"Кроваво-Красная" Армия. По чьей вине? - Владимир Бешанов

Горючим летные училища обеспечивались на 41,4% от потребности, соответственно и танковые ― тоже.

Трехлетний срок обучения почти во всех училищах был сокращен до двух лет, а его качество постоянно ухудшалось, в упрощении доходя до примитивизма. Вместе с расстрелянными военачальниками исчезли написанные ими учебники и наставления. С.М. Елизаров вспоминал:

«В офицерских училищах нас учили приемам «отбивания конницы справа и слева», бессмысленной шагистике. А созданных революционными полководцами учебников мы в глаза не видели».

В апреле 1940 года на заседании начальствующего состава, посвященном итогам Финской войны, был озвучен факт, великолепно характеризующий качество подготовки командных кадров: в 142–й стрелковой дивизии из начальствующего состава лишь 17% знали компас, карту и умели ходить по азимуту!

Зато в учебные планы всех военных и военно–политических училищ, курсов, военных академий, дивизионных партийных и комсомольских школ был введен специальный курс «О методах борьбы со шпионско–вредительской, диверсионной и террористической деятельностью разведок капиталистических стран и их троцкистско–бухаринской агентуры».

Широко практиковались досрочные выпуски.

За три предвоенных года военные училища наштамповали 48 тысяч красных командиров.

На 1 января 1941 года списочная численность командно–начальствующего состава армии и флота составляла 579 581 человек, в том числе в сухопутных войсках проходили службу 427 тысяч, в военно–воздушных силах ― 113 тысяч человек. Из них 7,1% имели высшее, 55,9% ― среднее, 24,6% ― ускоренное военное образование и 12,4% вообще не имели никакого военного образования.

В связи с частыми перемещениями многие офицеры перед войной исполняли свои должности непродолжительное время и не успели приобрести необходимый опыт. До половины командного состава имели практический командный стаж от 6 месяцев до одного года. Во всех округах, ввиду некомплекта 77 тысяч кадровых офицеров, 30―40% командиров среднего звена составляли офицеры запаса с недостаточной военной подготовкой.

«Наши академии, школы и курсы неправильно учили командные кадры,

― прозрел в 1944 году маршал Жуков, ―

а именно:

1) Теоретическое обучение шло явно в ущерб практическому обучению. Опыт войны показал, что только те командиры оказались хорошими командирами, которые выросли на полевой работе, а не в кабинетах…

2) Наши командиры очень плохо знали и знают технику (авиацию, артиллерию, танки и пр.).

3) Волевые качества нашего командира ― инициатива, умение взять на себя ответственность ― развиты явно недостаточно, а это пагубно сказалось в ходе войны в первый период…»

За шесть дней до германского нападения на СССР сотрудники военного атташе США в Москве составили донесение для Отдела военной разведки с анализом состояния Красной Армии, в котором, в частности, писали:

«Руководство армии состоит из необразованных и даже невежественных людей. В результате чистки 1938 г. из армии были изгнаны способные военачальники, что сделало ее сегодняшний высший командный состав в качественном отношении неполноценным.

Офицерский корпус в целом может быть охарактеризован подобным же образом, за исключением офицеров молодого возраста. Возросшее значение, придаваемое последние десять лет системе военных училищ, подняло общеобразовательный уровень среди половины офицеров молодого возраста, но в этом отношении еще предстоит сделать очень много».

Недоучившись, недолетав, недостреляв, «неправильно обученные» свежеиспеченные командиры разъезжались в строевые части принимать технику и любимый личный состав…

Советские «военные доктринеры» полагали, что отдельный красноармеец изначально превосходит любого бойца любой капиталистической державы, поскольку:

«Классовый отбор, классовый принцип воспитания армии и классовые цели войны пролетарского государства делают Красную Армию несравнимой силой в политико–моральном отношении», а наше тактическое искусство развивается «на стержне высокого политико–морального уровня, на базе подвижности, смелости и напора. Сила классового воспитания, проводимая нашей партией, является могучей силой, и притом силой только Красной Армии».

Правда, Фрунзе, кроме классового воспитания, настаивал еще и на

«максимальном умственном развитии красноармейцев»,

а Тухачевский писал о том, что

«современный боец должен быть высококультурен, должен обладать способностью к целесообразному и продуктивному использованию передовой техники».

