Пляска смерти - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одним словом, Розмари родила Сатану из комиксов, Маленького Чертенка, с которым мы все знакомы с детства и который иногда приобретает внешность мультипликационного дьявола, спорящего с Маленьким Ангелом о судьбе главного героя. Левин еще больше усиливает сатирическую линию, окружая этого Сатану ковеном, состоящим почти исключительно из стариков; они непрерывно спорят раздраженными голосами о том, как надо воспитывать ребенка. То, что Лора-Луиза и Минни Кастевет слишком стары, чтобы заботиться о ребенке, добавляет заключительный мрачный мазок, и Розмари впервые ощущает связь со своим ребенком, когда говорит Лоре-Луизе, что та слишком сильно раскачивает “Энди” и что колесики колыбели нужно смазать.
Заслуга Левина в том, что сатира не уменьшает ужаса всей истории, а, наоборот, усиливает его. “Ребенок Розмари” – блестящее подтверждение того, что ужас и юмор идут рука об руку и что отказаться от одного – значит отказаться и от другого. Именно этот факт блестяще использовал Джозеф Хеллер в “Уловке-22” (Catch-22) и Стенли Элкин в “Живом конце” (The Living End) (который можно было бы снабдить подзаголовком “Исследование жизни после смерти”).
Кроме сатирических нитей, Левин прошивает свой роман нитями иронии (“Это полезно для здоровья, дорогая”, – говаривала Старая Ведьма в Комиксах). В начале романа Кастеветы приглашают Ги и Розмари на обед; Розмари принимает приглашение при условии, что они с мужем не создадут хозяевам слишком много хлопот.
– Дорогая, если бы вы нас потревожили, я бы вас не просила, – ответила миссис Кастевет. – Поверьте, я ужасно эгоистична.
Розмари улыбнулась:
– Терри мне говорила совсем другое.
– Что ж, – с довольной улыбкой отозвалась миссис Кастевет, – Терри сама не знала, что говорит.
Ирония в том, что все сказанное Минни Кастевет – буквальная правда: она на самом деле крайне эгоистична и Терри – которая была убита или покончила с собой, узнав, что ее собираются использовать в качестве инкубатора для ребенка Сатаны, – на самом деле не знала, что говорит. Но она узнала. О да. Хе-хе-хе.
Моя жена, воспитанная в католичестве, утверждает, что эта книга – религиозная комедия, с неожиданной развязкой. Она говорит, что “Ребенок Розмари” подтверждает все сказанное католической церковью о смешанных браках – толку от них не бывает. Комедийный оттенок осознается сильнее, когда мы вспоминаем о еврейском воспитании Левина на фоне христианских обычаев, использованных ковеном. В этом свете книга становится взглядом на борьбу добра со злом типа не-обязательно-быть-евреем-чтобы-любить-Леви.
Прежде чем покончить с вопросом о религии и перейти к ощущению паранойи, которое, кажется, лежит в основе всей книги, позвольте предположить, что хотя Левин любит насмехаться, это не значит, что он насмешничает всегда. “Ребенок Розмари” был написан и опубликован в то время, когда ураган “Бог-умер” бушевал в котле шестидесятых, и книга рассматривает вопросы веры просто, но глубоко и интересно.
Можно сказать, что главная тема “Ребенка Розмари” – городская паранойя (в противоположность паранойе деревни и небольших поселков, которую мы увидим в “Похитителях тел” Джека Финнея), но можно сформулировать и другую, тоже очень важную, тему: ослабление религиозных убеждений открывает щель дьяволу и в макрокосме (вопросы мировой веры), и в микрокосме (цикл, в котором Розмари переходит от веры Розмари Рейли к неверию Розмари Вудхауз и снова к вере, но уже в качестве матери своего адского ребенка). Я не утверждаю, что Левин верит в тезис пуритан – хотя, насколько мне известно, это возможно. Но я утверждаю, что этот тезис дает ему точку опоры, на которой построен сюжет, и что он честно относится к этой мысли и исследует все ее возможности. В том религиозном пути, который проходит Розмари, Левин дает нам трагикомическую аллегорию веры вообще.
