Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время - Сергей Федорович Платонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это ясно сказалось именно в Новгороде-Северском. Посланные Борисом навстречу Самозванцу в Чернигов воеводы кн. Н. Р. Трубецкой и окольничий Басманов немного не успели дойти до этого города. Узнав о его сдаче, они с отрядом московских стрельцов и брянских детей боярских, с казаками из Кром, Белёва и Трубчевска бросились в Новгород-Северский и приготовили его к обороне; укрепили острог, сожгли кругом все жилые постройки, согнали в острог местных стрельцов и казаков и сели в осаду, ожидая Самозванца. Когда он подошел, то попытался после некоторых, и притом продолжительных, переговоров взять город силой. Однако все старания его слабого войска оказались напрасными. Весь гарнизон стойко выдержал и бомбардировку и штурмы; даже ненадежные его элементы, то есть украинные приборные люди, были признаны от царя Бориса достойными награды за осадное сидение. Только на третьей неделе от начала осады до 80 «москвитян» передалось в лагерь осаждающих. Таким образом, энергия начальников, по общему мнению – Басманова, и присутствие дисциплинированных стрелецких сотен из столицы не допустили отпадения местного гарнизона на сторону претендента и заставили его биться против «царя Димитрия», которому уже служили другие подобные гарнизоны[76].
Сопротивление Новгорода-Северского лишило Самозванца возможности наступать далее на линию Брянск – Карачев – Кромы. Теряя время и людей в неудачных приступах, Самозванец ссорился со своими слугами, польским «рыцарством», и не мог даже воспользоваться тем, что на его сторону за Моравском и Черниговом стали передаваться другие города Северы и Поля. Пока главные силы его стояли, занятые осадой, маленькие партии и разъезды из его стана двигались во все стороны, достигая даже Путивля. В то же время действовали в пользу «царя Димитрия» и те казаки, которые наступали на Московское государство «по Крымской дороге»; «а которое войско его по Крымской дороге идоша, – град Царев, Белград и иные многие грады такожде ему предашася и с селы» – говорит «Повесть 1606 года». Следует вспомнить замечания о направлении «польских» дорог, сделанные нами во второй главе. От главной дороги, Муравского шляха, на котором был расположен Белгород, к Севере и на верхнюю Оку шло несколько путей: Бакаев шлях между рр. Сеймом и Пслом подходил к Путивлю, Свиная дорога вела к Рыльску и Болхову мимо Курска, Пахнутцова дорога, тоже мимо Курска, шла на Кромы и тот же Болхов. Всеми этими путями должны были воспользоваться казачьи отряды как запорожские, так и донские. Первые должны были идти к Самозванцу под Новгород-Северский необходимо через Путивль и Рыльск; вторые от Белгорода шли на Рыльск, Курск и Кромы, те самые Кромы, близ которых, как мы знаем, на Молодовой речке «сошлись с Семи (т. е. с Сейма) и из Рыльска все дороги». Города, стоявшие на этих путях, оказались в районе казачьего движения и были увлечены его потоком очень рано. Все это были, за немногими исключениями, только что возникшие поселения, стали они на местах, где еще свободно «гуляли» казачьи станицы; гарнизоны этих городов были только что сформированы, частью из тех же казаков. Когда в казачестве «на Поле» началась группировка больших скопищ в пользу «царя Димитрия» и появились отряды запорожцев, шедших к тому же царю, городские гарнизоны были отрезаны казачьей массой от центра государства и предоставлены самим себе, а находившиеся в их составе казачьи элементы потянулись на соединение со своей братьей, «польскими» казаками. Стоя под Новгородом-Северским, Самозванец то и дело получал известия о сдаче ему городов, находившихся на названных выше дорогах, и принимал приводимых ему городских воевод. В течение двух недель ему были сданы Путивль, Рыльск, Севск с его уездом, носившим название Комарицкой волости, Курск и Кромы. Несколько позднее узнал он о сдаче более отдаленных городов: Белгорода, Царева-Борисова и др. Ему повиновалось теперь огромное пространство по Десне, Сейму, Северскому Донцу и даже верхней Оке.
Быстрым успехам казачества, действовавшего за нового царя по «польским» дорогам, очень способствовали военные ошибки московского правительства. Оно не оценило значения в деле Самозванца именно этого казачьего элемента и, напротив, обнаружило излишний страх перед Речью Посполитой. Отправив воевод в пограничные крепости для первого отпора войскам Самозванца и, кстати сказать, опоздав с этим делом, оно затем назначило сборным пунктом для главной армии Брянск. Очевидны соображения, какими в данном случае руководились. Брянск был одинаково близок и к Смоленску, и к северскому рубежу. Из опасения, что за Самозванца хотят стоять «всею Польшею и Литвою» и что его могут поддержать королевские войска от Орши, главную квартиру московских войск выбрали западнее, чем следует, и оставили без войск ту сеть дорог, на которых так скоро стали хозяйничать казачьи отряды Самозванца. Правда, были войска и на Поле, но их стоянкой назначили на лето 1604 года Ливны, велели им оберегать рубежи от татар и ничего не сказали о казачьем движении в пользу нового царя. Положение Ливен было много восточнее театра казацких действий, и Ливны поэтому остались в стороне от главных военных операций 1604–1605 годов. Дальнейшие события показали, что важнейшим стратегическим пунктом следовало считать Кромы, как узел дорог, сходившихся здесь из всего охваченного восстанием района, но в начале войны этого никто не предвидел. Когда же где-то около Кром (вероятно, в Орле) образовали запасной корпус под начальством Ф. И. Шереметева, Кромы были уже заняты мятежниками, и Шереметев напрасно стоял под ними до прибытия к нему на помощь всей рати князя Мстиславского.
Итак, задержанный осадой Новгорода-Северского, Самозванец не мог идти вперед, зато его силы росли от присоединения к нему новых мест и свежих казачьих и городских отрядов. В его стан приходили не одни стрельцы и казаки, но
