Торговец отражений - Мария Валерьева

мифы. Вспомните времена, когда они объясняли мир. Вспомните, как древние греки объясняли грозу или дождь, что они говорили о смерти и жизни. Вспомните Урана, пожиравшего своих детей. Вспомните Лету, что дает забвение всему живущему. Вспомните громовержца Зевса. Вспомните стрелы Амура. Вспомните, как просто было объяснить мир, когда все давали боги, ибо все исходило от них, и жизнь, и смерть, и погода. Почувствуйте, уважаемые студенты, что окружает нас сейчас? Обернитесь. Разве это не миф? Разве мы не перестали задавать вопросы?

Никто не спешил отвечать, но студенты уже не могли не обращать внимания на ставший громче голос профессора.

Френсис, не дождавшись, ответил сам:

— Мы задыхаемся от новостей и телевидения, мы существуем в вакууме интернета и лжи. Мы — мухи в паутине. Мы жертвы самих себя.

— Пауки паукоеды, — хмыкнул Осборн.

— Представьте, уважаемые студенты, — продолжал Френсис, — мы видим объявление в газете и верим ему. Мы не пытаемся опровергнуть, мы не пытаемся найти собственной правды, потому что принимаем все как должное. Мы смотрим новости и не задумываемся, что нам могут лгать.

— Вы не верите новостям? — спросил неизвестный студент.

— Я не верю даже себе, уважаемый студент. — Кто-то из учащихся хохотал. Френсис продолжил. — Позвольте, разве не стоит задавать себе вопросов? Разве мы — не величайшая загадка?

Он хотел было отдышаться, но, будто бы почувствовав, что его словам медленно начинали внимать, решил не тратить время.

— Мы привыкли не нагружать мозг. Мы решили, что жить и задавать вопросы сложно, поэтому мы верим всему, что нам говорят. Мы живем под гнетом устоявшихся ценностей и целей, но не пытаемся подумать, почему так живем. Хотим ли мы на самом деле что-то или это что-то навязано нам извне?

Профессор Френсис разгорячился, оторвался от стола и начал медленно расхаживать туда-сюда, заложив руки за спину и чуть согнувшись. Блики света плясали разбуженными бабочками вокруг него.

— Часто ли мы смотрим телевизор и полагаем, что слова, сказанные нам с экрана, имеют ценность? Как часто мы открываем статью в интернете и верим ей? Как часто мы задаем вопрос себе, а не другим? Почему мы так волнуемся за чужое восприятие, не обращая внимания на собственное? Уважаемые студенты, мы привыкли верить всем вокруг, кроме себя. Даже когда нам хочется задуматься, мы отвергаем эту возможность. Мы перестали сомневаться. Наше философское понимание мира стремится к нулю, мы не думаем о жизни, а проживаем ее. Мы не воспринимаем жизнь, а забираем ее. А если бы мы задавали вопросы? Если бы мы почувствовали внутренний порыв томящейся в клетке души, которой так хочется жить, а не существовать? Если бы мы слышали себя, а не других…

— Вот это его понесло, — прошептал Осборн и улыбнулся. Он даже перестал писать, а слушал, подперев подбородок ладонью.

Грейс обернулась. Тех, кто слушал, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Увлеченность Осборна показалась ей произведением искусства.

Профессор остановился на краю ступеньки. Покрасневший, с блестящими глазами. Он ожил после глубокого сна. Как куколка, расправившая крылья и обратившаяся бабочкой. Ей осталось совсем немного. Нужно извлечь всю возможную пользу.

— Кто есть философ? Кто есть гигант мысли? Это тот, кто понимает, что мир — это сплошная философия. Жизнь — это вечный вопрос, у которого нет ответа. Жизнь — вечный поиск смысла, который никогда не обернется успехом. Смысл — это эфемерное нечто, которого никогда не достигнуть. Те крупицы человечества, которые ищут смыслы и образуют новые ценности, становятся гениями мысли и мессиями мировых замыслов. Люди, умеющие отвергать мифологию и обращаться к философии, отвергающие заведомо объясненное и старающиеся сделать самостоятельные выводы, правят миром. Задумывались ли вы когда-то об этом? Задумывались ли о том, почему помнят одних правителей, а других забывают? Потому что первые строили мир с нуля! Они рушили и возводили. Они создавали реальность самостоятельно.

Он дошел до другого края, остановился и посмотрел на аудиторию. Студенты молчали. Кажется, даже были удивлены, но не вдохновлены, а скорее обрадованы, словно увидели занимательную зверюшку в зоопарке, над которой можно посмеяться.

Профессор поник. Он, наверное, ожидал встретить хотя бы одну пару засверкавших глаз, но не нашел ни одной. Специально смотрел выборочно, не на всех. Смотрел бы на всех, обрадовался бы.

— Так, о чем это я? — вспомнил он, почесал нос и медленно, снова скрючившись, отошел к столу. — Ах, да, мы же о Ницше. — Он вздохнул, оперся о стол руками и продолжил. — Ницше говорит нам о том, что Бог, держатель ценностей, их создатель и гарант их соблюдения. Смерть Бога — это смерть ценностей. Новый человек — творец их.

— А как может умереть тот, кого нет? — спросил кто-то.

— Уважаемый студент, мы здесь не говорим о вере, потому что ваше неосторожное слово может ранить другого человека.

— А это моя новая ценность! — заявил он же.

— Чтобы вякать что-то о том, чего не знаешь, подумай сначала, сколько людей погибло, чтобы ты сейчас мог выдавать чужое мнение из интернета за свое, — рявкнула Сабрина Сноу.

Аудитория замолчала.

— А ты заступница религии?

— А ты заступник собственного невежества? — спросила Сабрина. — Человеческая сила в глупости? Неужели жизнь не научила тебя молчать хотя бы иногда? Продолжайте, профессор Френсис. Извините, что перебила.

— Вот же овечка дает! — прошептал Осборн, а потом снова вернулся к словарям.

Грейс обернулась, посмотрела на говорившего. Луис Клэм, мальчик вне погоды. Мог ли он отморозить ноги в снегу или получить солнечный удар от хождения в шапке в жару?

— Б-благодарю, мисс Сноу. Но впредь не ругайтесь на других студентов. Мисс Сноу… мисс Сноу права. Ведь, уважаемый студент, любая неосознанная мысль может стать оружием в руках несведущего. Добродетель без мудрости неизбежно творит зло. А вы, уважаемый студент, пожалуйста, очень вас прошу, запомните: чтобы создавать свои ценности, нужно избавиться от чужих, освободиться, — пояснил профессор Френсис, покашливая. — Поэтому здесь нам стоит вновь вспомнить теорию Фридриха Ницше о… Ах, нет же. Сначала мы вспомним… я напомню вам о морали.

Время неумолимо текло. Век бабочки короток. Очень короток.

Смешки, зевки и болтовня докучали. Грустно наблюдать за тем, как попытки одного человека научить чему-то другого пресекаются лишь из-за того,