Москва закулисная-2 : Тайны. Мистика. Любовь - Марина Райкина

А Владимир Петрович добивался меня своей любовью и нежностью. Между соперниками обошлось без драк. К сожалению. Он ухаживал за мной года два, что не так уж мало по нашей жизни. Я чувствовала — он хочет, чтобы я стала его женой, что он полон нежности, бережности ко мне. Я это ценила. Первые годы мой муж относился ко мне с невероятной нежностью, оберегал от домашнего хозяйства. Даже когда мы жили в общежитии, он нанимал мне домработницу, чтобы я не готовила. Это было очень смешно, потому что она всех раздражала — грязнила, а не порядок наводила. Татьяна Ивановна Пельтцер обычно кричала: «Вера, иди убирай за своей прислугой». Ну а потом… С годами все отношения становятся не такими сладкими, нежными. Я к нему бережно отношусь. Но… В театре, конечно, все эмоциональнее.

Никуда от своей биографии не денешься. Когда сейчас переиздали мою книгу, мой муж сказал: «Я не буду ее читать, ты там опять пишешь про Бориса Ивановича (Равенских. — М.Р.)».

— Он до сих пор ревнует?

— Он в какой-то степени считает, что я вышла за него замуж не по любви. И не по расчету, а потому, что я не могла жить. Я очень любила Бориса Ивановича. Я знаю, что, если бы его сослали, я поехала бы за ним. Но знаю и другое: если бы стала его женой, я, наверное, погибла бы. Когда он ставил, он всегда влюблялся. Пока он меня любил, я была спокойна, а когда ушел в другой театр, я почувствовала — что-то не так, и не знала, как мне жить. Это было сорок пять лет назад, но эти воспоминания долго мучили меня, и Володя прикладывал много усилий, чтобы я адаптировалась. В общем, я и адаптировалась.

Мы расстались с Равенских ведь не потому, что все стало плохо, а как раз на гребне наших отношений. И для него было полной неожиданностью, что я вышла замуж. Такой удар кинжалом получил.

— А вы коварная.

— Кто из женщин не коварный?

— От голубых простых девушек вы как-то лихо перешли к особам голубых кровей — графиням, королевам… Вам, девушке простого происхождения, сложно это было или нет?

— Нет, как только я надеваю старинное платье, я хорошо себя чувствую. И хотя я из простой семьи, я очень много читала театральных книг, мемуаров и воображала свою жизнь в театре — как Комиссаржевская, Ермолова… все такое старинное, все в длинных платьях… Детские мечты стали проявляться в более зрелом возрасте.

Вот «Женитьба Фигаро». Когда Слава Зайцев принес костюмы и я после примерки почувствовала себя очаровательной в костюме, мне уже играть было не трудно. Андрюша был великолепен. Я играла в мягкой манере и была грустна ровно настолько, насколько это может быть в комедии. Если бы мне доставались такие роли, я бы играла их с удовольствием.

Если я играю французскую графиню, я начинаю думать, какие у нее должны быть юбочки, кружева, панталончики и чулочки. Помню, когда мы со Славой Зайцевым мерили декольте, то он спрашивал: «А еще можно открыть?» А я отвечала: «Если будет чуть-чуть видна ямочка между грудей — это будет очаровательно». Ни больше, ни меньше. Мы как о неодушевленном предмете говорили о моем теле.

А сколько я исходила магазинов в Москве, чтобы найти грацию для «Блажи». Нашла — тонкую, изящную и самую дорогую. Казалось бы, зачем? Но мне хочется ощущать себя той самой женщиной, которая любит и хочет, чтобы ее любили. Поэтому к костюму я отношусь очень серьезно.

— Но разве вам не хочется рискнуть и обмануть зрителя? В конце концов, актер обязан переодеваться.

— А у меня была такая роль, как Воительница (Малый драматический театр, спектакль «Воительница». — М.Р.). Но ведь это режиссер Львов-Анохин, который поверил, что именно я могу эту роль сыграть. Я была счастлива. Вот только потом такого рода ролей как-то не появлялось. А, кстати сказать, роли, которые я играла в последние годы, были вовсе не голубыми, а психологически усложненными — Кручинина («Без вины виноватые», Орловский драмтеатр. — М.Р.), Раневская («Вишневый сад», Тверской драмтеатр. — М.Р.).

— Но эти роли — не из «Сатиры». Я хотела спросить — вам не кажется, что вы промахнулись с театром?

