Дети капитана Гранта (худ. В. Клименко) - Верн Жюль Габриэль

— Почему же, Паганель? — спросил Гленарван.

— Почему? Да потому, что это не под стать окружающему. Я знаю, что вы, англичане, привыкли колонизировать отдаленные владения, вы устраиваете телеграф и всемирные выставки в Новой Зеландии и смотрите на это как на дело самое обыденное. Но ум такого француза, как я, это приводит в замешательство и путает все его представления об Австралии.

— Это потому, что вы думаете о прошлом этой страны, а не о ее настоящем, — заметил Джон Манглс.

— Согласен, — ответил Паганель. — Но свист паровоза, мчащегося по пустыням, клубы пара, обволакивающие ветви мимоз и эвкалиптов, ехидны, утконосы и казуары, убегающие от курьерских поездов, дикари, которые в три часа тридцать отправляются в курьерских поездах из Мельбурна в Каслмейн, в Сандхурст или в Ичука, — все это изумит любого человека, если только он не англичанин и не американец. Вместе с вашей железной дорогой из пустыни прочь бежит поэзия.

— Пусть так, если на смену ей идет прогресс, — ответил майор.

Громкий свисток паровоза прервал спор. Путешественники находились не более как в миле от полотна железной дороги. Паровоз, пришедший малой скоростью с юга, остановился как раз там, где дорога, по которой ехал фургон, пересекала железнодорожный путь.

Эта железнодорожная линия, как сказал Паганель, соединяла столицу провинции Виктория с самой большой рекой Австралии — Муррей. Необъятная река эта, открытая в 1828 году Стюартом, берет свое начало в Австралийских Альпах и, впитав в себя воды рек Лахлан и Дарлинг, змеится вдоль всей северной границы провинции Виктория, впадая в бухту Энкаунтер, возле Аделаиды. Муррей протекает по цветущим, плодородным местностям, и благодаря удобному железнодорожному сообщению с Мельбурном вдоль ее берегов возникает все больше и больше скотоводческих хозяйств. В ту пору эта железнодорожная линия эксплуатировалась на протяжении ста пяти миль, от Сандхорста до Мельбурна, обслуживая Кайтен и Каслмейн. Дальнейший, строящийся участок, длиной в семьдесят миль, тянулся до Ичука, столицы провинции Риверина, основанной в этом самом году на берегу Муррея.

Тридцать седьмая параллель пересекала полотно железной дороги в нескольких милях севернее Каслмейна, у Кемден-Бриджа, моста, переброшенного через Люттон, один из многочисленных притоков Муррея.

Именно к этому месту и направил Айртон свой фургон, впереди которого галопом до Кемден-Бриджа скакали всадники. Их влекло туда также любопытство. Огромная толпа быстро неслась по направлению к железнодорожному мосту. Обитатели соседних поселений покинули дома, пастухи бросили стада, все запрудили подступы к полотну железной дороги. То и дело слышались крики:

— К железной дороге! К железной дороге!

Очевидно, это возбуждение вызвано было каким-то необыкновенным событием, может быть крупной катастрофой.

Гленарван и его спутники пришпорили лошадей и через несколько минут доскакали до Кемденского моста. Там они сразу поняли причину скопления людей.

Произошла ужасная катастрофа. Это было не столкновение поездов, а крушение поезда, которое напоминало самые крупные катастрофы, происходящие на американских линиях. Река, через которую переброшен был железнодорожный мост, была завалена обломками вагонов и паровоза. То ли мост не выдержал тяжести поезда, то ли поезд сошел с рельсов, но паровоз и пять из шести вагонов свалились в реку Люттон. Только последний вагон, чудом не свалившийся, ибо лопнула его цепь, стоял на рельсах в метре расстояния от пропасти. Внизу зловеще громоздились почерневшие, погнутые оси, обломки вагонов, исковерканные рельсы, обуглившиеся шпалы. Всюду вокруг валялись куски парового котла, разорвавшегося от сотрясения. Из этого нагромождения бесформенных обломков вырывались языки пламени, спирали пара, смешанные с клубами черного дыма. После ужасного крушения еще более ужасный пожар. Повсюду виднелись лужи крови, обуглившиеся оторванные конечности, обезображенные трупы. Никто не решался подсчитать, сколько жертв погребено под этими обломками.

