Михаэль Шумахер. Его история - Кристофер Хилтон

Берн заключает, что «когда началась европейская часть сезона, мы вышли на уровень. Мы были совсем рядом, это точно!».

В Монако на тренировке Михаэль показал лучшее время, сказав, что от езды «получил удовольствие, хотя и задел отбойник, когда в шикане лопнул стабилизатор. Это немного напугало».

Он квалифицировался вторым (поул у Хаккинена) и на стартовый сигнал среагировал безупречно, опередив Мику на разгоне к повороту «Сен-Дево». Заканчивая круг, Михаэль вез 1.3 секунды отрыва. Лидерства он не упустил ни на круг, а вот Мику обошел еще и Эдди Ирвайн. Шумахер — 26 очков, Ирвайн — 18, Хаккинен — 14.

Картина сезона начала проясняться. Испания, где он финишировал третьим, принесла скучнейшую гонку, и это мнение разделяли все. Победил Хаккинен.

В Канаде Шумахер взял первый поул в 1999 году и лидировал до 29-го круга, когда «потерял контроль в последней шикане, потому что сошел с оптимальной траектории, набрал пыли и приехал в стенку. Это была моя собственная ошибка. Приношу извинения команде». Он добавил к этому: «Обычно за сезон я ошибаюсь только один раз». Тем самым Михаэль выразил надежду, что эта ошибка — последняя. Хаккинен победил и вышел в лидеры — 34 очка, Шумахер — 30, Ирвайн — 25.

Во Франции он был в квалификации шестым под проливным дождем в результате «хаотичной сессии. Состояние трассы было очень опасным, много аква-планирования. Можно было потерять машину даже на прямой». Гонку он тоже назвал хаотичной: «Радиосвязь перестала работать с самого начала, и я пытался объясняться с питом с помощью жестов. Первой проблемой стали перебои в работе коробки передач. В этот момент я поехал медленно, потому что включались только первая и вторая. Я заехал в боксы и поменял рулевое колесо, но это мало что изменило. Не работал и новый комплект шин. Почему — не могу сказать. В конце гонки вышла небольшая дуэль с моим братом Ральфом — как в старые добрые картинговые времена…» Гонку он закончил пятым. Победил Френтцен, оставив Хаккинену лишь второе место и шесть очков. Хаккинен — 40, Шумахер — 32, Ирвайн — 26.

В Силверстоуне в день Гран-при Великобритании было солнечно и жарко. Один за другим на светофоре загорелись пять красных точек — и через три секунды разом погасли. Хаккинен стремительно ушел со своей позиции, рядом Култард, затем Ирвайн, затем Шумахер, но на стартовом поле остались стоять двое. Проходя «Бекеттс», Шумахер насел на Ирвайна, и из поворота на «Ангарную прямую» они вышли вдвоем. На подходе к повороту «Стоув» Эдди сместился влево, готовясь к входу в правый поворот. — Шумахер шел позади. В этот момент стюарды приняли решение остановить гонку, поскольку на стартовом поле застряли две машины, но этого пока еще никто не знал.

На полном ходу Шумахер вышел из «тени» напарника и сместился правее, на середину трассы, — Ирвайн остался слева. Скорость Михаэля в тот момент составляла около 307 км/час и, похоже, напарник потеснился, подчиняясь контрактным обязательствам, пропуская лидера команды вперед. Во всяком случае, в «Стоув» Шумахер входил первым, но — блокируя колеса.

Тормоза позволили немного сбить скорость. FIA подробно описала все, что случилось дальше, когда были расшифрованы записи черных ящиков Ferrari. «Первоначально он затормозил на скорости 306 км/час, получив замедление 3.1 g. Это значение снизилось до 2.1g. На скорости 204 км/час передние колеса заблокировались».

Отчаянно дымя резиной. Михаэль пронесся перед носом у Ирвайна.

В момент, когда он съехал с асфальта, замедление составляло 13 g.

Ferrari понесся дальше, подскакивая на волнах гравия.

При пересечении гравийной зоны замедление достигало в среднем 1.1 g.

Роджер Чепмен, сидевший на трибуне Джонатана Палмера внутри поворота вместе со своей супругой Амандой, был обычным зрителем. «Машина неслась прямо на нас, — рассказывал он, — Как в таких случаях бывает, Шумахер встал на тормоза и едва не зацепил машину Ирвайна. Все это происходило прямо перед нами. Все вскочили со своих мест и закричали. По трибуне пронеслось: «Йе-е-е-а-а!».

Машина долетела до конца гравийной зоны и зарылась в груде шин. Скорость в момент столкновения составила 107 км/час.

«Когда он влетел в стенку из шин, все вдруг замолчали, — продолжает Чепмен. — Можно было услышать, о чем думают люди. Никто не высказывал этого вслух, но про себя мы думали: «Боже, дела плохи… Похоже на то, что случилось с Айртоном». Просто невероятно, как быстро восторг толпы по поводу вылета Шумахера на первом же круге сменился тревогой в связи с тем, что произошло что-то серьезное. Мы не очень-то любили этого парня, но никто не хотел видеть его мертвым».

Едва машина замерла на месте, Михаэль попытался вытащить себя из кокпита — и не смог. «Момент был не из приятных, — скажет он позднее. — Я быстро понял, что у меня проблемы, но худший момент настал тогда, когда я попытался выбраться из машины и не смог, потому что мою ногу зажало. И я не мог видеть, каковы масштабы полученной травмы».

По словам Чепмена, толпа «притихла, потому что было очевидно: он жив, но, возможно, получил серьезную травму. Мы видели, как он пытался выбраться из машины — и не мог».

Маршалы окружили машину, прибыл профессор Сид Уоткинс, главврач Формулы 1 — ему понадобилось на это всего 85 секунд. Уоткинс нашел Шумахера «в полном сознании, прекрасно понимающим, что происходит», и был удивлен поведением Михаэля в целом (как он сообщил еженедельнику Autosport) «и его учтивостью. Он был очень и очень спокоен»

«Привет, Сид! Всего лишь нога. — сказал Шумахер. — Это не страшно». Он попросил Уоткинса при первой возможности позвонить Коринне и успокоить ее: он отделался переломом правой ноги. Трудновыполнимая просьба, если учесть, что Уоткинс не знал номера телефона. Кроме того, Михаэль попросил срочно передать Тодту, что надо проверить машину Ирвайна, «потому что у меня отказали тормоза».

Его вынули из кокпита, уложили на землю. Уоткинс подложил одну шину под ногу, другую — под левое колено, поскольку Михаэль сказал, что оно болит. Шумахера перенесли в «скорую помощь», причем маршалы перекрыли всю зону с помощью зеленых одеял. Но Михаэль по дороге поднял руку и помахал в знак того, что с ним все в порядке.

«Они обступили его со всех сторон со своими одеялами, полностью закрыв гонщика, — продолжает Чепмен, — Но это означало, что никто из тех, кто видел это, не мог понять, что происходит. Правда, перед нашей трибуной стоял телеэкран, и мы могли разглядеть чуть больше, чем непосредственно с трибуны. Но все мы были обеспокоены. Как и в случае с Сенной, никто не знал, насколько серьезны последствия этого происшествия. Только когда его перенесли на носилки и он на них сел — мы видели, что он сел, — стало ясно: «Ну что же, с ним все в порядке». И атмосфера разрядилась».