Лёха - Николай Берг

— Это есть отшень плёхо — наставительно продолжил ряженый арбайтсфюрер воспитательную работу.

Староста изобразил еще большую виноватость, хотя вроде уж дальше было и некуда.

— Вэр бист ду? Кто есть ты тут? — ткнул пальцем в виноватого старосту Середа. Получилось это у него величественно.

— Староста я, Олександр Гогун — часто и низко закланялся бородатый.

— Ах, зо! Это есть кто? Документе фюр ваффен? Папиер? Бьентофк — докумиент? — палец указал на пару гопников с винтовками.

— А, документи на зброю? — расцвел от догадки староста и кивнул одному пареньку из своей свиты:

— Миттю принеси папери пану официеру!

Тот только пятками засверкал. Середа не стал тратить время на разглядывание аборигенов, а снова стал что‑то черкать в блокнотике, что явно не понравилось старосте.

— Вифиель вассер махт дас гут? — словно студента на экзамене спросил строгий арбайтсфюрер местного вождя.

— Вибачте пане, не розумій по–німецьки — с полным раскаянием заявил нерадивый староста. Манипуляции у колодца с блокнотиком и главное — записью чего‑то грозного непонятным этим типом, щедро украшенным свастиками явно настраивали старосту на самое худшее. На его счастье подоспел малец с бумажками, которые тут же забрал Середа.

— Полицай баталльион… Аблёзунг фон цеен меньшен траген… Зельбстфертайдигунг ваффе… Ди ист рихьтихь! Гут! Сильи самоопоронны… Десьять полицай! Гут! — и тут Середа махнул гопникам с винтовками рукой, дескать, ладно, опустите грабки. Мрачно поглядевший на это Лёха смекнул, что пока можно винтовку закинуть на плечо. Гопники в кепках подошли поближе и таращились на попугайного Середу, оставив Лёху без внимания, таких, наверное, уже видали.

— Панове, будьте ласкаві поїсти! — ласково сказал староста, поедая глазами преданно черт знает откуда явившееся суровое начальство.

— Вие? — холодно спросил Середа.

— Кушать, исть просимо — напряженно подыскивая слова, понятные этому чужаку сказал староста, делая нелепые жесты, которые при некотором воображении можно было бы представить как нарезание чего‑то и потребление некоей похлебки ложкой.

— Кушайт? Шпек, яйки, боржч? — наконец понял недогадливый Середа. Лёха, находясь в некоем взвинченном, лихорадочном состоянии с колоссальным трудом подавил в себе желание ляпнуть что‑то типа «Я–я, фольксваген!». Твердо помня, что ржать нельзя, он отчаянной судорогой подавил ухмылку и от этого еще свирепее вытаращился на селян. Ближайший к нему гопник с винтовкой даже попятился опасливо.

Староста так истово и радостно закивал башкой, что поневоле напомнил Лёхе рок–металлистов, только те трясли длинноволосыми гривами, а у старосты голова была плешивой, свою меховую шапку он почтительно снял на подходе к гостям.

— Не есть время! Сначаль делайт дело! Неметский орднунг — делайт дело бистро и неотлажательно! Дойче зольдатен унд официерен не пить на служб! Альзо, ви есть сстраоста это деревнь?

— Я — закивал Гогун.

— Эрстенс. На мой человек нападайт местний бандит. Я имейт информаций, этот бандит из ваш деревнь. Ви есть соббщайт — кто это бандит. Ми есть наказайт экзекуцион махен. Бандит дольжен повисайт на верьеовка. Не выполняйт мой бефель — я давайт рапорт оберкоммандо и ваш деревнь фернихтен зайн. Уничтожайт. Населений гейт ин дие лагер, имустчиество реквизиерен. Ви есть меня понимайт?

Староста обомлел. Высыпанные мелким горохом слова немецкого офицера вызвали у него легкую оторопь. Он аж на шаг отступил.

— Пан офіцер, у нашому селі бандитів немає, ми всією душею за Рейх і за батьку Хітлер! Це вам все набрехали, либонь миколаївські набрехали! Зараз начальника самооборони запитаю — що він скаже! — заторопился он. Посланный старостой пацан тут же засверкал пятками, рванув куда‑то за каким‑то дядькой Олександром.

Середа стоял молча, смотрел крайне неприятным взглядом и от него буквально несло холодной, злой и самое пугающее старосту — неотвратимой силой. Гогун отлично знал таких упертых, да и порядки ему были известны — такие государственные люди просто напишут одну–единственную бумажку — и все — как под паровоз на железке попадаешь. И просить бесполезно и подкупать. И, в общем, этому офицеру вполне вероятно наплевать на пострадавшего своего подчиненного — но орднунг есть орднунг. И самое главное — сам Гогун безоговорочно и со всеми потрохами, с радостью, взялся служить новой власти — хотя бы потому, что не любил москалей. Почему не любил — и сам сказать не мог. Возможно, потому, что был холуем до глубины души и ему было нужно, чтоб над ним был Господин, которому он мог бы истово служить. Служа им и самому можно стать господином, ну не так чтоб Господином, но господинчиком — вполне можно. А нынешние москали как‑то не выглядели господами. Товарищем же им Гогун быть не хотел.

