Дахштайн - Юлия Макс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Моя любовь к тебе со вкусом пепла на губах, — печально заметил Ниотинский.
Лилит отступила от границ круга, остановившись в центре. Кожа постепенно возвращалась к здоровому состоянию. Она подняла подбородок, глядя на него сверху вниз. Глаза ярко светились, обещая Грегору все муки Ада.
— Каждый из нас предан кому-то или кем-то, Грегор. Хватит мечтать о том, чего не может быть. Хватит рыться в моем прошлом.
— Лилит! — слетело надрывное с его губ.
Сколько столетий охоты и ненависти. Ниотинский испытывал чувства не к демону, а к той девушке: умной, свободной, прекрасной. Он знал, что Лилит именно такая, когда не носит уродливую маску, сотканную Сатаной.
— Мальчик еще жив? — о сколько надежды было в его вопросе.
— До своего следующего дня рождения точно будет. Носитесь с ним, как со вторым Христом, — вспыхнула девушка. — На Дэне прям свет клином сошелся.
— Ревнуешь? — усмехнулся он, увидев злость. — Лилит, если себе не хочешь помочь, прошу, помоги мальчику! У него есть потенциал.
Она прищурила глаза, процедив:
— Замену себе готовишь?
— Если он сможет жить с чувством вины — да! — глаза Ниотинского цепко следили за выражением лица демона. Не желая разочаровывать кардинала, Лилит только злорадно улыбнулась.
— Верни меня обратно, пока никто не заметил.
— Надеюсь, ты меня услышала. Я отпускаю тебя, Lilit Igneus.
Ниотинский задул свечу, что все это время держал в левой руке. Поднявшаяся из ниоткуда тьма поглотила девушку. Кардинал без сил опустился на деревянный пол. Теперь Грегор был уверен в том, что найдет Дэна, но не раньше чем через месяц. Он должен позволить потомку открыть врата, чтобы снова попытаться запереть их уже с Фером Люцием внутри. Когда Ниотинский запечатывал вход, он предполагал, как совместно с помощниками и Орденом найдет способ убить Дьявола, пока он слаб, но правда в том, что тогда равновесие все равно нарушится. Единственное, что глава Ордена может сделать, — запереть Фера Люция в Аду, как и должно быть. Что сотворит с ним Дьявол, когда кардинал умрет и войдет в геенну огненную, он не знал. Ниотинский предпочитал думать лишь о том, что тогда сможет быть возле Лилит, не принося ей боль.
Утром случилась досадная радость. Грегор встретился с Филом и Элишкой, которые ждали его в кофейне напротив Дома Фауста. Они не спросили, чем он там занимался всю ночь, а Ниотинский и не собирался посвящать их в тайну разговора с демоном.
— Я сделал несколько звонков.
Кардинал достал телефон, открывая файлы, которые накопали цифровые кудесники из Ордена. В них был перечень рейсов вылета из аэропорта Вацлава Гавела в тот день, когда пропал Дэн.
Чернова и Митсон придвинулись ближе, чтобы видеть экран.
— Из восьмидесяти рейсов вылета, совершенных в тот день, нам подходят три: Рейкьявик, Мюнхен и Зальцбург.
— В Мюнхене нет гор, — посмотрев на Грегора, пожала плечами ведьма.
— Зато есть горнолыжный курорт неподалеку, — возразил Ниотинский, хмуро разглядывая пару ФилЭлишка.
— В Австрии пропала актриса, взамен которой тебя взяли, — осенило Фила, и он возбужденно заерзал на стуле. — Нам нужно в Зальцбург.
— В смысле пропала?
— Схождение лавины.
— Не подходит, — отрезал Ниотинский, но увидев вопросительные взгляды, пояснил: — Нынешняя зима принесла всей Европе резкие перепады температур с сильными ветрами, поэтому лавины в Альпах сходят постоянно.
— Я чувствую, что это Австрия! — настойчиво и упрямо возразил Филипп, взглядом умоляя Элишку поддержать его.
— Тогда мы с Филом едем в Зальцбург, а вы можете проверить другие страны, — отрезала Элишка, хлопнув ладонью по столу.
Глава 17
Amabilis insania.
Приятное безумие.
Через два дня Филипп с Элишкой покинули Прагу, вылетев в Зальцбург. Ниотинский тайно послал с ними служителей Ордена с целью проследить, чтобы эти двое не натворили бед. Грегор хотел немного затормозить поиск потомка, да и открытые врата быстрее бы обнаружили его местонахождение. Однако самой большой проблемой оставалось то, что ведьма, помогавшая запечатать адские двери, — умерла, а ее единственная преемница лежала в психиатрической лечебнице Богнице, куда кардинал и собирался отправиться.
Подъехав к потрепанному временем белому зданию, Грегор припарковал авто. Богнице, основанная в тысяча девятьсот шестом году, до сих пор функционировала и принимала пациентов. Корпус лечебницы напоминал княжескую усадьбу, построенную изломанным полукругом. Неяркий белый цвет фасада перетекал в рыжие крыши, неизменно украшающие Прагу. Напротив главного входа высился костел святого Вацлава, а за ним притаилось кладбище. На заборе, отделявшем тысячи надгробий от парковой зоны, уселись вороны, истошно каркая и разбавляя густую тишину места.
Ниотинского удивляло, что на территории лечебницы до сих пор несколько раз в год проводились шумные музыкальные фестивали. Кардинал размышлял, был ли это способ показать больным, что за оградой есть жизнь и, выздоровев, они вернутся в нее? Или же какой-то трюк, намеренно унижающий психически нестабильных постояльцев? Ведь именно из Богнице постоянно удирали больные. Как минимум раз в месяц в новостях объявляли о розыске беглеца.
На стойке регистрации Ниотинский вписал свою фамилию в бланк посещений. По пути к палате Грегор миновал общий зал, рассматривая пациентов, но Джены среди них не увидел, поэтому продолжал идти за провожатым. В нос ударил запах лекарств и хлорки. Девушка сидела в кресле у окна, уставившись прямо перед собой. Яркие змеиные глаза потускнели, словно в них вставили матовую пленку. Оливковая кожа отдавала желтизной. Грегор ощутил несвойственный ему укол вины. Наверное, он просто привык к язвительной и горделивой ведьме. Однако в кресле перед ним сидела лишь тень прошлой Хокс.
— Здравствуй, Джена.
Она не ответила, даже не повернулась в сторону Грегора. Оглянувшись на скудную обстановку и обнаружив стул возле стены, кардинал протащил и поставил тот рядом с ее креслом. Присев, Ниотинский долго вглядывался в девичье лицо, пытаясь найти признаки притворства. Увы, в глазах ведьмы не было и проблеска прежнего огня, как и ясного сознания.
— Джена, мне жаль видеть тебя такой. Я хочу помочь вернуть тебе рассудок.
Глава Ордена достал из кармана камень размером с ладонь. Смолянисто-черный, необработанный турмалин