Американские боги (пер. А.А.Комаринец) - Neil Gaiman

Он обнаружил, что пока идет, ему не надо думать, а именно этого ему и хотелось. Когда он задумывался, мысли его уносились туда, где уже трудно было удержать их в узде, туда, где ему было не по себе. Лучшее средство от этого – усталость. Когда он уставал, то не возвращался мыслями к Лоре, или к странным снам, или к тому, чего не было и не могло быть. Приходя домой с прогулки, он без труда засыпал и снов не видел.

В «Парикмахерской Джорджа» на городской площади он столкнулся с шефом полиции Чадом Муллиганом. Тень всегда питал большие надежды на стрижку, но та никогда не оправдывала его ожиданий. Всякий раз, отсидев свое в кресле, он выглядел более-менее прежним, только волосы становились короче. Чад, сидевший в кресле парикмахера рядом с Тенью, был странно озабочен собственной внешностью. Когда Джордж с ним покончил, он мрачно уставился на свое отражение, словно собирался выписать ему штраф за превышение скорости.

– Хорошо выглядишь, – сказал ему Тень.

– Будь ты женщиной, ты бы так же подумал?

– Наверное.

Они вместе перешли через площадь к Мейбл, где заказали по чашке горячего шоколада.

– Слушай, Майк, – сказал Чад. – Ты никогда не думал о карьере в правоохранительных органах?

Тень пожал плечами:

– По правде сказать, нет. Похоже, тут нужно знать чертову прорву всего.

Чад покачал головой:

– Знаешь, по большей части полицейская работа заключается в том, чтобы сохранять спокойствие. Когда что-то случается, когда кто-то на тебя кричит, вопит без особой на то причины, просто нужно уметь сказать, мол, вы уверены, что произошла ошибка, и вы во всем разберетесь, если только он или она спокойно выйдет с вами на улицу. И нужно уметь сказать это так, чтобы все поняли, что вы говорите серьезно.

– А потом просто разбираешься?

– В основном тогда и приходится надевать наручники. А так, да, ты просто во всем разбираешься. Дай мне знать, если тебе понадобится работа. У нас есть вакансии.

– Буду иметь в виду, если дело с дядей не выйдет.

Они мирно попивали горячий шоколад.

– Слушай, Майк, – снова начал Муллиган, – что бы ты сделал, будь у тебя кузина? Скажем, вдова. И если бы она начала вдруг тебе звонить?

– То есть как?

– По телефону. По межгороду. Она живет в другом штате. – Он покраснел. – Я видел ее в прошлом году на семейной свадьбе. Тогда она была еще замужем, то есть ее муж был еще жив, и к тому же она член семьи. Не двоюродная сестра. Дальняя родственница.

– Ты на нее запал?

Снова румянец.

– Ну, не знаю.

– Тогда скажем иначе. Она на тебя запала?

– Ну, она сказала пару фраз, когда звонила. Она очень представительная женщина.

– Ну и… что ты собираешься делать?

– Я мог бы пригласить ее сюда. Ведь мог бы, правда? Она все равно что сказала, что ей хотелось бы приехать.

– Вы оба взрослые люди. Я бы сказал: валяй.

Чад кивнул, покраснел и снова кивнул.

Телефон в квартире Тени молчал. Он не мог придумать, кому бы ему хотелось позвонить. Однажды поздно ночью он поднял трубку и прислушался. Ему показалось, нет, он был уверен, что слышит, как дует ветер и как переговаривается кто-то, но настолько тихо, что слов было не разобрать.

– Алло? – сказал он. – Кто это?

Но ответа не было, только внезапная тишина, а потом отдаленный смех, такой далекий, что он не был уверен, не послышалось ли ему.

В следующие три недели Тень много путешествовал со Средой.

Он сидел на кухне коттеджа на Род-Айленде и слушал, как Среда в темной комнате спорит с женщиной, которая отказывалась встать с постели и не позволяла Тени или Среде поглядеть на ее лицо. В холодильнике лежал полиэтиленовый пакет, набитый сверчками, и еще один – с трупиками мышат.

В рок-клубе в Сиэтле Тень видел, как Среда, перекрывая музыку, приветствует молодую женщину с короткими рыжими волосами и спиралями синих татуировок на руках. Разговор, похоже, прошел отлично, поскольку из клуба Среда вышел, радостно ухмыляясь.

Пять дней спустя Тень ждал в арендованной машине, когда Среда, хмурясь, вышел из вестибюля офисного здания в Дакоте. Сев в машину, Среда с силой хлопнул дверцей и некоторое время молча сидел, красный от гнева.

– Поезжай, – буркнул он, а потом прибавил: – Чертовы албанцы. Как будто кому-то есть до них дело.

