или в этот раз отбиваться придется в одиночку?