«Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира - Джордж Фридман

Современная Европа становится все более светской. Регулярное посещение храмов различных религий и верований становится редким явлением во всех странах. Опросы показывают, что европейцы относятся к религии все более или более индифферентно, иногда даже враждебно. Перед Второй мировой войной евреи были частью этого секуляризма, это не является более предметом какого-либо спора. Мусульмане, напротив, очень религиозны. Возможно, такое утверждение не носит универсальный характер, но оно истинно в достаточной мере, чтобы считать мусульманские общины в какой-то мере оппозицией секуляризации Европы. Франция, например, запретила ношение хиджаба мусульманскими женщинами в общественных местах. Запрет объяснялся мерами безопасности, но мусульмане восприняли это как попытку контроля за публичным выражением своей религиозной принадлежности.

Проблема мусульманской миграции не сводится только к волнам переселенцев на север через Средиземное море. В Великобританию прибывают пакистанцы, в Голландию — индонезийцы. Жителям бывших европейских колоний было дано право эмигрировать в бывшую метрополию сразу после получения колониями независимости. Это означает, что те европейские страны, которые ранее имели колониальные империи, подвержены специфическим типам миграции в дополнение к чисто экономической миграции, которую в свое время поощряла Германия.

Суммируя все сказанное, можно утверждать, что в последние годы европейские общества претерпели значительные изменения своего внутреннего устройства. Открытая дифференциация населения по культурным и религиозным признакам, которая отчетливо проявляется в одежде и манере поведения, привела к серьезной дестабилизации отдельных городов и даже стран. Причем степень дестабилизации даже непропорционально велика, если учесть количество переселенцев. Иммигранты требовались во время послевоенного восстановления и экспансии. Но практика показала, что они в большинстве своем не интегрировались в общество. Во-первых, сами эти общества были не готовы принять их в свои ряды. А во-вторых, мусульмане хотели остаться обособленными группами для сохранения своей культуры и образа жизни. Они приехали в Европу ради денег, на заработки, но не для того, чтобы изменить свою жизнь. Им требовалась работа, а не участие в жизни общества.

Два фактора усугубляют проблему. Первым является терроризм. Европа не испытала террористических атак, сравнимых по масштабу с одиннадцатым сентября, но крупные теракты в Британии и Испании имели место. Нельзя забывать и прецедент с датским карикатуристом, чьи изображения пророка Мухаммеда в 2006 году были восприняты как оскорбление всей религии. На него совершались покушения, проходили многотысячные демонстрации против него и т. п. В некоторых странах появилось и начало шириться ощущение того, что рост мусульманских диаспор в них требует пересмотра базисных принципов свободы самовыражения, характерных для культур этих стран. Премьер-министр Дании Расмуссен назвал все это самым опасным кризисом, с которым страна столкнулась после окончания Второй мировой войны. Скорее всего, это было преувеличением, но четко отразило уровень обеспокоенности в то время.

Вторым фактором стал финансовый кризис. До 2008 года Европа нуждалась в рабочих руках, поэтому была готова терпеть постоянные «эксцентричные» выходки иммигрантов. Низкая безработица означала, что хоть европейцы и ощущали угрозу своей культуре, исходящую от мигрантов, но с точки зрения своего материально-экономического положения особых рисков не наблюдалось. После того как разразился кризис и в разы выросла безработица, мусульмане стали представлять не только культурную, но и экономическую угрозу коренному населению. Это привело к резкому росту антиисламских настроений, особенно в странах с самой большой концентрацией мусульман хотя бы в их отдельных областях. И, что самое главное, — в странах, которые оказались затронуты кризисом в большей степени и испытывали наибольшие экономические трудности. Далеко не всегда и не везде эти настроения принимали расистскую окраску, но они явно создавали общественную напряженность.

