Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков

Зато получена сегодня в штабе радостная телеграмма о взятии англичанами Багдада! Ура! Успехам наших союзников я радуюсь от всей души, нашим же — нет. Пламенно желаю, ч[то]б[ы] прусский милитаризм был сокрушен, но так, ч[то]б[ы] победителями оказались наши союзники, а не мы; к лицу же полицейской казенной Руси шло бы быть покалеченной для вящего ее вразумления, к чему логически ведет содружество бухарского абсолютизма с темными, нечистыми силами!

А давно ли было, когда Победоносцев[858], говорят, убеждал Александра III[859] в том, что Россия пользуется особенным благоволением провидения, и что исторические законы, управляющие жизнью других народов и стран — неприложимы к России?.. Каким вздором отзывается для меня слюнявый дифирамб нашего поэта, что-де Россию и умом-то нельзя объять, и что у нее какая-то особенная стать (не лошадиная ли над верхом государственных озорников?!), и что в нее можно только верить!..

МАРТ

1 марта. Дождит, с гор потоки. Ночью опять ожесточенная канонада; немцы атаковали на этот раз соседний наш справа 41-й корпус. Пускают убийственные газы, взрывают какие-то там горны, камуфлеты… Более или менее точные сведения о наших потерях людьми надеюсь получить сегодня-завтра; должны быть большими. Позиции свои мы будто бы в конце концов удержали и восстановили свое прежнее положение, забравши в плен всего-навсего двух немцев, и то одного из них тяжело раненного!

Вообще в штабе бравурно-хвастливого настроения победителей не замечается, стараются скрытничать и замалчивать. Без сомнения, в донесениях в армию постараются по принятому обычаю елико возможно передернуть карты в выгодную для себя сторону. Начдивы почтеннейшие Оссовский и Архипович (первому ужасно надоела батальная канитель, а второй, кроме того, и сильно устал) с нетерпением жаждут уйти из этой «грязной истории»; «комкор» же Ступин просил продлить себе отпуск для лечения в Киеве до

15 марта. Мне так понятна психология и тактика этих трех весьма уважаемых мной военачальников, не желающих портить себе в дальнейшем репутации, хотя и по независящим от них обстоятельствам, подобно тому, как опытные и хорошие врачи, оберегая свое renomé[860], всячески стараются улизнуть от безнадежного больного, ч[то]б[ы] только он не умер у них на руках! […]

Пришел секретный приказ с фронта с воззванием к солдатам, к их патриотическим чувствам по поводу того, что-де в Петрограде и др. городах внутренней Руси «проливается кровь» и т.д. Приводятся в нем сообщения о возникших забастовках и волнениях. Это обстоятельство и для высших-то чинов в передовом районе было некоторой неожиданностью, объявить же о нем солдатам значило бы подлить масла в огонь… Хотя немного, может быть, поздновато, но одумались и спохватились, что-де не ладно теперь открывать глаза воинам на совершившееся там, в тылу скверное дело, а потому решили пробить телеграфно отбой: приказу сему не давать дальше никакого движения и даже изничтожить.

Передают, что в Петрограде кровопролитие было большое — действовали славные казаки с жандармами, забастовали в нем все заводы. Так крепкая наша власть бесстрашно и мужественно идет вперед… по пути государственного разрушения! Не поздно ли уж будет, если бы теперь политика бесчестного самодержавства пошла на те уступки общественности, к[ото]рыми последняя раньше и была бы, может быть, удовлетворена. Наши благородные союзники, кажется, вправе были бы вызвать теперь к барьеру русское правительство за грубую измену их общему делу.

Мне кажется, что в настоящее время каждая даже самая маленькая вещь у нас намагничена политикой… […]

2 марта. Снеготаяние; погода слякотная. У штабных офицеров идут почти ежедневно поочередно банкеты с усиленным жратвом и возлиянием Бахусу. […] Беседовал с «наштакор» по поводу странной телеграммы с фронта с обращением к солдатам по поводу происшедших событий в Петрограде. По всему видно, что события имели грандиозный характер, что заставили так растеряться и штаб фронта, и штаб армии, ч[то]б[ы] сломать такого большого дурака посылкой столь опрометчиво-легкомысленной телеграммы. Quem Deus decipi vult — dementat![861] Телеграмму эту, могущую служить интересным историческим документом, приказано сжечь при особой комиссии!![862] С целью смягчить содержание этой знаменитой телеграммы ночью пришла новая, пояснительная, что-де убитых в Петрограде было всего лишь двое, а раненых десять человек! В связи с событиями в Петрограде стоит, очевидно, и назначение бывшего главнок[омандующ] его Юго-Западн[ым] фр[онтом] Николая Иудовича Иванова чем-то вроде диктатора, к[ото]рому должны подчиняться все министры. […]

