Кровь и лунный свет - Эрин Бити
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне не хочется, чтобы Афина заново переживала эти события, но у меня остались вопросы, на которые хочется получить ответы.
– Как умерла моя мать?
– Роды начались той же ночью, раньше срока. От испуга. Она еще не успела до конца восстановиться после болезни. – Афина бросает порезанную морковь в кастрюлю. – Родила она легко, ты оказалась довольно маленькой, но она слишком быстро встала с кровати, чтобы добраться до твоего отца, пока он жив. Показать ему тебя.
Из-за комка в горле мне трудно вымолвить хоть слово.
– Ей удалось?
– Его лицо сильно распухло, он едва видел тебя, но ушел за пределы Света Солнца с тобой на руках. И счастливым. Я знаю это: целители умеют слышать последние мысли умирающего или умершего.
Афина замолкает, чтобы сдержать нахлынувшие эмоции.
– Он назвал Грегора твоим лунным отцом, не зная, что тот оказался так же близко к краю, как он сам. В той сумятице мы слишком поздно поняли, что твоя мать истекает кровью. Но ее последняя мысль была о том, как сильно она любит вас обоих.
Но они любили друг друга и с нетерпением ждали тебя… Это все, что имеет значение.
– Влюбленные глупцы, вот они кто, – доносится с порога хриплый голос Грегора, пугая нас. Быстро моргнув пару раз, он поднимает кожаный мешочек. – У нас всего час, пока луна не займет самое лучшее место на небе, Катарейн. Тогда лучше всего объяснять самые важные вещи. Поэтому ты должна пойти со мной прямо сейчас.
Не дожидаясь ответа, он поворачивается и шагает к двери. Афина ободряюще кивает.
– Иди с ним, Катрин, – говорит она. – Как только маленькая сестра вновь уснет, я присоединюсь к вам.
Но я не спешу уйти, потому что, как только услышала свое имя из ее уст, у меня возник еще один вопрос.
– Могу я спросить еще кое-что?
Подняв кастрюлю с овощами, Афина несет ее к огню.
– Только если коротко.
– Имеет ли какое-то значение для селенаэ имя Катарейн? Почему меня так назвали?
Она фыркает:
– Твой дядя был прав, называя твоих родителей влюбленными глупцами. – Афина немного смягчается, а на лице появляется улыбка, когда она вешает кастрюлю на крючок вертела. – Это имя означает «невинная».
Глава 44
Я выхожу на улицу, где встречаюсь со своим дядей – моим лунным отцом, как назвала его Афина. У галлийцев есть солнечные отец и мать, которые участвуют в духовном воспитании ребенка и становятся опекунами, если что-то случается с родителями. Скорее всего, лунный отец выполняет те же обязанности у селенаэ.
Но, раз Грегор решил переложить свои обязанности на мать Агнес, я имею полное право решать сама.
– Меня зовут Катрин, – выпаливаю я, прежде чем он успевает мне что-то сказать. – Вы сами отказались от права называть меня именем селенаэ, когда отправили меня в мир адриан.
Грегор поднимает брови:
– Именем Катарейн тебя наградили мой глупый брат и его жена-адрианка.
– Вот они и будут меня так называть, когда я встречусь с ними за пределами Света Солнца, – говорю я. – Но не вы. Если вам не нравится «Катрин», можете звать меня Кэт.
Дядя пожимает плечами, словно это не имеет для него значения, но в его глазах на мгновение вспыхивает боль.
– Как пожелаешь, маленькая кошечка.
Ну, хотя бы не «котенок».
Он делает несколько шагов вперед, пока не оказывается в пятне лунного света. И у меня тут же возникает желание ощутить этот свет на собственной коже. Меня тянет к нему, как наркомана – к сконии.
Эта аналогия вызывает в памяти воспоминание, как Грегор нечто подобное говорил архитектору. Тогда я подумала, что они обсуждали убийство Перреты и жажду крови убийцы. Но, судя по всему, они говорили обо мне и моем пристрастии к магии, которую всем селенаэ приходилось усмирять.
Поэтому мы и не покидаем пределы квартала по ночам – так мы защищаем не только других, но и себя.
Неужели, используя свои способности, я стану опасна для магистра Томаса, Реми и госпожи Лафонтен? Неужели от этого могла пострадать Маргерит? И Симон?
– Пойдем. – Грегор жестом приглашает меня следовать за ним.
Я сглатываю ком в горле и иду по извилистым улочкам. Каждый раз, когда луна появляется из-за крыш, меня накрывает волной звуков и запахов.
По пути нам встречаются несколько селенаэ, спешащих по своим делам. К моему удивлению, их одежда выглядит совершенно по-другому в лунном свете. Ткань, днем невзрачная, сине-черная, сейчас обрела множество синих и фиолетовых оттенков, по рукавам и вокруг воротников вьется замысловатая вышивка, чаще всего – лунные цветы и фазы луны.
– А вы не так просты, как притворяетесь, – бормочу я.
Грегор смотрит на меня через плечо с улыбкой на лице.
– Мы тоже любим наряжаться, но, когда видишь так хорошо, как мы, даже мелочи много значат.
Я смотрю на его плащ из лунной ткани, которую не видят адриане.
– Неужели селенаэ выходят из квартала чаще, чем всем кажется?
– Да, но не так часто, как ты воображаешь. А когда мы здесь, нас никто не видит, кроме нас самих.
Я хмурюсь:
– Это не так. Удэн Монкюир видел, как ты наблюдал за мной у святилища.
Грегор приподнимает брови, но на его лице нет и капли удивления:
– Это произошло потому, что сын градоначальника в ту ночь принял очень много сконии.
– А при чем тут она?
– Лунные цветы распускаются под луной, впитывая магию, которая течет у нас в крови. – Он склоняет голову, словно ждет, что я все пойму, хотя я не понимаю. – Скония усиливает чувства до того уровня, который дан селенаэ от природы. И адрианам трудно с этим справиться.
– А если я попробую ее?
Уголок губ Грегора дергается:
– У тебя начнутся галлюцинации, как и у них.
– Так это селенаэ делают наркотики?
– Да. И, не считая целительства, это наш основной источник дохода.
От его веселья мне становится не по себе.
– Тебе не кажется, что это неправильно?
– Извлекать выгоду из слабостей адриан? На самом деле – нет.
Я хмурюсь. Если скония усиливает чувства адриан до уровня селенаэ, хоть они и не способны воспринимать это… Значит, эйфория, которую они испытывают, должна походить на то, что ощущаю я, когда меня касается
