Тысяча свадебных платьев - Барбара Дэвис

– Пришла телеграмма.

– Да, что он пропал без вести. Потом стало известно, что обнаружили его обстрелянную машину. Что повсюду была кровь, но тела не нашли. Только куртку с дыркой от пули подобрали на дороге. И, видимо, местный фермер якобы видел, как нацисты уводили его под прицелом в лес. Для них расстрелять кого-то, а потом закопать в лесу было обычным делом. Хотя чаще всего тело просто оставляли на съедение зверям. Отец ничего мне об этом не рассказывал, пока Энсон благополучно не вернулся из Швейцарии.

– Вот только никто и никогда не сообщил Солин, что ваш брат жив.

– Да, к тому времени отец ее уже отослал. А меня отправил в пансион через считаные дни после первой телеграммы, и когда пришла вторая, я все еще жила там. Он очень ловко избавился от всех преград.

– Поскольку он даже не рассматривал вариант, что они поженятся. С той самой минуты, как Солин переступила ваш порог.

Тия прищурилась:

– Я вижу, вы хорошо осведомлены об этом, мисс Грант. Могу я узнать, как вы связаны с мисс Рус-сель?

– Я ее подруга, – ответила Рори, искренне надеясь, что это по-прежнему так. – А еще я арендую у нее дом под свою художественную галерею, которая откроется через месяц. Это нас с ней и свело. А когда я осваивала новое помещение, то нашла кое-что из ее вещей и предложила ей встретиться, чтобы это вернуть. Одна из этих вещиц принадлежала вашему брату. Дорожный бритвенный набор с его инициалами.

Тия мгновенно закрыла глаза, губы ее задрожали.

– Она все эти годы его хранила.

– Значит, вы его помните?

Тия кивнула:

– Отец отобрал у нее несессер брата. Он не хотел, чтобы, когда Солин уедет, у нее осталось хоть что-нибудь от Энсона – а уж тем более что-то с его инициалами. Я сочла, что это очень гадко с его стороны, а потому пробралась в отцовскую комнату, нашла несессер и подсунула ей в коробку, когда Солин спустилась завтракать.

– Так это были вы! – улыбнулась Рори. Неудивительно, что Солин так ее полюбила. – А она решила, что это сделал ваш отец. Что он, возможно, пожалел о том, что так с ней обошелся.

Тия поджала губы:

– Мой отец не знал, что такое вина, мисс Грант. Или любовь. Для него это были проявления слабости.

– А вам известно, почему он так спешно отослал Солин? – осторожно спросила Рори. – Вы знаете истинную причину?

Тия снова уставилась в свой лимонад.

– Тогда не знала. Но знаю теперь. – Она подняла глаза и вздохнула. – Теперь я знаю многое. И, как я подозреваю, вы тоже.

– О ребенке, вы имеете в виду.

– Да, о ребенке.

– Ее звали Асия, – тихо произнесла Рори, припомнив, что эта малышка могла бы стать племянницей Тии. – Это означает «утешающая». Солин так хотела, чтобы с ней осталась хоть частица вашего брата. Чтобы память об Энсоне жила в его дочери. И когда девочка умерла…

Тия быстро поставила стакан и с силой сцепила руки на коленях.

– В этой истории есть некоторые фрагменты, которые вам, видимо, неизвестны, мисс Грант. Которые неизвестны никому, кроме меня. И даже сама я узнала об этом совсем недавно. Ребенок Солин не умер.

Рори уставилась на нее в недоумении, затем в ужасе:

– Что вы такое говорите?!

– Я сначала решила, что вы знаете об этом и что именно поэтому вы сюда пожаловали.

Рори помотала головой, с трудом пытаясь уложить в голове то, что только что услышала.

– Откуда я могла бы это знать? Как вообще это возможно?

– Отец заплатил кое-кому за ложь, – бесстрастно объяснила Тия. – За то, что те сообщат Солин, будто ее дитя умерло, и тогда она не вернется обратно и не сможет претендовать на моего брата. Пока отец думал, что Энсон мертв, ему не было дела до Солин с ее ребенком. Он просто хотел отправить их подальше. Но когда пришла вторая телеграмма, отец решил, что Энсон вообще не должен ничего узнать о ребенке. Он хотел сделать все, чтобы Солин никогда не вернулась в его дом с младенцем на руках. Поэтому он выписал весьма приличный чек на то, чтобы организовали тайное удочерение. А потом он сообщил Энсону в Швейцарию, что Солин якобы сбежала от него, поскольку не захотела связывать себя с калекой. Он хотел, чтобы мой брат возненавидел Солин, чтобы он никогда не стал искать ее.