3 марта. […] Вечером распространились между офицерством слухи, что в Петрограде образовалось Временное правительство, во главе его поставлен Родзянко[863], что rex[864] отказался от престола, Протопопов — ранен, что расстреливать мирных жителей в Петрограде войска отказались, а усердствовали в этом отношении лишь казачки наши да утирающая слезы жандармерия. 26 и 27 февраля почти все газеты, кроме рептильных, не выходили. Без крутого переворота не жду я никакого облегчения для страждущей Руси, а в ней еще так много инертных, невежественных, могущих только быть в роли слепого орудия у всякого случайного гипнотизера сгноенных вековым гнетом рабов!.. […]

4 марта. […] 11 час[ов] утра; хотел продолжать свою летопись, как, запыхавшись от радостного волнения, прибегает ко мне д-р Толченов с сообщением о происшедшем в Петрограде настоящем coup d’etat[865] — об образовании ответственного министерства, кроме того — о назначении вновь Верховным главнок[омандующ]им Николая Николаевича. Бросивши все, побежал справиться к наштакор, к[ото]рый подтвердил, что это так и есть, что ночью об этом пришла телеграмма с фронта, к[ото]рая теперь перепечатывается в тысячах экземплярах для рассылки в войска. Очевидно, что произошли в Петрограде слишком грандиозные события, позволившие схватить, наконец, за жабры rex’а[866], ч[то]б[ы] он решился на радикальный шаг. Он действительно отказался было от престола, но вследствие осложнения вопроса из-за престолонаследства ему предложили пока не рыпаться и оставаться на своем троне. Только министерский кабинет образован весь из народных избранников! Ура! Ура! Я от неожиданной радости не могу писать: дрожат руки, не нахожу себе места, ничем не могу заниматься… Весна, политическая весна для России! Теперь, думается мне, не нужны будут пулеметы в России, к[ото]рые расставлены были там по каждому участку; теперь их можно будет везти сюда на фронт, а с ними и всю неустрашимую нашу полицию! Князья Львовы[867], Милюков, Керенский[868], Мануйлов[869], Терещенко[870], Шингарев, Годнее[871], Гучков, Коновалов[872], Некрасов[873] — вот истинные наши народные министры!.. Ура!.. Ура!..

Готов кувыркаться! Все мы ходим теперь именинниками. Теперь можно сказать, что «слава Богу, у нас имеется даже парламент». Полицейски-приказной режим, постыдно сгнивши, рушился. Пролилось много крови, ч[то]б[ы] раздавить эту гнусную гадину; теперь всякий из нас будет проливать кровь уже с определенным сознанием — за матушку-родину! Rex’a[874] же — Господь с ним, пусть продолжает его охранять единственный из оставленных прежних министров — Фредерикс, мы против этого ничего не имеем. Молодежь наша за обедом смело заявляла, что-де пусть он остается, пока его не повесят! Не будет теперь правительства из разбойной банды!

Немцы сегодня утром вывесили пред нашими окопами большие плакаты, гласившие: «Всех ваших министров посадили в тюрьму и повесили!» С течением времени последовательно было бы приняться за обновление нашей военной бюрократии, представляющей собой точный слепок с только что рухнувшей гражданской власти со всеми ее замашками, навыками и язвами. Вечная память и царствие небесное недавно убиенным в Петрограде, ценой своей жизни двигавшим ответственное министерство, и да благословит Бог труды нашей новой власти, принявшей на рамена свои, скрепя сердце, тяжелое бремя — из хаоса создать в короткое время порядок. Спасибо японцам, даровавшим нам Государственную] думу, немцам же спасибо — за дарование парламентаризма!

Русь-матушка демократизируется. Интересны теперь будут газеты. Интересен вообще исторический момент. Керенский — «трудовик», к[ото]рого недавно только Протопопов[875] решил привлечь к ответственности за произнесенную им речь в Государственной] думе по 102-й ст[атье] Уголовного] уложения… Керенский теперь министр!! Какой-то сон… Темные реакционные смрадные тучи должны теперь рассеяться; черви, развившиеся в загнившем государственном организме, должны подохнуть… «яко тает воск от лица огня»…