Иоанна - женщина на папском престоле - Донна Кросс

Лев положил руку на голову мальчика.

— Смертей уже предостаточно, сын мой. Какая польза миру в том, что будет еще одна? Нет, Доминик, твое наказание не в смерти, но в жизни — жизни, которую ты проведешь в искуплении и раскаянии. Отныне ты изгоняешься из Рима. Соверши паломничество в Иерусалим и молись перед Святой Гробницей о божественном прощении.

Мальчик поднял на него удивленные глаза.

— И это все?

— Дорога искупления никогда не бывает легкой, сын мой. Тебя ждет трудное путешествие.

Вспомнив о своем паломничестве из Франконии в Рим, Джоанна подумала, что Доминик даже не представляет себе, как верны эти слова. Отныне он должен жить вдали от родины, семьи и друзей, от всего, к чему привык. По пути в Иерусалим его ждет немало опасностей — непреодолимые горы и глубокие ущелья, дороги, кишащие грабителями и разбойниками, ему предстоит испытать голод, жажду и тысячи других невзгод.

— Проведи свою жизнь в бескорыстном служении людям, — продолжал Лев, — во всем руководствуйся тем, чтобы твои добрые дела перевесили свершенное тобою зло.

Доминик упал ниц перед Львом и поцеловал край его одежды. Он встал бледный и решительный, лицо его изменилось, словно омытое небесным дождем.

— Я принимаю ваше наставление, святейший отец. Сделаю все именно так, как вы сказали. Клянусь телом Христовым и кровью Его.

Лев перекрестил мальчика, благословляя:

— Иди с миром, сын мой.

Доминик и священник покинули комнату.

Лев мрачно произнес:

— Кардинал Анастасий происходит из могущественной семьи. Необходимо действовать в строгом соответствии с законом. Я должен написать мои обвинения против него. Иоанн, пойдем со мной. Мне понадобится твоя помощь. И Валдиперт…

— Да, ваше святейшество?

Лев одобрительно кивнул ему.

— Молодец.

— Правильно сделал, что сообщил мне об этом, — сказал Арсений, Он сидел в одной из комнат своего дворца вместе с Валдипертом. Тот только что рассказал ему все подробности встречи Папы Льва с Домиником. — Позволь выразить тебе мою благодарность.

Арсений открыл небольшой бронзовый ларец, стоявший на столе, вынул двадцать золотых динариев и передал Валдиперту, который быстро спрятал их.

— Рад услужить, епископ. — Наспех откланявшись, Валдиперт удалился.

Арсения не обидел поспешный уход Валдиперта. Мажордом должен был вернуться во дворец прежде, чем заметят его отсутствие.

Арсений поздравил себя с тем, что предусмотрительно выбрал Валдиперта много лет назад, когда он был еще совсем молодым человеком в должности управляющего папского дома. Держать его своим сторонником стоило ему немалых денег все эти годы. Но теперь, когда Валдиперт стал мажордомом, затраты окупятся с лихвой.

Арсений позвонил слуге.

— Отправляйся в церковь Святого Марселла и попроси моего сына, чтобы пришел немедленно.

Услышав новость, Анастасий тяжело опустился в кресло. Неприятно, что отец узнал о его оплошности.

— Кто мог знать, что мальчик заговорит? — оправдывался он. — Предав меня, он должен сильно раскаиваться.

— Нельзя было оставлять его в живых, — заметил Арсений. — Следовало перерезать ему горло, как только дело было сделано. Но теперь все кончено. Нужно подумать о будущем.

— О будущем? — недоуменно повторил Анастасий — О каком будущем?

— Отчаянье — удел слабых, сын мой, не таких, как мы с тобой.

— Но что мне делать? Ведь ситуация сложная!

— Тебе придется покинуть Рим. Немедленно. Сегодня ночью.

— О Боже! — Анастасий закрыл лицо руками. Мир вокруг него рушился.

— Хватит! Помни кто ты есть, — решительно сказал Арсений. Анастасий выпрямился в кресле, пытаясь справиться с собой. — Отправляйся в Аахен ко двору императора.

Анастасий опешил. Страх, переполнявший его, мешал трезво думать.

— Но… Лотар знает, что я осудил его во время выборов Папы.

— Да, и знает также, почему ты был вынужден так поступить. Он понимает, что такое политическая необходимость. А как, по-твоему, он вырвал трон у своих братьев? Кроме того, ему очень нужны деньги. — Арсений достал из стола кожаный кошелек и протянул его Анастасию. Если отцы императорской партии все еще сомневаются, это убедит их.

Анастасий тупо уставился на тяжелый кошелек. Действительно ли нужно уехать из Рима? Мысль о том, что остаток жизни придется провести среди варваров-франков внушала ему отвращение. Возможно, лучше умереть и покончить со всем этим.