Розмари и Ги начинают совместную жизнь как типичные новобрачные; несмотря на свои твердые католические убеждения, Розмари предохраняется от беременности, и оба соглашаются на том, что будут иметь детей, только когда они сами – а не Бог – решат, что готовы к этому. После самоубийства Терри (или это было убийство?) Розмари снится сон, в котором старая учительница приходской школы сестра Агнес ругает ее за то, что она разбила окно, и из-за этого школу сняли с соревнований. Но со сном смешиваются реальные голоса из соседней квартиры Кастеветов, и мы слышим, как устами сестры Агнес говорит Минни Кастевет:
"Любая! Любая! – говорила сестра Агнес. – Она должна быть только молодой, здоровой и не девственницей. Не обязательно было брать наркоманку из сточной канавы. Разве я не говорила об этом с самого начала? Любая. Если только она молода, здорова и не девственница”.
***Этот эпизод со сном убивает сразу нескольких зайцев. Он забавляет нас – правда, веселье это довольно нервное и тревожное; он дает нам понять, что Кастеветы каким-то образом причастны к смерти Терри; он намекает, что Розмари вступает в опасные воды. Возможно, эти вещи интересны лишь другому писателю – скорее разговор двух автомехаников, обсуждающих новый четырехцилиндровый карбюратор, чем классический анализ, – но Левин справляется со своей задачей так ненавязчиво, что мне не помешает взять указку и ткнуть ею:
"Вот! Вот здесь он начинает подбираться к вам: это точка входа, а теперь он будет прокладывать путь к вашему сердцу”.
Однако самое важное в этом абзаце то, что из-за сплетения сна и яви реальность приобрела для Розмари религиозный оттенок. Минни Кастевет она отводит роль монашки.., и так оно и есть, хотя монашка эта служит большему злу, чем сестра Агнес. Моя жена говорит еще, что один из основных догматов католицизма, на котором она взросла, таков: “Дайте нам ваших детей, и они будут нашими вечно”. Туфелька вполне подходит, и Розмари ее надевает. По иронии судьбы поверхностное ослабление ее веры открывает дьяволу дверь в ее жизнь.., но именно непреложное основание этой веры позволяет ей принять “Энди” вместе с его рожками и всем прочим.
Так разделывается Левин с религиозными взглядами в микрокосме – внешне Розмари типичная современная молодая женщина, которая могла бы сойти со страниц стихотворения Уоллеса Стивенса “Воскресное утро”: когда она чистит апельсины, звон церковных колоколов ничего для нее не значит. Но под этой оболочкой по-прежнему живет приходская школьница Розмари Рейли.
С макрокосмом Левин управляется также – только шире.
За обедом, которым Кастеветы угощают Вудхаузов, разговор заходит о предстоящем визите в Нью-Йорк Папы Римского. “Я пытался сделать невероятное note 226 правдоподобным, – замечает Левин, – вставляя реальные происшествия. У меня лежали пачки газет того времени, когда происходит действие романа, и в них говорилось о забастовке транспортников и о выборах Линдсея мэром. Когда решив по очевидным причинам, что ребенок должен родиться 25 июня, я стал проверять, что случилось в ту ночь, когда Розмари зачала, знаете, что я обнаружил: визит Папы и мессу по телевизору. Говорите после этого о прозорливости! С этого момента я почувствовал, что книга непременно получится”.
Разговор Ги с Кастеветами относительно приезда Папы кажется предсказуемым, даже банальным, но в нем излагается именно та точка зрения, которую Левин считает ответственной за все происходящее:
– Я слышала по телевизору, что он отложил визит и будет ждать окончания забастовки, – сказала миссис Кастевет. Ги улыбнулся:
– Что ж, это тоже шоу-бизнес.
Мистер и миссис Кастевет рассмеялись, и Ги вместе с ними. Розмари улыбнулась и разрезала бифштекс…
Продолжая смеяться, мистер Кастевет сказал:
– Вы совершенно правы! Именно шоу-бизнес!
– Можете повторить, – отозвался Ги.
– Все эти костюмы, ритуалы, – говорил мистер Кастевет. – В каждой религии, не только в католицизме. Зрелище для невежественных.
Миссис Кастевет сказала:
– Мне кажется, мы задеваем Розмари.
– Нет, нет, совсем нет, – ответила Розмари.
– Вы не религиозны, моя дорогая? – спросил мистер Кастевет.
– Меня воспитали религиозной, но теперь я агностик. Я не обиделась. Правда.
Мы не сомневаемся, что Розмари Вудхауз говорит искренне, но маленькую приходскую школьницу Розмари Рейли эти слова очень задели, и для нее, вероятно, весь этот разговор выглядит святотатством.
Кастеветы проводят очень своеобразное интервью, проверяя глубину веры и убежденности Розмари и Ги; они раскрывают свое презрительное отношение к церкви и священным предметам; но, утверждает Левин, таковы взгляды многих наших современников., не только сатанистов.