— Да… Я попала, по-моему, не в тот театр. Но я не могу роптать, потому что здесь прошла моя жизнь, и достаточно хорошо. Глупо было бы говорить: «Ах, если бы я была в Малом!» А кто знает, может быть, мне там не дали бы ни одной роли. Поэтому я говорю спасибо этому театру, но здесь я не могла и не могу найти для себя, как драматической актрисы, место. Когда оно находится и роль получается удачно, я счастливо живу лет пять. Потом идут долгие годы ожидания. Но я гуляла от Театра Сатиры…

— Но не до такой же степени…

— Именно до такой. И в Орле, и в Твери я по десять лет работала — это же настоящие глубокие романы. В этом был определенный риск: я не была уверена, что справлюсь с классическими ролями. Это риск, но риск-мечта.

— В фильме «Бабочка-бабочка» — пожалуй, единственный такого рода опыт у вас, где вы женщина-вамп, любящая повторять: «Мужчины мне дарили алмазы…» Кстати, вам дарили алмазы?

— Нет, вы знаете, когда я вышла замуж, я, видимо, отталкивала своей добродетельностью, и у меня ни кавалеров, ни поклонников не было. До замужества — было много. А здесь все привыкли, очевидно, что я верная, любящая жена… что все это мне не нужно и я недоступна. Казалось бы, любили-любили, даже плакали, а вышла замуж — никто не влюбляется и не рыдает. Кроме режиссеров, которые со мной работали с любовью. Естественно, это не выливается в роман, но я чувствую, что меня любят.

— Исходя из того, что сказали мне выше, — вы не ощущаете некоего дефицита женского счастья?

— А вот знаете, наверное, поэтому я так и люблю свои роли: они так полны то любви, то порока. Мне грех жаловаться на свою жизнь — она достаточно благополучная, со своими трудностями, конечно. Но так как я еще живая женщина, мне, естественно, хотелось бы испытывать чувства ревности, безумной любви, измены или победы — то, что положено любой женщине, которая проживает иногда бурную, но свою жизнь. Бурной жизни я, пожалуй, не имею, но на сцене проживаю все свои женские чувства.

— Что вы делаете, чтобы так потрясающе выглядеть?

— Вам так кажется? Я ничего не делаю, но будет такой смешной ответ, а может, даже и скучный — мои роли для меня как влюбленности. Представьте, что я в кого-то влюблена.

Еще — не очень наедаюсь, не пью, не курю. Пластических операций не было, и даже массажа не делаю. Хотя теперь массаж очень хочется, хочется себя порадовать и немножечко пожить и подумать, что я вроде как женщина, о которой кто-то заботится.

— Разрешите сомнения многих людей — вы мама артиста Юрия Васильева? Почему-то все считают, что он очень на вас похож.

— Ну это старая история — мы с Юрочкой даже свыклись с этим мнением. На самом деле я его очень люблю, но он не мой сын. И я часто об этом говорю. Но постоянно, куда бы мы ни приехали на гастроли, нас приглашают на телевидение как ближайших родственников.

У нас с Владимиром Петровичем детей нет. С нами живет котик Филимон маленький, рыженький. На вас похож. Любим его ужасно, и он мил, но очень-очень независим. Наглец невероятный. Он привык к такой пище, которую мы с трудом достаем. Мы его кормили тем, что продается, но однажды его угостили едой, которую привезли из-за границы. Она ему ужасно понравилась, и мы вынуждены теперь просить, чтобы привозили. Потому что «Шебу» здесь не продается.

— Хотела бы я быть вашим котенком…

— Да я сама бы хотела им быть. И он, паршивец, обладает таким характером: ему дашь какую-нибудь еду, он грустно на нее посмотрит, а потом с ласками начинает тереться у ног. И добивается, чтобы ему покупали то, что он любит.

— Короче, у вас легко можно сидеть на шее?

— Очень. У меня характер, когда легко можно устроиться на шее.

— Вера Кузьминична, а вы праздники любите?

— Вот у меня был юбилей… А знаете, я вообще не люблю свои праздники и уж тем более юбилеи. Никогда ничего крупно и шумно не отмечала. Если Бог даст дожить до восьмидесяти лет, я никакого юбилея делать не буду. Зачем? Выйти с палочкой или без палочки, чтобы люди говорили, мол, она играла то-то и то-то… Это мне кажется неинтересным.

Сейчас я на гребне, с одной стороны. С другой — мое собственное самочувствие достаточно сложное, так как не очень знаю, что я могу дальше играть. В чем меня хотели бы видеть. И не очень верю, что с легкостью могу найти для себя здесь место. Много-много не самых веселых мыслей, но они присутствуют у каждого человека, и у женщины особенно. Мужчине легче, а женщина играет женскими чувствами, и отнюдь не в каждой роли они есть. Но… надо крепко захлопнуть эту копилочку грусти и постараться прожить оставшийся период с чувством благодарности.

— У вас имя Вера. Оно соответствует вам?

— Очень, очень мое имя. Я верный человек. Я люблю свой театр, я в нем успокаиваюсь. При всем при том, что бывают десятилетия без новых ролей и тяжело, но это дом, где я прожила всю жизнь.