От рассказа Тии в душе Рори поднялась волна отвращения к этому человеку.

– Ваш отец, похоже, все тщательно продумал.

– Да.

Рори провела пальцами по волосам. Ей трудно было облечь в слова то, что она сейчас чувствовала. Бессильную ярость. Ненависть. Пронзительную горечь. Ничто из этого не могло в полной мере выразить ее состояние. Украсть у женщины младенца и отдать его незнакомым людям! Свою собственную кровь и плоть! Это даже в голове не укладывалось. И ей еще предстоит рассказать об этом Солин.

– Я еще даже не говорила Солин, что Энсон жив, – пробормотала Рори. – Как мне ей сказать еще и про дочь?!

Тия удивленно вскинула брови:

– Вы что, приехали сюда, ничего ей не сказав?

– Я узнала о том, что ваш брат жив, только вчера, и прежде чем что-либо ей говорить, мне требовалось самой разобраться, что произошло и почему. Солин за эти годы столько всего пережила, что стала очень ранимой. И я боялась, как она воспримет весть о том, что мужчина, которого она любила всей душой, вернулся после войны домой и даже не удосужился ее поискать.

– Энсон в этом не виноват, – отрывисто возразила Тия. – Когда отец сообщил ему, что Солин уехала, потому что, дескать, не захотела жить с калекой – в Энсоне что-то надломилось. Вот почему он предпочел остаться на реабилитацию в Швейцарии. К тому же и отец убедил Энсона, что для него это наилучший вариант. Да, он научился заново ходить – но он вернулся сюда настолько душевно разбитым и ожесточенным, что я едва узнала в нем своего брата.

– Но вы ведь сказали ему правду, когда он все-таки вернулся домой? О ребенке и о том, что сделал ваш отец?

– Как я могла об этом ему сказать? Я и сама ничего не знала до тех пор, пока отец не умер и мне не пришлось разбирать его бумаги. – Поднявшись, Тия прошла к ближнему стенному шкафу и распахнула дверцу, явив взору целую стопку картонных коробок. – Вот как это выглядит, когда приводишь отцовские дела в порядок. Когда он умер, Энсон был за границей – естественно! – так что разбираться в отцовских документах выпало мне. Я даже не представляла, что он такая бумажная крыса! Я избавилась, наверное, от тонны бумаг. А потом однажды наткнулась вот на это.

Немного порывшись в коробках, Тия наконец вытащила темно-красную бухгалтерскую книгу, перевязанную тугими резинками.

– Я тоже хотела это выбросить, пока повнимательнее не разглядела таблицу и не увидела то, что внутри.

– А что там?

– Правда, – ответила Тия, стаскивая резинки и передавая книгу Рори. – Здесь все. Все чеки, платежки, вся бумажная волокита – то есть все, что потребовалось моему отцу, чтобы навсегда стереть из нашей жизни Солин и ее ребенка. Я хочу, чтобы вы на это взглянули, прежде чем мы продолжим разговор.

Слова эти прозвучали несколько пугающе, повиснув между ними, точно смутная угроза. Вдохнув, Рори раскрыла книгу. И сразу же ей бросилось в глаза имя Д. Шеридан. Она вспомнила, как Солин его упоминала, – но, когда Рори увидела его здесь, написанное, возможно, рукой Оуэна, ее вдруг замутило. Были тут и другие, уже знакомые ей, имена: доктор Маркус Хартвелл, г-н Эллиот Мейсон. То есть упоминались врач, адвокат и «Общество семейной поддержки».

Тия молча наклонилась над ней, когда Рори начала перелистывать страницы, проглядывая длинные табличные столбцы. Благотворительный вклад. Расходы на медицинское обслуживание. Благотворительный вклад. Благотворительный вклад. Госпошлины. Подготовка документации. Благотворительный взнос. Первое поступление прошло 24 октября 1943 года, последнее – 12 августа 1972-го. Все без исключения даты. Все суммы до последнего доллара. Все было так аккуратно, с такой скрупулезностью записано, словно там указывались всего лишь деловые расходы фирмы.

– Двадцать восемь лет! – выдохнула Рори, изумленно глядя в книгу расходов. – С годами поступления стали более редкими, но некоторые из них доходили до пятизначных цифр.

– Плата за молчание, – будничным тоном подтвердила Тия. – Так я думаю, по крайней мере. Если бы просочился хоть малейший слух, что отец заплатил за то, чтобы избавиться от собственной внучки, его бы уничтожили. И не надо