Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы - Фриц Лейбер

— Можете сказать им также, — произнес второй голос, — что мы разнесем их в куски в то самое мгновение, как им вздумается выйти из повиновения! Если вдруг они задержат выброску груза или хотя бы прикоснутся пальцем к кнопке перемены курса, тогда — ба-бах! Такие животные, как они, понимают только язык силы. Предупредите их также, что блоки — это атомные гранаты, которые разорвут их на части, если…

— Доктор Ковальски, позвольте мне заметить… — прервал первый голос с той степенью раздражения, какую только можно было от него ожидать. Затем оба голоса исчезли, и экран секунд десять молчал. Думаю, первый голос не хотел, чтобы мы слышали их перепалку там, в Атла-Хае, пусть даже второму голосу было на это наплевать (все равно как фермеру наплевать, слышат ли свиньи его перебранку с поденщиком, правда, парень, похоже, упустил из виду, что имеет дело со свиньями-убийцами, но в этом плане мы ничего не могли предпринять, разве что взорвать самих себя).

Когда экран опять ожил, на связи снова был первый голос, но то, что он нам сообщил, по всей видимости, стало результатом недолгого спора и достигнутого в нем компромисса.

— Внимание всем! Я хочу предупредить, что самолет, в котором вы находитесь, может быть взорван, или, скорее, растворен в воздухе, если мы активизируем тут у себя кое-какие системы. Мы этого не сделаем ни сейчас, ни впоследствии, если вы сбросите груз в момент подачи сигнала, а до тех пор не измените курса. После выполнения этой задачи вы будете вольны изменить ваш курс и отправиться, куда пожелаете. Позвольте мне подчеркнуть еще раз вы сказали, что приняли на себя обязанности Грэйла, я поверил вам на слово и до сих пор придерживаюсь того же мнения. Это вполне понятно?

Мы все ответили утвердительно, хоть и не думаю, что наши голоса прозвучали очень счастливо, даже Папашин. Тем не менее у меня снова появилось странное ощущение, что голос действительно был искренним — может, и иллюзия, но утешительная.

А пока происходили все эти события, верьте в них или нет, и пока самолет пулей несся сквозь оранжевый туман, в котором, слава Богу, не просматривались никакие чужеродные объекты, даже стервятники, не то что «прямые нити из розовых звезд», — пока все это шло своим чередом, я изучал краткий курс артиллерийской стрельбы! (Хотите, расскажу эту часть истории поподробней?)

Вышло так, что Алиса оказалась совершенно права относительно одной вещи — если одновременно и по определенной системе нажать на пять кнопок, они поддаются, и можно играть на них, как на органе. Две комбинации по пять кнопок, нажатых должным образом, выдвигали перед обзорным иллюминатором прицел, что позволяло навести основное орудие самолета и открыть огонь в любом направлении передней полусферы. Еще одна пушка находилась сзади, и навести ее можно было, перестроив экран с картой мира на нечто вроде телевизионного зеркала заднего вида. Но того, как конкретно работает эта система, мы не касались. По правде говоря, несмотря на мои исключительные таланты, все, чего я смог достичь — это освоить азы управления основной пушкой, да и того бы не сумел, если бы не Алиса. Немного поломав голову над последовательностью набора, она быстро сообразила, какие именно кнопки нужно нажимать, следуя инструкциям с экрана. Сама она, конечно, работать с, кнопками не могла из-за культи и обожженных пальцев, но могла показывать мне нужные. После двадцатиминутной тренировки я превратился во второсортного бомбардира и, устроившись на коленях в правом сиденье, напряженно вглядывался в несшийся на нас оранжевый туман, который наконец начал приобретать бронзовый вечерний оттенок. Если бы что-то в нем показалось, я бы сделал попытку попасть в эту цель. Я ведь не знал даже, каково действие пушки — голос не сообщил никаких сведений, кроме самых необходимых.

Естественно, я спросил, почему голос не обучит меня управлять полетом так, чтобы я мог маневрировать в случае атаки, и, естественно, голос ответил, что об этом не может быть и речи — слишком сложно, а кроме того, они хотят, чтобы мы оставались на прежнем курсе, поскольку так им легче планировать сброс груза и наше возвращение. (Думаю, что голос, возможно, сообщил бы мне что-нибудь еще и даже рассказал бы больше о стальных кубиках, о том, какую опасность они для нас представляют, если бы не второй голос, который, видимо, следил, помимо всего прочего, и за тем, чтобы первый не очень-то размягчался.)