А еще через три дня они полетели в Боулдер-Сити на приятный ленч с пятью юными японками. Разговор состоял из сплошных комплиментов и вежливых фраз, и, уходя, Тень так и не смог понять, было ли что-то решено. А вот Среда, казалось, был вполне доволен.

Тень начал предвкушать возвращение в Приозерье. Там его ждали мир и тепло общения, которые он научился ценить.

Каждое утро, если он не путешествовал со Средой, он приезжал через мост на городскую площадь. Он покупал у Мейбл два завертыша: один ел прямо здесь, запивая его кофе. Если кто-то оставлял на столе газету, Тень ее пролистывал, хотя его не настолько интересовали новости, чтобы покупать ее самому.

Второй завертыш в бумажном пакете он убирал в карман и ел его вместо ленча.

Однажды утром, когда он, сидя у стойки, листал «Юэсэй тудей», Мейбл сказала:

– Эй, Майк, куда ты сегодня пойдешь?

Небо было бледно-голубым. После утреннего тумана деревья стояли, одетые изморозью.

– Не знаю, – ответил Тень. – Может быть, снова пройду Целинный маршрут.

Она долила ему кофе.

– Ты уже ходил на восток по окружному шоссе Q? В тех местах довольно красиво. Там есть шоссе, которое начинается от магазина ковров на Двадцатой авеню.

– Нет, никогда не ходил.

– Ну, – повторила она, – там довольно красиво.

Там было поразительно красиво. Оставив машину на краю города, Тень пошел по обочине, вьющаяся лента узкого шоссе петляла среди холмов на востоке. Холмы поросли безлистными зимой кленами, белыми, как кости, березами, темными елями и красноватыми соснами.

Несколько десятков метров вровень с ним вдоль дороги кралась маленькая темная кошка. Она была цвета придорожной грязи, но с белыми лапками. Когда Тень подошел к ней, кошка не убежала.

– Привет, кошка, – общительно сказал Тень.

Склонив голову на сторону, та посмотрела на него изумрудными глазами, а потом вдруг зашипела – не на него, а на что-то на обочине дороги, на что-то, чего ему не было видно.

– Все хорошо, – попытался успокоить ее Тень, но кошка решительно пересекла шоссе и скрылась в поле прошлогодней несжатой кукурузы.

За следующим поворотом Тень вышел к крохотному кладбищу. Надгробные памятники выветрились, хотя к нескольким были прислонены венки и букеты живых цветов. Вокруг кладбища не было стены, только высаженные по краю низкие шелковицы клонились под грузом снега и льда. Обойдя обледенелые наносы и ледяную кашу, Тень подошел к двум каменным столбам у входа на кладбище, впрочем, ворот между ними не было.

Бродя по кладбищу, он рассматривал надгробия. Надписей с датами после 1969 года тут не было. Стряхнув снег с устойчивого на вид гранитного ангела, он прислонился к нему и, достав из кармана бумажный пакет, вынул из него завертыш. Отломил верхушку: в нос ему ударил слабый аромат начинки, оттененный морозным воздухом. Пахло восхитительно. Он откусил кусок.

За спиной у него хрустнула ветка. На мгновение он решил, что это, наверное, вернулась кошка, но потом уловил аромат духов, а под ним – запах чего-то гнилого.

– Пожалуйста, не смотри на меня, – попросила она.

– Здравствуй, Лора, – сказал Тень.

– Здравствуй, Щенок, – ответила она после заминки, и Тени показалось, что голос у нее немного испуганный. Он отломил кусок завертыша.

– Хочешь?

Теперь она стояла прямо за ним.

– Нет. Лучше сам съешь. Я пищу больше не ем.

Он откусил еще. Вкусно.

– Я хочу на тебя посмотреть.

– Тебе это не понравится.

– Пожалуйста.

Она вышла из-за каменного ангела. Тень поглядел на нее в дневном свете. Кое-что изменилось, а кое-что осталось прежним. Глаза у нее не изменились, и надежда в кривоватой улыбке тоже. Она была совершенно и очевидно мертва. Доев пирог, Тень ссыпал крошки в бумажный пакет, который, свернув, убрал в карман.

После дней, проведенных в каирской похоронной конторе, ему почему-то было легче находиться с ней рядом. Он не знал, что ей сказать.

Ее холодная рука нашла его, и он нежно сжал ее пальцы. Ему было страшно, и этот страх родился из самой нормальности происходящего. Ему было так хорошо и спокойно с ней, что он готов был стоять так вечно.

– Я по тебе скучаю, – признался он.

– Я здесь.

– Вот когда я больше всего по тебе скучаю. Когда ты здесь. Когда тебя нет, когда ты просто призрак из прошлого или сон об иной жизни, все как-то проще.

Она сжала его пальцы.

– Как смерть?

– Трудно, – ответила она. – Все тянется и тянется.

Она склонила голову ему на плечо, и он едва не расплакался.