В то время как антиисламские настроения распространялись по Европе, антиевропейские чувства появлялись в мусульманских общинах. По Парижу прокатились массовые беспорядки французских мусульман в знак протеста против того, как с ними обращаются. Их причина носила социальный характер: напряженность в обществе из-за большого числа иностранцев, неважно, имеющих ли местное гражданство или нет — они все чужаки. В странах же Южной Европы антииммигрантские и антиисламские настроения наложились на более тяжелые (чем в североевропейских странах) последствия социально-экономического кризиса, что только усугубило все кризисные явления. Население Марселя и Барселоны почти на одну треть состоит из мусульман. Конечно, это крайние случаи, но одновременно эти города находятся в тех регионах, по которым экономический спад ударил больнее всего. По мере ликвидации все большего числа рабочих мест коренное местное население во все большей мере ощущало, что «чужаки» отнимают у них работу, а это неминуемо усиливало социальную напряженность. Весьма значительная мусульманская диаспора в Германии, где безработица находится на уровне 6 %, вызывает совершенно другие проблемы, чем в Барселоне, где более 20 % населения не имеют работы.

Мировой экономический кризис вызвал глубокий раскол в Европе. Южная Европа переживает его последствия гораздо более тяжело, чем Северная. Не знаю, может быть, эта тяжесть несколько смягчается другим отношением к жизни и ее проблемам, характерным для средиземноморских народов. Но отличия Южной Европы от Северной проявляются и в других областях. С точки зрения физической географии Южная Европа является более холмистой и неровной местностью, чем Северная. Исторически путешествия по югу представляли бóльшую сложность, а с военной точки зрения армиям было труднее прочесывать местность в поисках врага. Кланам было легче выживать в условиях внешних вторжений, а семья, понимаемая в самом широком смысле, могла быть более прочной основой общества, чем абстрактное понятие нации. Рим находится далеко за морями, за горами от Сицилии, а Македония — от Афин; те же, кого вы любите — вот они, рядом с вами. В то время как северные равнины предоставляли мало возможностей спрятаться и укрыться, на юге было много укромных уголков для этого. В наше время Южная Европа, конечно, состоит из национальных государств, но южный национализм к какой-то мере можно считать более мягким и менее «абсолютным», что ли, по сравнению с национализмом северным. Чтобы понять эту мою мысль, сравните итальянский фашизм с немецким нацизмом — как говорится, почувствуйте разницу. Фашизм носил заметно более опереточный характер и был более гибок в своих доктринах, чем нацизм.

Я, конечно, не являюсь первооткрывателем именно этих различий между югом и севером Европы. Но подробно останавливаюсь на них и описываю их, может быть, излишне подробно для того, чтобы еще раз подчеркнуть их наличие и важность. Индустриальная революция произошла на севере, в результате чего то, что ранее было богатейшей частью Европы — Средиземноморье с его важнейшими торговыми путями, стало беднее севера. Южная Европа постоянно в течение уже многих десятилетий плетется в хвосте у Северной. Я утверждаю, как и многие другие, что у южан наличествует отличное от северян ощущение жизни, представление, как надо жить и относиться к реальности; и одновременно южный характер в меньшей степени, чем северный, закалился в борьбе с естественными, природными трудностями. При этом нельзя сказать, что южане мало и плохо работают, — каждый, кто видел в деле греческих рыбаков или испанских фермеров, скажет, что это неправда. Но в их жизни значительно меньшее место занимает глубинное ощущение настойчивой необходимости, срочности, безотлагательности в сравнении с тем, что имеет место на севере. Наступление зимы не означало неминуемую смерть, если ты по каким-либо причинам к ней не очень хорошо подготовился. Поэтому внутренняя дисциплина, необходимая в индустриальном обществе, на протяжении всего существования цивилизации там казалась менее важным жизненным фактором. Можно много говорить об этих особенностях, даже романтизировать их, но в сухом остатке надо просто запомнить, что южане ведут себя иначе, чем северяне.

Возможно, разница в манере поведения и в стиле жизни на юге Европы объясняет некую общую праздность южных народов, возникающую под воздействием южного климата, что, без сомнения, ощущают многие немцы. Возможно, она объясняется также особенностями рельефа южных территорий. Или отсутствовавшими у них преимуществами, связанными с существовавшими у северных стран колониальными империями. Возможных объяснений много, но факт остается фактом: Южная Европа пережила кризис 2008 года и переживает его последствия иначе, чем Северная. Причем разделение на Север и Юг по реакции на финансовый кризис происходит даже внутри некоторых стран. Французский президент Франсуа Олланд как-то заявил следующее: «Является ли Франция североевропейской экспортно ориентированной державой? Или средиземноморским должником с зависимой экономикой? Ответ “да” на оба этих вопроса».