Человечность - Михаил Павлович Маношкин

— Туда, что ли?

— Пошли.

Они поднялись на крыльцо, веником смахнули с обуви снег.

— Можно?

— Входи! — отозвался мужской голос.

На скамье у окна сидел мужчина лет сорока, хозяйка что-то доставала из печи. Больше никого не было.

— Здравствуйте. Погреться можно?

— Отчего нельзя — можно. Издалека будете?

— До дома добираемся.

— Ну ладно, поговорим потом. Ты, мать, приготовь хлопцам поесть, проголодались, видать. Схожу за дровами.

Здоровый мужчина в доме настораживал их, но тепло радовало, они не спеша раздевались.

— Руки вверх! — с порога, из распахнутой двери, на них нацелились две винтовки, два небольших темных отверстия. Рядом с хозяином стоял парень лет семнадцати.

— Думали, к дуракам пришли? Знаем мы вашего брата. А ну одевайтесь — в Ямполе погреетесь!

Он приказал жене обыскать нежданных гостей — она проделала это с чисто женской обстоятельностью, выложив на стол все их мелкие вещи. Топорик по знаку мужа она тотчас унесла за дверь.

— Не партизаны мы, домой идем.

— Будет тебе дом, стерва! А тебе ботинки больше не нужны. Отбегался! Принеси ему какие-нибудь опорки.

Женщина унесла ботинки и вернулась в избу с парой рваных калош.

— Сгодятся, до Ямполя дойдет!

Дальше все запуталось: в окно стукнули так, что едва не вылетели стекла:

— Фомич, партизаны!

В мгновенье оба полицая исчезли, даже не закрыв дверь. За ними, охая, потрусила хозяйка.

Ошеломленные такой переменой, Крылов и Бурлак поспешно оделись. Черт побери, куда же эта баба дела ботинки? Уж не закинула ли на чердак? Э, да ладно, обойдемся без них!

Крылов намотал на ноги портянки, взялся за калоши. Рвань-то какая. Чем же привязать? Он опять побежал в сени, схватил клок пакли, висевшей на перегородке.

— Что там, Федь? — он закрепил калоши, рассовал по карманам свои вещицы.

— Никого.

Что же делать? Уйдешь отсюда, а партизаны — сюда, или выскочишь на дорогу и — прямо на полицейских.

Смеркалось. Они услышали голос Фомича:

— Партизаны, партизаны! Черт тебе показался, а не партизаны! Только тех двоих упустил, кость им в горло…

Оставался последний шанс.

— Раздеваемся, Федь. Быстрей на печку!

Полицейские поругивались уже недалеко от дома.

— А если бы сюда приехали?

— Приехали, приехали! Черта бы приехали бы, только время потерял! Стойте здесь…

На крыльце, а потом в сенях заскрипели половицы. В избу Фомич вступил, держа наготове винтовку.

— Уехали? — спросил с печки Бурлак. — Ну и хорошо. А низковато у тебя тут, у нас на печке просторнее.

— Здесь?.. Я думал, вы партизаны.

— Мы привыкли, нас всю дорогу пугают. А что мы такое сделали? Мы к тебе погреться, а ты «руки вверх».

В избу вошли еще три полицая.

— Ну ладно, — Фомич прислонил к стене винтовку, зажег керосиновую лампу, — слезайте с печки. Гришка, отведи их на ночь к Верке. Завтра пойдете через Ямполь.

— Зачем через Ямполь? Мы лучше сторонкой.

Полицейские, посмеиваясь, разглядывали Бурлака.

— Чего сторонкой? — ворчал Фомич. — Если за вами ничего такого нет, нечего бояться!

— Все-таки. Ты ботинки-то и топорик не забудь вернуть.

— Давай веди! — заторопил Фомич полицейского. — Обойдетесь и так! Не будете шляться где не надо — вон откуда приперли, из леса!

