Ничейная магия - Ирина Ростова

Убираться восвояси, впрочем, Мист и Торрен и после этого не торопились: Университет все еще проходил под грифом серой напасти, так что было решено немного повременить с торжественным возвращением и пересидеть тревожные времена в трактире ненароком умиротворенного Сарэна. Вернее, пересиживала Мист — а Торрен, пользуясь новеньким ореолом народного героя, активно догуливал несколько дней подряд, выполняя заявленную программу “отдыхать”, пока у Мист не было возможности плотно засадить его за учебу.

— И где ты был? — Мист неприязненно покосилась на плюхнувшегося за стол Торрена поверх кипы бумаг. — Я уж думала, тебя пора искать вместе с Вилем!

Парень поскреб в затылке, пытаясь сообразить, как бы потактичнее и без лишних подробностей проинформировать подругу относительно обстоятельств своей в отдельных смыслах бурной личной жизни. Думал он так долго, что Мист надоело на него смотреть, благо, картина была знакомая донельзя, и она снова уткнулась в свои записи.

— Понятно, это что-то такое чисто для парней, чего мне знать не следует и не хочется.

— Точно, — обрадовался Торрен. — Как хорошо, что ты такая умная!

— Если мы такие умные, то чего же мы такие бедные, — вздохнула девушка.

— Так это…. гений должен быть голодным, — не растерялся парень.

— Это касается только творцов, — меланхолично отозвалась Мист. — Но не ученых.

— Это еще почему?

— Потому что творцу действительно идут на пользу экстремальные ситуации, голод, холод и прочие экстремумы, гормоны плещутся, эмоции переливаются через край, и все эти казусы выплескиваются в творчество, потому что для творцов это способ обработки информации и борьбы со стрессом. При этом, для ученого такие ситуации губительны, потому что он-то думает не спинным мозгом, а головой! И голова должна быть ясной. То есть, можно, конечно написать гениальный текст или музыку, страдая от голода и житейских неурядиц, но вот любые аналитические выводы будут окрашены, гм, обстоятельствами.

— Это ты все сложно сказала, — пожаловался Торрен. — Но очень умно! Наверное, ты сытая.

— Завидовать нехорошо, — наставительно ответила Мист и подвинула к нему тарелку с пирожками, до того скрытую в бастионе книг. — В целом, эта моя гипотеза прекрасно объясняет прискорбное состояние науки в большинстве известных мне стран… при большом количестве исключительно талантливых, умных людей.

Торрен скучающе покивал, и Мист, понимая, что мечет бисер перед свиньями, махнула на него рукой.

— Пирожки лучше ешь, а то я сама справлюсь, потому что ученый должен быть сытым.

— Ага, — сказал Торрен и некоторое время следовал завету “жуй, а не болтай”, но потом все-таки не выдержал. — Мист? Ну ты же, вроде, девица, да?

— Чего-чего? — не поняла Мист, снова подняв на него сердитый взгляд.

— Женского пола особь, человеческого вида, — торопливо объяснил парень, почуяв неладное не иначе как своей многомудрой задницей.

— Ну, разве что, человеческого, — смилостивилась Мист. — Ты спросить что хотел, или просто так проверяешь, на всякий случай?

— Да. Вроде того. Так вот, как думаешь, я такой ей, “эй, красотка, я не святой, но мои руки тоже творят чудеса, хочешь — покажу?”, а она меня — по морде. Это, вообще, как?

— Как-как, по морде, — невозмутимо ответила Мист. — Неужели ничего умнее не придумал?

— Ну…. — Торрен задумчиво почесал щетину. — “Красотка, твой папа, случаем, не дознаватель, а то я что-то уже весь трепещу” мне показалось не так здорово.

Во взгляде Мист явно читалось критическое отношение в целом к вероятности размножения подобных идиотов, но она проявила такт и сказала:

— Первая версия, правда, лучше, и если не придумаешь другой подкат, лучше выбери другую девушку, вот и все. С кем-нибудь да прокатит.

— Э? Думаешь?

— Ну раньше, судя по слухам, срабатывало.

Торрен погрустнел и взял ближайший исписанный листочек в руки, крутя его так и эдак, пока Мист не отняла.

— Это Виль обычно придумывал все, — вздохнул он и сменил тему. — Слушай, а чего ты-то делаешь? Неужели, глядь его, фольклор местный недоизучала?

— Конечно, нет! — укоризненно ответила Мист и для острастки потыкала в не прошитые листы перед собой, где делала пометки карандашом. — Вот тут есть материал еще в твою работу добавить, между прочим! Потом, как в Университет вернемся, перепишешь.

Торрен, уже разок переписавший свою нетленку с нуля после критики Мист, картинно застонал.

— Да у меня и так там уже все хорошо!

Мист привстала, сгребла со стола самый тяжелый предмет — Багровую Книгу в обложке “Эльфийской радуги” — и смачно треснула приятеля по голове.

— Все понял?

Торрен потер голову и обиженно на нее посмотрел.

— Прямо таки мозги на место встали, — с сарказмом сказал он.

— О, так они у тебя есть, — деланно восхитилась Мист.

— Есть, — страдальчески ответил Торрен. — И теперь они болят.

— Там нечему болеть, в мозге нет нервных окончаний.

— Это я тебе скажу, когда ты опять будешь ныть за головную боль.

— Зануда, — с удовольствием сказала Мист.

— Ага. И теперь, когда ты это выяснила, что во-вторых?

— Во-вторых, я ищу по “Радуге” и Книге упоминания про эльфийский пантеон.

— Зачем?

— Я же говорила, что точно помню, что у них была богиня света и сна, видений и иллюзий, но звали ее Дилинга, да?

— Ага, — осторожно согласился Торрен, который, конечно, уже все забыл.

— И бог охоты и памяти, Деанор, проводник умерших.

— Это ты меня уже теряешь.

— И богиня Меката, которая олицетворяла холод и смерть.

— И что?

— Деанор ассоциируется с ветром, — торжествующе сказала Мист. — Бог охотник, бог ветра, направляющий стрелы!

— Ии? — потянул парень, старательно симулируя заинтересованность.

— А то, что здесь мы сначала прошли через место, созданное из света, потом ветреное плато…а потом через холод и снег! Если сложить это с тем фактом, что, вроде как, эльфийские боги обладали своими, гм, доменами, из которых никогда не выходили, и являли себя в мире только энергетически, мы, получается, были там!

— В гостях у демонов эльфийских людоедов? — ужаснулся Торрен, до которого дошло.

— В гостях у сказки! В доменах богов, Тор — очень тихо, но возбужденно сказала Мист. — Да там никто, наверное, не бывал!

— Но дохлый Сарэн какие-то другие имена называл?

— Это меня, как раз, не удивляет, — лицо Мист приобрело самое что ни на есть профессорское выражение. — Помнишь, что говорил эр-Эландиль? Записи — это больше людская привычка, нас, тех, у кого короткая жизнь и короткая память. А эльфы, эолен, не забывают, поэтому им не очень нужны письменные тексты, разве что, для совсем сложных вещей. Поэтому в тех источниках, которые нам достались, могут быть, например, просто титулы, а не имена.

— Но, — Торрен наморщил лоб. —