— Считай, что это твой шанс, — проговорил Арсений. — Шанс приобрести могущественных друзей при императорском дворе. Они понадобятся тебе, когда ты станешь Папой.

«Когда стану Папой». — Слова рассеяли тяжелый туман отчаянья. Значит, его отсылают не навечно.

— Я позабочусь о твоих интересах здесь, ничего не бойся, — сказал Арсений. — Лев не всегда будет пользоваться всеобщим расположением. Постепенно оно достигнет предела и пойдет на убыль. Тогда я и пошлю за тобой.

Тошнота, мучившая Анастасия начала проходить. Отца не покинула надежда, значит, не все потеряно.

— Тебя будут сопровождать двенадцать моих лучших людей, — добавил Арсений. — Пойдем, провожу тебя на конюшню.

Двенадцать воинов, вооруженные мечами, копьями и булавами, уже сидели на конях и ждали. На опасных дорогах охрана Анастасию была обеспечена. Его конь стоял рядом, нетерпеливо перебирая ногами. Анастасий узнал любимого скакуна отца.

— До заката осталось часа два или три, достаточно для хорошего начала, — сказал Арсений. — Сегодня они за тобой не придут, поскольку не знают, что ты о чем-то догадываешься. Лев постарается выдвинуть официальные обвинения для твоего ареста. Раньше утра о тебе не спохватятся. Тогда отправятся сразу в церковь святого Марселла. Только после этого они догадаются прийти сюда, но ты будешь уже далеко.

Вдруг Анастасию пришла в голову тревожная мысль.

— А как же ты, отец?

— У них нет оснований подозревать меня. Если только они посмеют допрашивать меня о тебе, то быстро поймут, что тянут волка за хвост.

Отец и сын обнялись.

«Неужели это происходит на самом деле», — подумал Анастасий. Все так быстро менялось, что голова шла кругом.

— Да будет с тобой Бог, сын мой, — произнес Арсений.

— И с тобой, отец. — Анастасий сел на коня и быстро погнал его, чтобы отец не видел его слез. Перед воротами он оглянулся в последний раз. Солнце клонилось к западу, отбрасывая длинные тени на пологие склоны Римского холма, заливая золотисто-красным светом величественные развалины Форума и Колизея.

Рим! Все, ради чего он работал, все, что было ему дорого, находилось в этих священных стенах.

Последнее, что запомнил Анастасий, это лицо отца, выражавшее боль и решимость, такое же родное и успокаивающие, как камень Святого Петра.

— Membrum putridum et insanibile, ferro excommunicationis a corpore Ecclesiae abscidamus…

В прохладной темноте Латеранской базилики Джоанна слушала, как Лев произносит торжественные и страшные слова, навечно отлучая Анастасия от Святой Матери церкви. Она заметила, что Лев выбрал excommuniciato minor, самую слабую форму отлучения, когда проклятому не разрешают свершать обряды или принимать святые дары, но его не лишают последних прав, которых не может быть лишена ни одна живая душа. Однако Анастасию позволялось общаться с братьями-христианами. «Истинно, у Льва доброе сердце», — подумала Джоанна.

Все священники Рима присутствовали на торжественной церемонии. Здесь был даже Арсений, не желавший рисковать своим положением епископа Хорты, вступая в бессмысленное публичное противостояние. Конечно, Лев подозревал, что Арсений причастен к бегству сына, но не имел доказательств, а других обвинений против него не было. Быть отцом преступника — не преступление.

Когда свеча, символизирующая бессмертную душу Анастасия, была перевернута и погашена в грязи, Джоанна почувствовала грусть. «Трагическая бессмыслица замечательный ум Анастасия пригодился бы для добрых дел, если бы только не его чрезмерные амбиции», — подумала она.

Глава 26

Строительство Стены Льва, как теперь называли её все, шло ускоренными темпами. Пожар должен был разрушить стену, но почти не причинил ей вреда. Сгорели лишь деревянные леса и обуглился один из крепостных валов. Проблема, мешавшая проекту с самого начала, теперь исчезла. Работа не прекращалась всю зиму и весну, погода стояла на редкость умеренная. Дни были прохладные, солнечные и без дождей. Из каменоломен стал поступать камень хорошего качества, и рабочие из разных частей папских владений добросовестно и слаженно работали.

На Троицу высота стены достигала уже человеческого роста. Теперь никто не называл проект безрассудным, никому не приходило в голову жалеть время и деньги на строительство. Римляне гордились своей работой, вспоминали о древних временах, когда подобные чудесные дела творились повсеместно. Стена станет грандиозным, укрепленным дозорными башнями защитным сооружением, которое не удастся ни преодолеть, ни разрушить даже сарацинам.