Итак, я был фронтовым стрелком. Какая-то часть меня сейчас, как и обычно, получала огромное удовольствие от всех этих вещей, начиная с моего актикварного специального Банкера и кончая лучевой пушкой, или как там ее, — но в то же время еще одна часть моего существа отвергала саму идею принадлежности к любой реальной культуре (пусть даже к культуре подлинной и разумной) и работы на войну (пусть даже ради того, чтобы поскорее с ней покончить). Наконец третья часть моего «я» — та, которую я обычно держал под контролем, — была попросту до смерти напугана.

Папаша с ящиком и парашютом стоял сзади у двери, готовый выбросить груз.

У Алисы в тот момент не было дел, и она вдруг быстро стала собирать банки с продуктами и упаковывать их в один мешок. Поначалу я не понял, что у нее на уме. Уж кем-кем, а аккуратной домохозяйкой я бы ее не назвал.

А затем, конечно, все пошло в обвальном темпе.

Голос сказал «Бросайте!»

Алиса метнулась к Папаше, швырнула ему мешок с банками и, беззвучно шевеля губами, что-то ему сказала. В обожженной руке она сжимала нож. Но времени читать по губам у меня не оказалось, потому что впереди в темнеющем тумана появилась розовая звездочка — добрая полудюжина прямых линий исходила из белесой точки в ее центре, словно гигантский паук заложил первые радиальные нити своей паутины.

Послышался свист ветра, когда дверь самолета начала открываться.

Я пытался удержать прицел в центре белесого пятна, которое сместилось влево.

Одна из прямых линий стала ослепительно яркой.

Я услышал, как Алиса свирепо прошептала «Брось эти!» — и часть моего разума, не занятая стрельбой, мгновенно вычислила, что по какому-то наитию, возникшему в последнюю минуту, она решила сбросить вместо стальных кубиков охапку консервных банок.

Я навел прицел и нажал комбинацию для открытия огня. Внезапно в голове у меня промелькнула мысль: «Ты стреляешь в город, не в самолет», и я вздрогнул.

Ослепительная розовая линия метнулась ко мне.

Сзади послышались звуки борьбы. Алиса рычала, а Папаша издавал что-то вроде хрюканья.

Потом все одновременно: вопль Алисы, резкий свист ветра, вспышка выстрела, ушедшая вперед (куда я целился), брызги горячего металла внутри кабины, ослепительное пятно в середине экрана с картой мира, обжигающий луч в дюйме от моей шеи, электрический удар, сбросивший меня с сиденья и лишивший сознания.

Когда я пришел в себя через несколько секунд (если действительно был без сознания), розовых линий больше не было. Туман как раз приобрел отвратительный рыжевато-коричневый оттенок, характерный для вечера, и рябил черными точками, которые были всего лишь остаточным отражением вспышек на моей сетчатке. В кабине воняло озоном, но ветер, врывавшийся в дыру на том месте, где был экран с картой мира, быстро разгонял этот запах. Что ж. Саванна нас все-таки зацепила. Мы падали. Самолет кидало из стороны в сторону, как подбитую птицу. Я чувствовал это, и обманывать себя не было смысла Если уж нам выпала такая карта, нет резона тупо глазеть на приборную доску — от катастрофы это не спасет. Я оглянулся и увидел Папашу с Алисой, уставившихся друг на друга. Папаша выглядел смущенным. Алиса, видно, испытывала сильную боль — она прижимала к боку локоть обожженной руки. Похоже, Папаша повредил ее. Правда, крови я не видел. Ящика и парашюта тоже не было, зато Алисин мешок с бакалеей остался на месте.

Мне пришло в голову, что второму голосу сейчас самое время расплавить самолет, если он уже не пытался. Брызги раскаленного металла в кабине я приписал сначала саваннской авиации, но ведь полной уверенности не было.

Я выглянул из иллюминатора как раз вовремя, чтобы увидеть, как на нас несутся скалы и чахлые деревья, вынырнувшие из тумана. «Добрый старина Рэй. — подумал я, — вечно играешь со смертью». И сразу после этого самолет совершил тошнотворный скачок, будто в нескольких ярдах от земли вновь заработала антигравитация. Еще одно падение — и снова скачок, не такой сильный. Потом это повторилось еще пару раз, и наконец самолет выровнялся и затрясся, словно на ухабах, оставив быстро проносящиеся скалы футах в ста под собой. Похоже, мы уже не могли набирать высоту, но все еще в состоянии были тащиться потихоньку на каких-то остатках отталкивающегося поля.

Я глядел на экран Северной Америки и на кнопки, раздумывая над тем, стоит ли снова повернуть на запад или лучше оставить прежний курс на Атла-Хай, чтобы угнать, кой черт с нами еще случится — в тот момент меня мало заботило, что с нами может сделать Саванна. Оказалось, нужды расходовать умственную энергию не было. Решение приняли без нас. На моих глазах кнопка Атла-Хая выключилась, а кнопка разрушенного завода утопилась сама по себе, и нас снова затрясло на развороте.