Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Наткнувшись снова на магистра Руанно.

Кьяра почувствовала, насколько легче ей общаться с ним теперь, когда он разодет во все эти шелка и кружева, словно актер для праздничного шествия. Пышный наряд придворного отделял его от той первозданной силы, в образе которой он являлся ей в ее сновидениях, навеянных соннодольче. Но даже несмотря на это, она была намерена по возможности избегать его.

— Ну, насчет рождения я еще понимаю, — сказал он. — Особенно сегодня, когда мы празднуем поклонение волхвов новорожденному Христу и радуемся счастливому известию от великой герцогини. Но смерть? Чья смерть?

— Пустяки. Просто разговор.

Она хотела было отвернуться, но он взял ее за запястье, чуть ниже кромки рукава, там, где кожа была обнажена. Это было легкое обычное касание — любой другой мужчина мог бы дотронуться до нее точно так же, прося задержаться, продолжить разговор, пригласить на танец или еще что-то. Но это прикосновение вернуло ее в сновидения соннодольче, где Руан стискивал кисти ее рук, разводил их в стороны, склонялся над ней во тьме и что-то шептал, почти касаясь своими губами ее рта… Все ее тело оцепенело, словно обожженное огнем. Дышать стало тяжело, и она выдернула руку. Он потянулся за ней снова, но потом передумал. Почему? Удивился ее реакции? Или своей собственной?

— Так о чем вы говорили? — Он больше не пытался прикоснуться к ней, но вместо этого еще ближе придвинулся, так чтобы оказаться между ней и остальной комнатой, чтобы никто другой не смог ее увидеть. В его черных глазах читались задумчивость и неуверенность.

— Ни о чем. Ровным счетом ни о чем. Позволь мне уйти.

— Я тебе не верю.

Она не посмела вымолвить слово соннодольче, уж точно не здесь, где проходящий мимо вельможа или хохочущая дама могут услышать это слово и заинтересоваться, что бы оно значило. Однако ей не терпелось рассказать кому-нибудь об этом, и Руан — единственный, кто подходил для этой роли. Она склонила голову и тихой скороговоркой произнесла:

— Жидкость. По одной капле на запястье раз в семь дней. Она на тебя действует?

Не поднимая головы, она почувствовала его реакцию. Словно кто-то ударил его.

— Как? И ты тоже? — спросил он.

Все так же не поднимая головы, она лишь кивнула в ответ.

— Мне снятся сны, — медленно произнес он. — Они куда живее всех снов, что мне снились раньше. Мне кажется, будто я дома, в Корнуолле, брожу вдоль утесов и вдыхаю морской воздух. Затем я вхожу в Милинталл Хаус и брожу по комнатам. Оказывается, что там, в этом доме, есть множество комнат, которых я никогда раньше не видел и знаю о них только по рассказам моей матери. Потом я спускаюсь в Уил Лоур, отцовскую шахту, мою шахту, где медные жилы идут так глубоко, что их никогда не исчерпать, а я сам уже не безымянный полуголый мальчишка, таскающий глыбы на поверхность, а хозяин всего этого.

— Ты видишь свой дом, — повторила Кьяра. По словам Руана можно было предположить, что это была большая усадьба. И этот рудник… Как получилось, что он оказался безымянным мальчишкой, которому пришлось дробить каменные глыбы? Неужели он незаконнорожденный сын? Может быть, поэтому он всегда казался наполовину рабочим, наполовину придворным?

— Да, — сказал он. — Мне кажется, эта жидкость показывает то, к чему ты больше всего стремишься в этом мире.

— Это все, что ты видел? Твой дом?

— Нет, не все, — он смолк. Интересно, мечтает ли он об Изабелле и о том, как он отомстит великому герцогу за ее смерть? Потом он с нежностью спросил: — А ты что видишь, тароу-ки?

— Что это значит? — спросила Кьяра. Он произнес это слово так, будто оно означало что-то вроде ласкового прозвища домашнего питомца.

— Ничего особенного. Не думай об этом. Расскажи мне лучше о своих видениях.

— Не помню, — соврала она. — Просто вижу сны. Иногда мне снится то, о чем мечтаю, а иногда — то, чего я больше всего боюсь.

Несмотря на дружелюбный настрой Руана и ласковые прозвища из его уст, она бы скорее умерла, нежели рассказала ему все начистоту. К тому же, если соннодольче показывал самые желанные вещи, то больше всего ей хотелось увидеть себя с ясной головой и с философским камнем в руках.

Он не стал настаивать. Неужели он догадался о ее маленькой лжи?

— Интересно, какие видения посещают великого герцога? — очень тихо сказал Руан. — Он очень сильно изменился за те одиннадцать лет, что я его знаю. Да, он всегда был мрачен и меланхоличен, склонен запираться в своей лаборатории. Но он никогда не был жестоким человеком. Я бы никогда не подумал, что он может совершить убийство беспомощных женщин, убийство собственной сестры и кузины.

Кого он имел в виду, когда говорил о беспомощных женщинах? Наверняка он знает о повитухе и музыкантше.

— А ты не знаешь, когда он начал… ну, я имею в виду, принимать эти капли?

— Не уверен, но, думаю, с момента своей женитьбы. Примерно в это же время он сделал Бьянку Капелло своей любовницей и, наверное, опасался, что императорские агенты могут отравить его за то бесчестье, на которое он обрек сестру императора, свою супругу. Тот алхимик, что создал эту жидкость, по-видимому, сбежал в Австрию. Поэтому у великого герцога могли появиться основания бояться именно этого вещества.

— Могу себе представить… За одиннадцать лет эта жидкость могла и вправду свести его с ума. Как ты думаешь, что он видит в своих снах?

— Не знаю. Подозреваю, что он видит философский камень и всю ту власть, которую он ему принесет. А может быть, ему снится, будто его родители воскресли из мертвых и просят у него прощения за то, что любили его братьев и сестру больше, чем его самого. Словом, весь мир выражает ему почет и уважение…

— Мы должны остановиться. Не стоит привыкать к ядам, если есть опасность, что эти капли подействуют на нас таким же образом.

Он посмотрел на Кьяру. В его взгляде читалась твердая решимость.

— Я не остановлюсь, — сказал он. — Не остановлюсь, пока не верну Милинталл Хаус и Уил Лоур. Я должен их вернуть в реальной жизни, а не только во снах.

Остановится ли она сама? Откажется ли она от того могущественного Руана, который приходит к ней и захватывает все ее существо после одной-единственной капли сонно- дольче, упавшей на ее запястье?

— Кроме того, — добавил он, — у нас появилась отличная возможность развить сопротивляемость яду. Великий герцог…

Шелест платьев и глухой ропот пронеслись по залу, как будто все собравшиеся разом обернулись и зашептали. Так оно и было. Кьяра отступила в сторону, чтобы посмотреть, что там такое произошло, а Руан, не прикасаясь к ней, вытянул руку вперед, словно пытаясь ее защитить.