Но откуда было взять этого «высококультурного бойца»?

Основную часть красноармейской массы по–прежнему составляли крестьяне, прошедшие школу коллективизации, пережившие раскулачивание, смертный голод 1932― 1933 годов, голодуху 1936 и 1937 годов, запуганные террором и навечно закрепленные за колхозами. «Уважаемых хлеборобов» превратили в бесправных, работающих за похлебку рабов.

Они выросли в стране, где сочинение доносов возвели в ранг высокой доблести, где наследники Павлика Морозова ― пионеры ― «дозорники» ― собирались на слеты и рассказывали, как посадили в тюрьму своих родственников за украденную с работы катушку ниток, где врачи призывали: «В деле раскрытия вредительств вызвать на соревнование ОГПУ».

«Пусть знает товарищ Ежов, что чекисты Наркомвнудела ― это не только те, кто работает в карательных отрядах, но и миллионы трудящихся, научившихся большевистской бдительности, научившихся разоблачать врагов народа и составляющих резервы НКВД»,

― писала «Правда» от 21 декабря 1937 года.

С точки зрения иностранцев, счастливые советские колхозники были низведены до скотского состояния. Вот пример любопытной ситуации. При насильственном вхождении прибалтийских стран в состав Советского Союза часть прибалтов, зараженная «бациллами коммунизма», активно этому способствовала: встречала с цветами «освободителей», выискивала классовых врагов, помогала НКВД в деле проведения депортаций и других социалистических преобразований. Летом 1941 года они успели сбежать, их семьи были отправлены в глубокий тыл. Не в заполярный концлагерь, а в обыкновенные райцентры и деревни: поправить пошатнувшиеся нервы. Оказавшись на «интернациональной родине», они испытали новое потрясение:

«Уважаемый товарищ Маленков. На XVIII конференции партии Вы беспощадно раскрыли недостатки в промышленной жизни. Такое же беспощадное отношение нужно сделать насчет колхозной жизни. Если Вы, тов. Маленков, пожили бы в таком колхозе, в каком мне приходится жить, у вас, наверное, волосы встали бы дыбом ― вместо настоящего социалистического хозяйства получилось какое–то уродство. Крестьянская масса живет в большой бедноте (главное пропитание ― хлеб с водой, да и то не хватает) из–за неряшливости, и можно сказать, преступного руководства. Скажу Вам правду ― в фашистской Латвии рабочие жили в гораздо лучших условиях, чем здешние колхозники. Мы, приехавшие латыши, активные работники за советскую власть в Латвийской ССР, были до того глубоко разочарованы, что наша вера в жизнеспособность социалистического строя получила значительный ушиб… Ведь здесь, в Горьковской области, земля плодородная, и при правильном руководстве доходность можно вполне удесятерить. Нечего ссылаться на недороды ― культура таких не знает… Разве это не кричащий факт, что колхозники в течение больше десяти лет существования колхозов не добились больше 1 килограмма хлеба на трудодень? И внешний вид нашей деревни такой, что люди ее готовятся к гибели, нежели к жизни».

Вот такие идеалы и такую повседневную практику «на стальных штыках и ворошиловских залпах» они собирались принести народам Европы? «Освободители» под присмотром вертухаев?

(Вспоминаю, как при проходе советских кораблей через Черноморские проливы под руководством замполитов организовывали «вахту бдительности»: матросов загоняли в кубрики и на боевые посты, а по периметру верхней палубы выставляли офицеров и мичманов с автоматами, дабы никто не сбежал из нашего социалистического рая ― до турецкого берега местами всего сотня метров; а было это в 1989 году.)

Реальные успехи большевиков в деле «культурной революции» были сильно преувеличены. При переписи населения в 1937 году выяснилось, что даже среди молодежи 18―19 лет было 8,5% безграмотных, среди тридцатилетних грамотным был каждый четвертый.

Весной 1936 года командующий Белорусским ВО командарм Уборевич докладывал:

«Каждый призыв бойцов из деревни приносит к нам в казармы 35 малограмотных на сотню. Но эти «малограмотные», по сути дела, люди совершенно безграмотные: еле пишут фамилию и в час прочтут две страницы. Это люди, которые не знают, кто такой Сталин, кто такой Гитлер, где запад, где восток, что такое социализм.