Наследство Уиндемов - Кэтрин Коултер

— А я много потеряла оттого, что не могла целовать твой живот, — ответила она. — Возможно, целуя его, я бы захотела наклониться ниже, как ты думаешь?

Он усмехнулся, слегка шлепая ее по ягодицам и тут же гладя.

— Помойся, моя радость, а потом, если у тебя еще есть силы, я готов отправиться на прогулку. — Он помедлил у двери в свою спальню. — Я ни в чем не в силах отказать тебе, как бы ни был занят.

Она пристально смотрела на него. Его последние слова заставили сладострастно сжаться ее лоно. Да, возможно, это и есть то недостойное, на что намекал ей однажды Баджи. Пусть так. Она ничего не могла с этим поделать.

Глава 25

Американские Уиндемы все же были готовы к отъезду в пятницу утром, горы их багажа Были привязаны к крыше фаэтона, нанятого Тревором.

Вильгельмина сказала на прощание Дукессе:

— А ты снова прекрасно выглядишь. Какая жалость!

— Что ты сказала, мама?

— Мой дорогой Джеймс, я лишь сказала Дукессе, что она превосходно выглядит и могла бы весело провести время вместе с нами в столице.

— Именно так я и поняла, мэм, — сказала Дукесса. — Надеюсь, на вашем проклятом языке скоро вскочит язва.

— Что, что ты говоришь, Дукесса? — спросил Джеймс, усмехаясь и прикрывая свой рот рукой.

— Ах, я лишь выразила надежду, что ваша мама как-нибудь еще посетит нас.

Вильгельмина в изумлении уставилась на нее, потом пробормотала, понижая голос:

— С каждым разом тебе удается все удачнее защищаться. Но ничего, однажды этому придет конец.

— Без сомнения, вы правы, мэм. Но если рассчитывать на нормальный ход событий, то раз вы намного старше меня, то и конец вам придет раньше.

— Это наша единственная надежда, — прошептал себе под нос Марк так, чтобы не расслышала американская тетушка.

— Ты тоже заслуживаешь смерти, раз одобряешь ее оскорбления.

— Святые небеса, что ты говоришь, мама?

— Ничего особенного, Урсула, лишь то, что Марк вполне достоин своей жены. Но ему бы не стоило так оскорблять своих родственников, ведь его нельзя извинить недостатком воспитания, как Дукессу.

Та лишь рассмеялась.

— Вы просто старая ведьма, мэм. Хорошо бы у вас отвалилось колесо в дороге.

— Что ты говоришь, Марк?! — вскричала тетя Гвент.

— Я лишь сказал тете Вильгельмине, что она достойна более прочной кареты.

— Оказывается, ты очень остроумный молодой человек.

— Да, почему бы и нет. — Он отвесил ей легкий поклон и обернулся к Тревору. — А ты, светский хлыщ и оголтелый денди, наверняка надолго застрянешь в Лондоне. Думаю, мы с Дукессой еще успеем застать тебя там. Признавайся, сколько ты намерен проторчать в Англии?

— Не знаю. Джеймс мечтает обойти в Лондоне все злачные местечки — притоны, игорные дома и прочее.

— О, наш Лондон богат такими местами, — откликнулся Норт. — Чтобы их все обойти, понадобится лет десять, не меньше.

— Ничего, Джеймс очень молод и проворен. Полагаю, он справится и за три месяца. Но почему бы вам не стать нашими гидами в Лондоне? Что скажете, Марк? Норт?

— Умоляю, кузен, не отталкивай меня, — проговорил Джеймс, протягивая руки к Марку. — Мужчина должен изучить все виды пороков, существующих на земле, чтобы быть потом мудрым отцом своим сыновьям.

— Боже мой, джентльмены, да вы совершенно испорчены, — сказала Дукесса. — Я не позволю Марку присоединиться к вам! Кроме того, полагаю, он вовсе не знаком со злачными местами. Не так ли, милорд?

— Это грязные места, — весело сказал Марк — Я буду глух к их дурному зову как самое набожное и благочестивое чадо церкви.

— Ты будешь часто писать мне, Вилли?

— Ну конечно, Гвент. О, как мне не хочется оставлять наследство Уиндемов ему и ей. Оно должно принадлежать американским Уиндемам.

— Несмотря на все ориентиры, которые нам удалось отыскать, мэм, я не уверен, что это наследство в действительности существует. Этот девятиликий Янус — скрывающееся в засаде чудовище — не более чем глупая болтовня обезумевших монахов. Это чья-то причуда, сказка, каприз.

— Согласен, — сказал Тревор, пожимая руку Марка и поглядывая в сторону Дукессы. Легко коснувшись губами ее лба, он отступил к карете. — Итак, мы уезжаем, Марк. Ты должен заботиться о своей прекрасной жене. Норт, надеюсь еще увидеться с тобой, если ты, конечно, приедешь в Лондон, у Марка есть наш адрес. — Он перецеловал по очереди Близнецов и тетю Гвент, затем помахал Сэмпсону, Баджи, Спирсу и Мэгги.

— Интересную коллекцию образцов людской породы собрал ты у себя в Чейзе, — сказал Джеймс. — Мэгги — это самая необычная горничная, которую я когда-либо встречал у знатной леди. Она даже шлепала меня, как младенца, Марк.

— Полагаю, ты получил, что хотел, — ответил Марк, подсаживая Вильгельмину в карету.

— Я только пытался получить, — сказал Джеймс. — Но она лишь рассмеялась и сказала, чтобы я приехал попозже, когда созрею.

Они смотрели, как карета скользит вниз по широкой длинной дороге.

— Как грустно, когда уезжают такие дорогие гости, — сказала тетя Гвент. — Теперь мы остались совсем одни.

— Но это было решение Тревора, — сказал Марк. — Я вовсе не приказывал Вильгельмине уезжать, несмотря на ее странную алчность и злобный язык.

— И все же мне очень, очень жаль. — Тяжело вздохнув, тетя Гвент направилась к дому.

Мэгги, насмешливо фыркнув, подошла ближе к Дукессе.

— Эта старая карга была просто ужасна. Я не доверяла ей, Дукесса Уверена, что это она ударила тебя в библиотеке и столкнула с лестницы.

— Но откуда ты знаешь, что произошло на лестнице, Мэгги?

— Что тут удивительного? Мистер Сэмпсон сказал мне. Баджи и Спирс тоже знают об этом. Мы старались не оставлять тебя одну, пока эта ведьма была здесь. Боже, как мне жаль людей, которые столкнутся с ней в Лондоне!

— Это всего лишь плод твоего воображения, — сказала Дукесса.

— Слава Богу, Дукесса, теперь все кончено, — вмешался Баджи. — Но ты кажешься мне слегка бледной. Иди в Зеленую гостиную. Я принесу тебе чай.

Мирная передышка продолжалась до полудня. В час дня, когда они сидели за ленчем, появился Спирс и объявил голосом короля, вручающего почетный приз чемпиону:

— Прибыла ваша мать, милорд.

— О Боже, — ответил Марк, опуская вилку с кусочком ростбифа. — Так рано? Хотя чему тут удивляться? Она все привыкла делать пораньше, даже родила меня рано утром и потом упрекала всю жизнь за ту боль, что я заставил ее испытать при своем появлении на свет. Сколько раз я уверял, что не имел специального намерения мучить ее, все напрасно.

Дукесса тоже поднялась. Он взял ее руку.

— Все продолжают спокойно есть. Мы с Дукессой приносим себя в жертву на алтарь сыновней любви.