Ночь прошла в беспокойном сне. Крылов тихо вставал, выходил на крыльцо. Была непроглядная темень, дул ветер, поскрипывали мерзлые деревья. Бурлаку тоже плохо спалось. Оба чувствовали: и в доме, и на улице за ними следят.

На рассвете они вышли из хутора. Ямполь — слева, они повернули направо.

— Э-эй!.. — Фомич сердито махал рукой. — Куда поперли? Давай назад, на Ямполь!

— Так ведь подумают что.

— Подумают, подумают! Черта подумают! Раз за вами ничего такого. А ну назад!

Они повернули на Ямполь. В километре от хутора начиналось село, к нему вела наезженная дорога. На окраине ждали двое полицейских — одноглазый старик и молодой парень.

— Руки вверх! — одноглазый щелкнул затвором.

Крылова и Бурлака, окруженных толпой сельчан, повели к большому бревенчатому дому. Вслед за полицейскими в помещение втиснулось человек сорок.

— Выкладывайте, кто такие! — потребовал старший полицай. — Документы есть?

— А как же без документов — до дому идем, солдатик.

— Какой я тебе солдатик!

— Ты не обижайся. Нас вот всю дорогу пугают «руки вверх» да «руки вверх», а мы не обижаемся: порядок есть порядок. Вот читай, кто я, читай: Герасименко Федор Иванович, в Киеву живу, на Хрящатике, а теперь к сестре иду. Читай, читай. Фомич, полицай из хутора, у меня топорик отобрал, а с моего товарища ботинки снял. Ты смотри, что Фомичева баба ему дала. А у него пропуск от самого коменданта.

Полицейские негромко совещались между собой. Тем временем Бурлак продолжал:

— Мы люди тихие, а нас за кого только не принимают. Этот одноглазый старичок ружье на нас наставлял, обыскивать велел. Ты читай, читай. Ну ладно, без топорика обойдемся, а как вот ему в таком рванье идти, а? Прочитали? — Бурлак спрятал удостоверение в карман.

Десятки глаз с любопытством разглядывали его. Пока полицейские решали, как быть, он снова принялся за одноглазого.

— Где бы нам тут, дедок, позавтракать? Фомич-то топорик и ботинки отобрал, а накормить забыл. Может, ты накормишь?

Полицай сверкнул глазом, но отодвинулся от Бурлака. Зрители откровенно посмеивались над этой сценой.

— К сестре, значит, идешь? — недоверчиво заговорил старший полицейский.

— А к кому же мне еще идти? Она у меня одна, топорик вот хотел ей…

— Хватит! Пойдете в Ямполь. Там разберутся, кто вы.

— В Ямполь так в Ямполь, а с ботинками как? Что ж теперь, при новом порядке, Фомичу позволено с каждого встречного ботинки снимать?

Окончательно добив хуторского полицая, Бурлак пошел к выходу.

Улица теперь была пустынна, редкие прохожие уклонялись от встречи с ними.

— Мамаш, поесть не найдется?

— Нет… Мы уже позавтракали, а обед не готов… — женщина торопливо повернула к калитке.

— Мамаша, не ли чего перекусить?

— Сами кое-как…

Вот чертовщина! Им надо было хоть на немного задержаться где-нибудь, обдумать свое положение. Со вчерашнего вечера они ступили в колею, из которой не могли выбраться. Она вела их прямо в Ямполь, а до Ямполя не более километра.

— Мамаш, поесть не…

— Нет…

Уже край села, а за ним виднелись крыши Ямполя.

— Мамаша, не найдется чего поесть?

— Заходите…

Наконец-то. Они не спеша позавтракали, потом неторопливо переобулись. Но уходить из дома надо было, а они так и не решили, что делать.

На улице они заметили, что за ними следят: из-за угла выглянула голова — показалась и исчезла.

Они продолжали двигаться по колее: ни свернуть в сторону, ни возвратиться назад.

— Ты только помалкивай, — напомнил Бурлак, когда они были за селом. — Ты