Большая и маленькая Екатерины - Алио Константинович Адамиа

Ярко освещенная афиша слегка повернулась, чтобы все присутствующие смогли ее прочесть, потом медленно сложилась и опала.

Овации. Возгласы одобрения. Кое-где сдержанный смех.

Утро. Хмурое облачное утро. Светает и не светает. (Музыка — предвестник рассвета; пропели петухи, пролаяли собаки.) На сцене медленно вырисовывается картина деревни.

На переднем плане маленький зеленый дворик, дом с балюстрадой, крытая веранда, поблизости асфальтированная дорога, вдали — покрытый чайными кустами склон. Асфальт блестит. По-видимому, накануне всю ночь шел дождь, а тучи опустились так низко, что кажется, вот-вот опять пойдет дождь. Со скрипом открывается дверь дома, и на веранду выходит мать семейства — колхозница, возможно, прототипом которой является Агати Сепискверадзе (музыка — ритм труда). Женщина держит в руке корзину. Она легкими медленными шагами спускается по лестнице и во дворе начинает пританцовывать, потом вдруг останавливается, смотрит на небо, лицо ее делается мрачным, и, так же пританцовывая, она возвращается в дом. Теперь у нее в руках, кроме корзины, зонтик, она ритмичным шагом сбегает по лестнице и, пританцовывая, выходит на асфальтированную дорогу. Положив на асфальт зонтик и корзину, она делает бодрящую утреннюю гимнастику. Окончив упражнения, она смотрит на небо, подхватывает корзину и зонтик и начинает быстро махать руками. Усердная колхозница зовет соседок на сбор чая. Теперь зритель убеждается, что эта прилежная колхозница и в самом деле олицетворение самой Агати Сепискверадзе. Достаточно долго стоит она в одиночестве на покрытой асфальтом дороге (музыка — все тот же трудовой ритм). В конце концов она явно начинает нервничать и еще быстрее машет руками с корзиной и зонтиком, а иногда вытягивает шею, видимо сердито крича соседям — что с вами случилось, выходите же наконец!

Пританцовывая, постепенно, одна за другой на дорогу выходят колхозницы — некоторые совсем молоденькие, еще школьницы — некоторые уже в летах и две совсем пожилые. У этих старых женщин весьма энергичные лица. Они легко несут в руках корзины побольше и пестрые зонтики. Сборщицы чая, пританцовывая, приближаются к авансцене, олицетворение Агати Сепискверадзе чуть приподнимается и делает знак подругам — мол, возможно, пойдет дождь, но мы все равно должны выполнить сегодняшнюю норму сбора чая. Колхозницы в знак согласия улыбаются олицетворению Агати Сепискверадзе (музыка — приподнятый ритм труда), и она, пританцовывая, первой направляется к чайной плантации. За ней следуют женщины с корзинами и зонтиками. На плантации они расходятся, кладут на землю зонтики, потом, пританцовывая, обходят чайные кусты и принимаются за сбор чая (музыка — все тот же ритм труда, только громче и более возвышенно, чем раньше). Корзины заполняются. Олицетворение Агати Сепискверадзе улыбается и широко открывает рот, потом и все сборщицы улыбаются и открывают рты (музыка — песня сборщиц чая). Полные листьев корзины сборщицы, пританцовывая, выносят за занавес, а потом, так же пританцовывая, возвращаются на плантацию. (Замысел режиссера — подразумевается, и зритель легко догадывается, что за занавесом стоит грузовая машина, которая отвозит чайный лист на фабрику.)

Гром, Колхозницы вздрагивают и грустно смотрят на небо.

Молния. Продолжительный раскат грома. Свист ветра. (Музыка — возвещающая тревогу и вместе с тем бодрящая.) Начинается дождь. Олицетворение Агати Сепискверадзе, крепко зажав правой рукой под мышкой ручку зонтика, держит его над собой, а левой продолжает неустанно собирать чай. Все сборщицы чая делают то же самое. Корзины, наполненные чайным листом, они, все так же пританцовывая, выносят за занавес и, так же резво пританцовывая, возвращаются на плантацию.

