Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

Я не стал с ней спорить. Какое-то время я оставался в неподвижности, глубоко погрузившись в свои мысли. Затем мысли и слова посыпались из меня, как при извержении вулкана. Люди шли по площади, кое-кто даже остановился посмотреть. Должно быть, мы представляли собой то еще зрелище: Кэрол Тиггс целовала и ласкала мое лицо, в то время как я еще и еще разглагольствовал о ясности ее ума и о моей встрече с бросившей вызов смерти.

Когда я смог идти, она проводила меня через площадь в единственную в городе гостиницу. Она убедила меня, что у меня еще недостаточно энергии, чтобы идти в дом к дону Хуану, но что все там знают, где мы находимся.

— Как они могли узнать, где мы? — спросил я.

— Нагваль — старый хитрый маг, — ответила она, смеясь. — Это он сказал мне, что если я найду тебя энергетически ослабленным, то мне следует отвести тебя в гостиницу, а не рисковать, таща на буксире через весь город.

Ее слова и особенно ее улыбка заставили меня почувствовать такое облегчение, что дальше я продолжал идти в блаженном состоянии. Мы обошли угол и прошли полквартала вниз по улице ко входу в гостиницу, расположенную как раз напротив церкви. Мы прошли через фойе, поднялись по цементным ступенькам на второй этаж прямо в номер. В столь неприветливых гостиничных номерах мне раньше бывать не приходилось. Кэрол сказала, что я уже был здесь; тем не менее у меня не было никаких воспоминаний ни о гостинице, ни о номере. Хотя, может быть, я настолько устал, что просто не был способен думать об этом. Я просто упал на кровать лицом вниз. Единственное, чего я хотел, — это спать, хотя и был очень взвинчен. Было так много несвязанных концов, хотя внешне все выглядело достаточно упорядоченным. Вдруг я почувствовал внезапный прилив нервного возбуждения и сил.

— Я никогда не говорил тебе, что не принял подарок бросившей вызов смерти, — сказал я, повернувшись к Кэрол. — Откуда ты знаешь, что я не принял его?

— Но ты сказал мне об этом сам, — запротестовала она, садясь рядом со мной. — Ты так гордился этим. Это было первое, что ты сказал мне, когда я тебя нашла.

Как ни странно, это был единственный ответ, который не удовлетворил меня. То, о чем она сообщила, не выглядело как мое утверждение.

— Я думаю, что ты неправильно меня поняла, — сказал я. — Я просто не хотел принимать ничего, что отклонило бы меня от моей цели.

— Ты хочешь сказать, что не чувствуешь гордости за свой отказ?

— Нет. Я ничего не чувствую. Я не способен больше что-либо чувствовать, кроме страха.

Я вытянул ноги и положил голову на подушку. Я чувствовал, что, если бы я закрыл глаза или прекратил говорить, я бы тут же заснул. Я рассказал Кэрол, как спорил с доном Хуаном в начале нашего знакомства о его мотивах следовать по пути воина. Он говорил, что страх поддерживает его, чтобы идти прямо, и что больше всего он боится утратить нагваль, абстрактное, дух.

— По сравнению с утратой нагваля смерть — это ничто, — говорил он с искренней страстью в голосе. — Мой страх потерять нагваль — это единственная реальная вещь, которая у меня есть, потому что без этого я буду хуже, чем мертвец.

Я рассказал Кэрол, как я тут же возразил дону Хуану, гордо заявив, что поскольку мне неизвестен страх, то, если бы мне пришлось выбирать такой путь, силой, подвигающей меня на это, для меня была бы любовь.

Дон Хуан заявил, что когда приходит критический момент, то единственным стоящим состоянием для воина является страх. Втайне я возмущался узостью его взглядов.

— Колесо сделало полный оборот, — сказал я Кэрол. — Посмотри на меня сейчас. Я могу поклясться, что единственное, что заставляет меня держаться, — это страх утратить нагваль.

Кэрол как-то странно взглянула на меня. Такого взгляда я у нее раньше не замечал.

— Я позволю себе не согласиться, — сказала она мягко. — Страх ничего не значит по сравнению с любовью. Страх заставляет двигаться как попало, любовь заставляет двигаться разумно.

— Что ты говоришь, Кэрол Тиггс? Разве маги сейчас любят?

Она не ответила. Она легла рядом со мной и положила голову мне на плечо. Мы оставались там, в этой странной неприветливой комнате долгое время в полной тишине.

— Я чувствую, что чувствуешь ты, — вдруг сказала Кэрол. — Теперь постарайся почувствовать, что чувствую я. Ты можешь это. Но давай сделаем это во тьме.

Кэрол протянула вверх руку и щелкнула выключателем над кроватью. Одним движением я сел прямо. Толчок страха пронзил меня, как удар электрического тока. Как только Кэрол выключила свет, в комнате наступила ночь. С огромным беспокойством я спросил ее об этом.

— Ты еще не в себе, — сказала она подбадривающе. — У тебя был грандиозных размеров припадок. Войдя так глубоко во второе внимание, ты как бы немного не в себе. Конечно, сейчас день, но твои глаза не могут еще привыкнуть к тусклому свету в номере.

Более или менее убежденный, я снова лег. Кэрол продолжала говорить, но я не слушал. Я чувствовал простыни. Это были настоящие простыни. Я пробежался руками по кровати. Это была кровать! Я наклонился и дотронулся пальцами до холодного пола. Я встал с кровати и проверил каждый уголок в номере и ванной. Все было обычным, естественным. Я сказал Кэрол, что, когда она выключила свет, у меня появилась абсолютная уверенность, что я сплю.

— Сделай перерыв, — сказала она. — Прекрати этот бред, иди в кровать и отдохни.

Я открыл занавески на окне и посмотрел на улицу. Был день, но, когда я закрыл их, в номере опять была ночь. Кэрол умоляла меня лечь в постель. Она боялась, что я убегу на улицу, как сделал это раньше. В этом она была права. Я вернулся в постель, не заметив, что ни одной секунды не потратил на то, чтобы указать на что-нибудь мизинцем. Это как будто стерлось из моей памяти.

Темнота в номере этой гостиницы была необычной. Она навевала на меня чувство мира и гармонии. Она также принесла мне чувство глубокой грусти, тоски по человеческому теплу, по обществу. Я чувствовал себя