Виктор Цой - Александр Житинский

Не то чтобы хлопнуть по плечу – я этого не могу и не хочу, а просто вызывал симпатии своим поведением. И это случилось буквально за эти три-четыре встречи. Так что я сказал „да“ даже не группе „Кино“, а Цою. И Цою не суперзвезде, а человеку.

Поразительно, что мы познакомились с Витиным отцом только недавно, 17 октября 2007 года, на телепрограмме. И я лишний раз убедился, с ним общаясь, что Витя был в отца. Тот же момент стеснительности, зажатости, что ли. В апреле 1989 года мы были на гастролях в Волгограде. Гастроли эти переносились, потому что мы поехали на фестиваль в Ле Бурже. И первый концерт – а Густав у нас был не очень управляемый человек, слишком художник, особенно в поведении, короче говоря, он перепутал рейсы – и на дневном концерте его нет. В группе всего четыре человека – и нет барабанщика! Что делать? Даже организатор говорит: можем перенести. Витя говорит: нет, будем работать, уже один раз переносили и подводить людей нельзя.

Затемнили просто то место, где должен присутствовать Густав, и они играли без барабанщика концерт и практически никто – один человек пришел, спросил, где барабанщик – этого не заметил. Настолько была велика магия Цоя!

Звук-то живой, на сцене из четверых трое, и ни возмущения, ничего! Спросили потом, мы сказали, что заболел барабанщик. Разве что Цой тут же поменял программу, было больше его сольных номеров, акустики, и втроем сыграли. Это вот про его высокие манеры и уважение к зрителю.

Витя, когда ушел от Марьяны, ушел в никуда, просто в город, жить ему было негде, и первое, о чем он меня попросил, это снять ему квартиру. В 88-м году он перебивался то у Густава, то на гастролях, а в 89-м я снял ему однокомнатную квартиру на проспекте Мориса Тореза. Единственным минусом этой квартиры было, что недалеко была школа. А Цой очень шифровался. Хозяйка, пожилая женщина, сказала кому-то из родственников, что сдает какому-то Цою, так там за голову схватились, приходили под каким-то предлогом посмотреть на живого Цоя.

По этому поводу мне даже вспомнился чей-то афоризм, что самые лучшие цветы не те, что вручают, а те, которые оставляют. Когда бы он ни выходил из этой квартиры, у дверей всегда лежали цветы.

Есть такое выражение: хороший человек – не профессия. Неправда, это профессия. Я повторюсь, у меня два таких человека, вне конкуренции: это Витя, даже если бы я с ним не работал, и Булат Окуджава. И у меня так получилось в жизни, это мистика, но я проводил последний в жизни концерт Сережи Курехина. И я проводил последний концерт Окуджавы. Вот такие совпадения. И я тоже не очень хорошо знал человека, но меня попросили ДДТ-шники: вот, у нас база, Дворец культуры железнодорожников, надо сделать что-то такое, чтобы в городе опять о нем вспомнили. И я предложил сделать концерт Окуджавы. Я полгода его готовил, и когда он все-таки приехал, согласился, хотя был уже очень пожилой человек – он мне афишу подарил и фотографию с надписью „Юре от гитариста Окуджавы“. Это он так себя называл с иронией. И потом мне Оля, его жена, сказала, что „мы приехали только из-за вас“, в том смысле, что я так этого хотел и просил, но не так, как просят другие.

Помню, в „Октябрьской“ я их поселил, а он „не уходите, не уходите!“ – и приносил мне чай, а я просто от стыда сгорал. Мне было так неловко! Еще и потому, что он сильно старше. И вот я думаю, что Цой, как человек очень тонкий, уловил это мое уважительное отношение к старшим, потому что для корейцев и вообще для восточных людей это архиважно.

И вот еще момент хороший по поводу немногословности Цоя – это не совсем так. Вот те же гастроли в Волгограде, апрель 89-го, мне звонит – я запомнил эту девушку – Аня Гончарова. „Гамлет рока“, называлась ее статья, в комсомольской газете, она есть у меня в домашнем архиве. И вот она мне позвонила, что я очень хотела бы взять интервью у Цоя, когда вы будете в Волгограде. А звонок был где-то за месяц.

Потом, когда мы уже встретились, она оказалась и красивой и очень воспитанной девушкой, она объяснила мне, что вот Цой – я его очень уважаю, я не фанатка, но уважаю этого красивого и талантливого человека. И вот она мне по телефону наговорила вопросы. Потом я показал эти вопросы Цою, он очень удивился, потому что все время гастроли, а человек дозвонился, раньше ведь ни электронки, ни мобильных, так что была целая проблема найти. И когда мы приехали в Волгоград во Дворец спорта, она пришла, нас нашла, вот, я та самая Гончарова, а я сказал ей по телефону, какие вопросы были бы нежелательны – семейные прежде всего, женат – не женат. И факт тот, что они общались около часа вдвоем. Она потом говорила: так интересно, я слышала, что он немногословен, но я этого не заметила. Видно, нашла подход. Отчасти еще и внешность – она была очень симпатичная. Но в первую очередь, я думаю, то, что она к нему обращалась очень уважительно. Ну что он – молодой пацан, двадцать семь лет, ей лет двадцать пять было, почти ровесники, но он очень ценил такой момент аккуратности, сдержанности…

Моя первая поездка с группой „Кино“ вообще и в Москву в частности была на концерт памяти Башлачева, в ноябре это было, во Дворце спорта „Лужники“.

А за ним состоялась там же серия концертов и среди них первый официальный сольный концерт „Кино“. И на этом концерте был сидячий партер. Ближе к окончанию концерта люди встали и пошли к сцене. Началась давка: задние напирают, передним некуда деться, стулья, естественно, поломали…

Кончилось тем, что директор Дворца спорта, женщина, остановила концерт, электричество вырубили. И она попросила Цоя обратиться к публике. Цой отказался.

Пришлось мне, как это ни смешно, „дипломатом“ выходить к микрофону и успокаивать публику.

Снова дали свет, включили аппаратуру.

Витя начал петь – началось все то же самое, и концерт снова остановили.

Нас вызвало начальство – приехавший милицейский генерал, что меня очень удивило. Что за безобразие творится?!

А чин пониже, полковник, был очень растерян, потому что не понимал, почему это все творится. Музыканты просто стоят, и один из них поет, ничем не провоцируют, ни прыжков, ни дыма, ни световых эффектов. Никто специально публику не заводит.

И тогда решили, учитывая, что завтра будет концерт „Алисы“, стулья из партера убрать.

Так благодаря группе „Кино“ рок-концерты лишились сидячего партера.

Потом, в конце серии, был последний сборный концерт, и группа „Кино“, как негласный лидер, заканчивала этот концерт. Там было четыре супергруппы: „Машина времени“, „ДДТ“, „Алиса“, „Кино“, насчет Гребенщикова не помню, и все молчаливо согласились, что „Кино“ закрывает.

Витя должен был исполнить три песни. Исполнил две – и опять началось то же самое, хотя уже не было сидячего партера. Опять все надвинулись на сцену, и концерт закончили преждевременно».