Опять молния. Опять долгий раскат грома. Опять свист ветра. Дождь.

Женщины с корзинами и зонтиками работают с еще большим усердием и охотой.

Шум мотора машины. Сборщицы убегают за занавес, потом с пустыми корзинами возвращаются на плантацию. Олицетворение Агати Сепискверадзе приподнимается, улыбается соратницам и поздравляет их с выполнением плана (музыка — мелодичная и в то же время торжественная). Всеобщий восторг, сборщицы пожимают друг другу руки и легко и удобно усаживаются на корзинах.

Дождь постепенно прекращается, и на минутку выглянувшее из-за туч солнце окрашивает лица сборщиц в кизиловый цвет. Сборщицы чая улыбаются и, несколько вытянув шеи, широко разевают рты (музыка — песня сборщиц чая). Олицетворение Агати Сепискверадзе первой встает с корзины, потом поднимаются две старые женщины, а за ними все остальные. Пританцовывая, они спускаются по склону. Выйдя на авансцену (музыка — жизнерадостный ритм труда), они поворачиваются лицом к плантации и начинают махать руками чайным кустам, словно прощаясь с живыми существами.

В глубине сцены темнеет.

Олицетворение Агати Сепискверадзе прощается с подругами и входит во двор (музыка — мелодичная и в то же время торжественная). Она останавливается, оглядывается вокруг и, увидев спускающихся по лестнице Кишварди и младшую дочь, выпускает из рук корзину и зонтик и, пританцовывая, бежит к лестнице, подхватывает дочь на руки, лаская, целует ее и несколько раз подбрасывает в воздух. Кишварди не может скрыть радости и улыбается. Он вскидывает вверх руки (музыка — танец «Картули»), изящно выполняет несколько элементов танца и, пританцовывая, вносит в дом корзину и зонтик. Олицетворение Агати Сепискверадзе с младшей дочкой следует за Кишварди.

В зале постепенно загорается свет (музыка — торжественная, патетическая).

Гром оваций. Возгласы. Зрители вызывают актеров на сцену. Те не заставляют себя ждать и, улыбаясь и пританцовывая, выходят на сцену. Рассаженные среди зрителей сотрудники театра громко выкрикивают: Диомиде! Диомиде! Диомиде! Их возгласы подхватывают и актеры, овации усиливаются. Такое впечатление, что весь зал просит на сцену заслуженного работника культуры Диомиде Арчвадзе… В конце концов спрятавшийся за занавесом Диомиде показывает улыбающееся лицо. Овации все усиливаются. Олицетворение Агати Сепискверадзе, пританцовывая, подбегает к Диомиде, крепко хватает его за локоть и выводит на авансцену. Представляете, овация становится еще громче. Все громче раздается: Диомиде! Диомиде! Диомиде! Диомиде становится неловко, и он, смущенно улыбаясь, низко кланяется восхищенным зрителям, разводит, а потом крепко прижимает руки к груди, словно обнимая своими длинными руками весь зал и прижимая к сердцу любимых зрителей. Вносят букет аккуратно связанных цветов и кладут к ногам Диомиде. Новая вспышка восторгов. Гром оваций. Восклицания. Диомиде целует руку принесшей букет женщине. Такие аплодисменты, что кажется, вот-вот рухнет потолок. Диомиде целует олицетворение Агати Сепискверадзе. Впечатление, что автор-режиссер спектакля благодарит коллектив театра за мастерски осуществленный замысел автора-режиссера.

Только спустя много времени под гром оваций медленно опустился занавес.

Перелистывая либретто «Праздника грузинского чая», я наткнулся на такую запись на последней странице:

«После спектакля зрители вызовут тебя на сцену, чтобы поблагодарить (это случится обязательно). Ты немного подожди, потом, смущенный, появись в глубине сцены —