— Где есть нашальник самооборон? — поторопил немец–Середа.

— Та он уже йде! Давай швидше, пане офіцер чекає! — радостно–нетерепливо позвал староста подходящего усатого мужика — этот был в отличных сапогах, полувоенной форме, лобастый и винтовка на его плече выглядела не деревянной игрушкой, как ее неумело таскали босоногие гопники, а привычным оружием и символом власти. Видно было, что мужик крепкий, себе на уме, явно с военной подготовкой. Впрочем, арбайтсфюрер на него глянул недовольно, видимо досадуя на задержку.

— Альзо? — поднял бровь Середа, глядя на старосту все тем же гадким взглядом.

— У чому справа? — деловито спросил подошедший мужик, попеременно глядя то на немца, то на старосту.

— Так ось бандит якийсь на їхнього напав, а хтось сказав, що ми бандита ховаємо — начал вводить его в курс дела глава сел.

— Хто–хто… Ніколавскіе звичайно, сволочі. Вони на таке мастаки — безапелляционно прервал речь гражданского вождя начальник вооруженных сил села. Видно было, что вооруженный вождь к старосте относится в лучшем случае снисходительно.

— Так что есть вам сказать для я? — поторопил их арбайтсфюрер.

— Зараз, зараз! Каже, якщо не видамо — поселення спалять, людей у табір, а добро розберуть! — обрисовал обстановку в красках глава села.

— Це вони можуть — не стал спорить вооруженный. Лёху поразило, что взрослый, опытный мужик ни на секунду не усомнился в том, что да, любой пришлый фриц может разорить поселок на счет раз. Но мужик выглядел спокойным, прикидывал что‑то про себя. Впрочем, винтовку он даже не шевельнул, видимо решал проблему, не видя надобности в крайних мерах. Староста тоже морщил лоб.

— А може це той москалик, що вчора за картоха прийшов? — спросил вооруженный.

— Він живий? — словно бы удивился староста.

— Ну да.

— Давай його сюди швидко — обрадованно приказал глава села.

— Пан офіцер, наше безпосереднє начальство — в районній поліцейської управі. Ми всіх затриманих туди повинні відправляти — начал пояснять начальник самообороны.

— Вие? Что ти есть говорийт? Я не пониамайт!

— Мы пленных красноармейцев, жидов, коммунистов по инструкции обязаны брать и отправлять в районную полицию. Там следователь и тюрьма. Инструкция такая, орднунг — совершенно неожиданно на чистом русском языке стал размеренно пояснять усатый.

— Вы аррестовайт бандит? — обрадовался Середа.

Пара местных вождей переглянулась, потом после заминки староста закивал.

— Экселленц! Это есть карашо. Орднунг — карашо. Я писайт расписалка! Ви показаййт в полицайамт! Ви получайт наград за служба Рейх! Ми вешайт бандит! Орднунг и тихо на территориен. Гут! Карашо! Альзо, вайтер. Ви есть сообщайт мне скокое у деревнь здессь есть колодезен. Дизер колодьезен — ейн? — Как есть много воды давайт этот бруннен? Нихьт ферштеен? Альзо, как есть этот кольодьёзь? Вода, понимайт?

— А, дає воду, дає! — понял староста, но вопрос этот его озадачил и, пожалуй, опять же напугал.

Середа деловито зачеркал в блокнотике, видно было, что из‑за раненой руки получается не очень, приходилось класть блокнот на предплечье и черкать почти на весу. Местные переглянулись.

— Альзо, во ист бандит? И сколькое у вас колодьези тут есть? — строго глянул артиллерист на собеседников.

— Колодцев два — этот и на соседней улице.

— Ще ж є! — удивленно глянул на него староста.

— За мовою стеж! — равнодушно, но веско и при том предостерегающе, сказал ему усатый. Лёхе он не нравился чем дальше, тем больше, если староста скорее был лисой, этот сукин сын с винтовкой был больше похож на медведя, а про медведей слыхал Лёха, что они, сука, коварные. Потому Лёха не перестал потеть от волнения и держался настороже, готовясь в любой момент открыть стрельбу.

— Петро, збігай скажи щоб Стецько цього привів москаля, що вчора попався — между тем распорядился усатый начальнык самообороны.

— Кінь який привів? — простодушно и уважительно глядя на немца и велосипеды спросил босоногий пацан.

— Трепло кукурудзяна! Так, того! — рассердился усатый и пацан рванул, сверкая пятками.