Гленарван, Паганель, майор, Джон Манглс, смешавшись с толпой, прислушивались к тому, что говорилось вокруг. Каждый старался по-своему объяснить причину катастрофы.

— Мост подломился, — говорили одни.

— Какое там подломился, — возражали другие, — он и сейчас целехонек! Забыли, наверное, перед приходом поезда свести его, вот и все.

Действительно, мост был разводной, открывавший проход для речных судов. Неужели железнодорожный сторож, по непростительной небрежности, забыл свести мост и мчавшийся на всех парах поезд свалился в реку? Эта гипотеза казалась вполне правдоподобной, ибо если обломки половины моста валялись под разбитыми вагонами, то вторая половина его, отведенная на противоположный берег, все еще висела на совершенно неповрежденных цепях. Итак, несомненно, катастрофа произошла из-за халатности железнодорожного сторожа.

Крушение произошло ночью с экспрессом номер тридцать семь, вышедшим из Мельбурна в одиннадцать часов сорок пять минут вечера. Было около четверти четвертого утра, когда поезд, выйдя за двадцать пять минут перед этим со станции Каслмейн, рухнул с Кемденского моста. Тотчас же пассажиры и служащие уцелевшего вагона попытались просить помощи пострадавшим, но телеграф, столбы которого валялись на земле, не работал. Каслмейнским властям понадобилось поэтому три часа, чтобы прибыть к месту крушения. Таким образом, только в шесть часов утра удалось начать спасательные работы под руководством главного инспектора колонии господина Мишеля и отряда полисменов во главе с полицейским офицером. Полисменам помогали скваттеры и их рабочие. Прежде всего занялись тушением огня, который с невероятной быстротой пожирал груды обломков. Несколько изуродованных до неузнаваемости трупов лежало на откосах насыпи. Однако пришлось отказаться от мысли извлечь из такого пекла хотя бы одного человека. Огонь быстро довершил смертоносную работу крушения. Из всех пассажиров поезда, количество которых было неизвестно, уцелели лишь десять человек, ехавших в последнем вагоне. Управление железной дороги только что прислало за ними паровоз, чтобы доставить их обратно в Каслмейн. Тем временем лорд Гленарван, представившись инспектору, вступил с ним и с полицейским офицером в беседу. Последний был худощавый, высокий, невозмутимо хладнокровный человек. Если он и способен был что-либо чувствовать, то это никак не отражалось на его бесстрастном лице. Он отнесся к крушению, как математик к задаче, которую необходимо решить и определить неизвестное. Услыхав слова взволнованного Гленарвана «Какое огромное несчастье!», он спокойно ответил:

— Хуже чем несчастье, сэр.

— Хуже? — воскликнул Гленарван, неприятно пораженный этой фразой. — Что же может быть хуже подобного несчастья?

— Преступление, — спокойно ответил полицейский офицер.

Гленарван, не оспаривая этого слова, вопросительно взглянул на инспектора.

— Да, сэр, — отозвался главный инспектор, — расследование убедило нас, что катастрофа произошла вследствие преступления. Багажный вагон ограблен, на уцелевших пассажиров напала шайка из пяти-шести злоумышленников. Очевидно, мост не был сведен не по оплошности сторожа, а преднамеренно. Если сопоставить это обстоятельство с исчезновением железнодорожного сторожа, то можно не сомневаться, что этот негодяй был сообщником преступников.

Услыхав это заключение главного инспектора, полицейский офицер отрицательно покачал головой.

— Вы не согласны со мной? — спросил инспектор.

— Нет, не согласен, поскольку речь идет о сообщничестве сторожа.

— Однако только при его соучастии можно допустить, что преступление совершено дикарями, бродящими по берегам Муррея, — возразил инспектор. — Если бы не его помощь, то туземцы, ничего не смыслящие в механизме моста, не могли бы развести его.

— Правильно, — сказал полицейский.

— Между тем, — продолжал инспектор, — показаниями некоего капитана установлено, что после того как его судно проплыло под Кемденским мостом в десять часов сорок минут вечера, этот мост согласно правилам был снова сведен.